Ермаков возглавляет одно из наиболее крепких хозяйств не
только района, но и всего Усть-Ордынского Бурятского
автономного округа. Мало сказать, что человек он
неравнодушный, беспокойный, немного даже
импульсивный. О многом не может говорить спокойно. И в
словах о том, что могли не выжить, мне почудилось
некоторое преувеличение. Ведь в 90-е годы падали одно за
другим хозяйства в этом и других районах, уходили в
небытие, а «Русь» (тогда это был колхоз «60 лет
Октября») стояла и стояла. Сыграло свою роль то, что
рыночные реформы предприятие встретило, имея немалый
экономический и производственный задел. Отдадим должное
крепким трудовым традициям его коллектива. Не следует
умалять и значения сельских вожаков. Со дня своего
образования этого колхоза все три его председателя были
настоящими лидерами, сильными, инициативными. С
наступлением новых экономических условий хозяйство стало
приспосабливаться к иным правилам игры, сознавая, что
теперь еще больше, чем когда-либо, успехи зависят от
него самого. Ставится мельница, открывается пекарня,
дешевым хлебом обеспечивается свое население, а также
соседних деревень. Хотя только хлебом дело не
ограничивалось.

К сожалению, рассказывая о вхождении села в рынок,
многие СМИ свои повествования заканчивают как раз вот
этим, описанием положительного решения сегодняшних
хозяйственно-финансовых задач. Между тем честному
сельскому руководителю работается сегодня намного
труднее. Иному порою кажется, что все против него.
Но об этом чуть позже. А пока повторюсь: всем
бедам назло ОАО «Русь» сохранилось.

И вот на это сохранившееся хозяйство положил глаз
Иркутский масложиркомбинат. Что ж, имеет
моральное право. Ведь
до этого два мертвых предприятия поднял
производство там заново создал, люди работу получили.

— Благодаря масложиркомбинату удалось купить три
сеялки, комплект машин для сенаж-упаковки,
кормоуборочный комбайн «Дон-680» и так далее, — говорил
уже во время недавней беседы Ермаков. — Зерновых в
прошлом году посеяли на 150 гектаров больше. —
Урожайность? 15 центнеров. Кормов немало заготовили.

Сейчас в хозяйстве надаивают по 6,8 килограмма молока
на корову, или на полтора килограмма больше
прошлогоднего. К тому же на 70 коров возросло дойное
стадо. Насколько увеличилось
производство молока, подсчитать несложно.
Но не для того брал Иркутский
масложиркомбинат отдаленное хозяйство, чтобы
имеющимися результатами удовлетвориться. Уже в этом
году дойное стадо должно возрасти до 600 коровушек.
Закуплен племенной скот — чуть ли не полтораста
телочек.

— Работы, работы теперь… — продолжал Сергей
Николаевич. И тотчас же, не меняя интонации, спросил: —
Вы помните ситуацию позапрошлого года? Она снова
повторяется.

Вот тебе раз. Лично у меня была в позапрошлом году
надежда, что все само собою утрясется и не
будет соседский скот поганить хлебные поля, а тут…
Впрочем, это слишком серьезная тема.
Сначала немного предистории.

Четыре колхоза находились когда-то в одной зоне или,
точнее, в одном кусте: «Сибирь», «60 лет Октября»
(нынешняя «Русь»), имени Кирова и имени Карла Маркса.
Производили они немало хлеба, мяса, молока. О том,
насколько успешно работали, говорят хотя бы некоторые
факты и цифры. Так, вечно отстававший и безнадежный в
прошлом колхоз имени Кирова с приходом нового
председателя Юрия Борисовича Борхоева стремительно пошел
в гору. В 80-е годы здесь получали от каждой из 600
коров по 3200—3400 килограммов молока. Среднесуточные
привесы на откорме составляли 800 и более граммов. Имело
хозяйство более двух тысяч овец. В иные годы урожайность
зерновых поднималась до 24-26 центнеров. Все это
позволяло получать немалые прибыли. Сегодня нет такого
хозяйства. Сыграло свою роль не только директивное
указание о реформировании колхозов и
совхозов, но еще в большей степени государственная
политика, нацеленная на свертывание коллективного
производства, а затем и удушающие экономические условия.
Если помните, то первыми на дно пошли
те предприятия, где руководство было
послабее, где раньше пали духом. В числе таковых и
оказался колхоз имени Кирова, к тому же Ю.Б.Борхоев в то
время руководил уже не хозяйством, а всем Осинским
районом.

