Мне очень жаль Иркутск. Могу составить огромный список талантливых и очень
симпатичных мне людей, оставивших за последнее время этот город навсегда. На днях
встретила экс-иркутянина, с которым не виделась больше года. Здесь
он в командировке. Живет в
Питере. Доволен. Есть интересная работа. Вот еще и подруга на днях объявила о решении
уехать из Иркутска. Практически сидит на чемоданах. «Что-то надо делать», — бесконечно
повторяет она, жалуясь на бытовую неустроенность на фоне карьерного застоя.

Года три назад топ-менеждер одной московской компании поставил Иркутску диагноз:
город будет жить в постоянном дефиците талантливых бизнесменов. Они не появятся
здесь в большом количестве потому, что им невозможно будет себя реализовать.
Потенциально хорошие управленцы оставляют этот город, так и не успев себя проявить.
Они едут в столицу, там их с удовольствием нанимают ФПГ. «А что здесь делать? Шансы
начать свое дело близки к нулю», — рассуждал мой собеседник. А крупным корпорациям,
пополняющим список своих активов за счет собственности в Иркутской области, проще
привезти с собой лояльных менеджеров, которые будут работать на заданную цель. И
ничего личного.

Иркутск утратил славу города возможностей. Город, заметьте, с лучшими в мире
зрителями теряет свою театральную эксклюзивность. Его навсегда оставил незаурядный
режиссер Вячеслав Кокорин. Уехал восхитительный мим Валерий Шевченко.

Но мы упрямо продолжаем называть себя столицей Восточной Сибири. Не есть ли это
чудовищная переоценка своего места на карте? А виновница такого положения дел, стало
быть, глухая провинциальность.

Я взяла книгу очерков об Иркутске. Меня интересовал действительно столичный период
жизни города: середина 19 века — начало 20. Тогда он был центром губернии,
простиравшейся от Енисея до Амура, половина современной России. Важно понять, чем
теперешний Иркутск отличается от тогдашнего. Может, Антон Павлович Чехов излишне
льстил Иркутску, описывая его в своих письмах?

«Иркутск — щеголь; ни в одном из сибирских городов не найдете таких магазинов с
предметами роскоши и изящного вкуса…» — писал современник Чехова. Город
действительно был очень богатым. После пожара 1879 года, когда он выгорел дотла и
только недвижимости Иркутска был нанесен ущерб на сумму 7,5 млн. рублей, его
восстановили за восемь лет. Строительный бум совпал с расцветом ленской
золотопромышленности. Разбогатевшие иркутские купцы вкладывали крупные
инвестиции в жилищное строительство, жертвовали капиталы, финансируя возведение
зданий для училищ, больниц, приютов, театра.

Правда, выяснилось, что, несмотря на богатый антураж, Иркутск и тогда не был особо
обустроен. Сибирский торгово-промышленный ежегодник в 1913 году писал, что,
несмотря на свой внешне европейский вид, Иркутск не может похвалиться многими
удобствами, ставшими необходимостью культурного человека. Нет ни конки, ни трамвая,
водопровод пока еще не устраивается, и только присутствие в самом городе красавицы
Ангары, которую жители, несмотря на все усилия, пытаются загрязнить, спасает город от
губительных эпидемий. В этом смысле современный Иркутск стал достойным
преемником Иркутска старого.

Очевидно, что сильной стороной города была толерантность. Здесь уживались
православные, раскольники, католики, протестанты, грегорианцы, иудеи, магометане,
буддисты, шаманисты. Быстрее, наверно, чем в других городах, росла еврейская диаспора,
которая с середины 19 века к 1910 году она увеличилась в 30 раз, до 6 тыс. человек,
как отмечают статистику историки. А когда в европейской России обострился еврейский вопрос,
губернские и церковные власти края сделали все возможное, чтобы избежать погромов.

Сын иркутского генерал-губернатора Игнатьева, вспоминая свое детство, писал, что в
Иркутске очень мало интересовались происхождением, и в доме родителей весело
танцевали евреи Кльмееры и гвардейские адъютанты отца, богатые
золотопромышленники и интеллигенты — ссыльнопоселенцы, скромные офицеры
резервного батальона. Такое пестрое сообщество было немыслимо ни в одном городе
центральной России, тем более Петербурге.

В Иркутске не было места сословным и национальным предрассудкам. К концу 19 века в
городе плотно обосновались китайцы, армяне, татары. Здесь осело очень много польских
ссыльных. Кстати, до поляков в Иркутске не было приличных ресторанов и гостиниц. Это
они организовали первые в городе производства колбас и кондитерских изделий. Город с
благодарностью принял их вклад в свое развитие. А когда в 1883 году поляки получили
право вернуться на родину, большая их часть все равно осела в городе.

Историки отмечают особое чувство собственного достоинства, отличавшее иркутян. Оно-
то и позволяло горожанам избегать социальных конфликтов. Хотя город в этом смысле
был невероятно контрастным. Годовой доход горожан колебался от 50 рублей до 50 тыс.
До сих пор в городе почитают меценатов и благотворителей Сибиряковых,
Трапезниковых, Сукачевых, Медведниковых.

Историки отмечают, что особенностью Иркутска позапрошлого века было три уровня
власти: городское самоуправление, губернская администрация и Иркутское генерал-
губернаторство. К тому же Иркутск отличался уникальным подбором чиновников. «Эти
чиновники, иногда с университетским образованием, поднимали в местном обществе не
только запросы внешней культуры, но и приучали его интересоваться вопросами
общественной и государственной жизни».

От Иркутска, который мне больше нравится, нас разделяет сто лет. И не вина города в
том, что он стал бесконечно провинциальным. Проблема в людях. Ведь провинциальность
— это не только грязные улицы и фасады, выкрашенные кусками под недавно
открывшийся офис. Ведь важно еще, как мы сами воспринимаем все то, что нас окружает.
Современный Иркутск замкнулся на сиюминутных проблемах, отчего и стал очень
неприветливым.