Вот какие изменения произошли в том колхозе в годы
аграрных реформ: из 1800 голов общественного скота часть
порезали, других сдали на мясокомбинат, третьи пошли в
счет невыплаченной заработной платы. Не пожалели даже
Онгосорскую племенную ферму, где элитные коровенки
давали по 3600 килограммов молока. Нет и шести овечьих
отар. Тоже пошли под нож. А потом взялись за лошадей.
Одних съели, других по дворам разобрали.

Другой лидер, гордость района и округа, колхоз имени
Карла Маркса «умирал» медленнее и мучительнее. В свое
время его председатель Олег Борисович Баторов, который в
молодые годы принял хозяйство, очень многое сделал,
чтобы вывести его в лучшие. Помню давние поездки туда.
Сколько молодых девчушек работало там доярками! И как
работали! Лучшими в области считались те фермы. Тон
задавали пожилые телятницы. У них почти не было падежа.
Сам Олег Борисович на удивление быстро схватывал самые
последние новинки и внедрял их у себя. Безнарядные звенья по
возделыванию корнеплодов, хозрасчетные пятницы,
внутрихозяйственный расчет, бригадная специализация,
активное строительство жилья, позволившее за год чуть ли
не двадцать квартир сдать.

Но… Когда-то древние говорили: наши
недостатки суть продолжения наших достоинств.
Формально так и здесь произошло. Избранный народным
депутатом СССР, а затем и членом Верховного Совета,
Баторов быстро попал под влияние набиравшего силу
демократического движения. Приезжая в
столицу, я часто останавливался у него, и мы, как
правило, подолгу спорили, но переубедить друг друга не
могли. Попав под влияние таких идеологов аграрного
реформирования, как академики Тихонов и Емельянова,
которые ориентировали сельское хозяйство на
разукрупнение, превращение крупных колхозов в небольшие
коперативы, Баторов взялся настраивать специалистов
своего бывшего колхоза на такое преобразование. Это
стало началом конца.

Если в 1989 году колхоз имени Карла Маркса произвел 69,5
тысячи центнеров зерна, то уцелевшее на этой
территории коллективное хозяйство (ООО «Хокта») в 2004
году намолотило где-то полторы тысячи центнеров хлеба.
Производство зерна упало в 40 с лишним раз. В том же не
столь далеком 1989-м колхоз произвел 25930 центнеров
молока, в минувшем году — 16 центнеров. Кстати, если
зерновым производством занимается одна «Хокта», то
товарным животноводством — лишь один кооператив
«Онгой». Не везет преемникам знаменитого когда-то
колхоза. В 1998 году в Мольте, где когда-то была
прекрасная ферма, пало более 80 голов молодняка, а в
Онгое погибло тогда свыше 90 процентов телят. В минувшую
зимовку из-за страшной бескормицы сдохло еще 89 голов
скота. В конечном счете если раньше в коллективном
хозяйстве имелось примерно 2600 голов скота, то теперь
осталось всего 63 головы, из 800 коров сохранилось 23.
Раньше в колхозе была крупная откормочная площадка, где
содержалось до 600 бычков, привесы получали отменные.
Сейчас ни площадки, ни откорма, ни мясного производства.

Там, где когда-то были колхозы имени Карла
Маркса и Кирова, появились фермерские хозяйства,
часть из них прекратила свое существование,
но и у более крепких объем производства,
выпуск товарной продукции у них незначительны.
Поэтому поля уже не засеваются, по
фермам бродят кошки и собаки, закрыты,
разграблены мастерские и гаражи. Между тем в тех
местностях, Каха-Онгойской и Бур.Янгутской проживает
более 1300—1600 человек. И все должны питаться,
одеваться, детей растить. Но где на все это деньги
заработать, если нет работы? В ответ порою
слышится успокоительное: «Теперь на селе личным
подворьем живут. Знаете сколько скота у
населения?!» Сколько скота у населения, я точных цифр не
знаю, знаю другое: чем больше скота, тем
больше кормов требуется. А где их взять? Как их взять?
Одной литовкой много не накосишь. К тому же ей нужны
концентраты, зеленка, солома. Где все это заготовить, если
поля хлебом не засеваются, однолетние травы не сеются?

В итоге, хотя у развалившихся хозяйств почти все поля
пыреем покрылись, но начнут подниматься хлеба или
зеленеть однолетние травы в ОАО «Русь», как потянулись
туда с Бур.Янгут, Мольты и Онгоя, Лузгинова и Осы
коровы, телки и быки. Сколько бы нам ни говорили, что
частная собственность воспитывает хозяина,
в сегодняшней жизни все оказалось
сложнее. Развал колхоза повлек за собой распад сельского
уклада и традиций. Свыше 400 личных хозяйств находятся
на территории Бурят-Янгутской сельской администрации, и
ни одно из них не может выделить мужиков или парней на
пастьбу скота. Да, раньше тоже были сложности с
пастухами. И не только здесь. Но проблема решалась. В
Бур. Янгутах с этой ситуацией. похоже, смирились.
Смирились, возможно, еще и потому, что своих посевов
почти нет, а чужие травить не жалко. Потому-то днюет
и ночует скотина в чужих посевах, жиреет и толстеет
на дармовых хлебах.

Уж сколько ругалось по этому поводу руководство ОАО
«Русь» со своими соседями, укоряло их, предлагало свою
помощь в найме пастухов. Но с кем вести серьезные
переговоры? Колхоза нет, сельская администрация уже не
обладает такими полномочиями. В прошлом потравы
случались, и не только в этой местности. Но тогда с этим
злом боролись. Сельские сходы, общие колхозные собрания,
сельские Советы определяли меры наказания. Случалось,
зашла частная буренка в хлеба — плати, хозяин, к
примеру, 50 рублей. Председатель ли ты, тракторист —
значения не имеет. Один председатель колхоза, измученный
этой борьбой, как-то в приступе гнева аж двух
свиноматок, зашедших в клуб, подстрелил. Шуму было
много, выговор по партийной линии вынесли, зато лучше
смотрели хозяева за своими чушками. Сложнее было со
скотом из чужих хозяйств, но все равно виновные несли
издержки.

Сегодня положение иное. Наше ОАО поставило объездчиков,
которые должны не допускать живность на поля, но где за
всем уследить? А скотина — она и есть скотина. Ладно бы
поела, насытилась и ушла, так ей мало всего этого. Ей
надо поле пройти, найти что получше, где-то в
понравившемся местечке полежать, отдохнуть, вздремнуть,
словом, не столько съест, сколько истопчет,
испоганит. И потому ущерб от потрав колоссальный. Не
случайно само слово «потрава» звучит как-то зловеще и
имеет корневую основу с другим страшным словом.

Летом позапрошлого года не выдержали специалисты ОАО
«Русь». Сколько, мол, еще терпеть? Мы эту землю пахали,
засевали, столько труда вложили, горючее затратили, и
теперь все коту под хвост? Собрался народ и давай
выгонять со своих полей чужую скотину.
Если память мне не изменяет, около полутора сотен
голов погнали тогда к себе. Закрыли их в гараже,
поставили вооруженную охрану. И давай вести переговоры с
соседями. Платите деньги за причиненный ущерб и тогда
получите своих коров, бычков и т.д. А там, за бугром,
только усмехаются. «Еще чего. И вообще, кто вам сказал,
что это все наши? Они, может быть, из другой деревни
пришли, из Онгоя или Мольты, а вы теперь с нас деньги
слупить хотите. Не выйдет».

В телефонных разговорах да устных беседах они могли
сказать все что угодно да покуражиться к тому же. А вот
ежели скотина подохнет от голода, то хозяин мигом
сыщется и иск уж точно предъявит. Чтобы не случилось
этого, регулярно подвозили к гаражу корма, воду. День
кормят чужой скот за спасибо живешь, второй, третий, а
на пятый налетели ухари-соседи, нейтрализовали охрану
(не будешь же стрелять в живого человека), сорвали замки
и выпустили весь скот. На этом история с сохранением
общественной собственности и закончилась. В какие
бы двери ни стучались потом специалисты «Руси», ответ был
один: что мы можем сделать? И поскольку невозможно
теперь применить строгие меры, то потравщики чувствуют
себя безнаказанными. Мало того, кое-кто из них пытается
еще угрожать наиболее строптивым защитникам общественной
собственности. Только попробуйте, мол, тронуть нашу
животину. Мы же по одним дорогам ездим.

— Вы правы в том, что раньше мы получали более высокие
урожаи. Да, брали на круг по 20 и более центнеров
зерна, — признает Сергей
Николаевич Ермаков. — Но тогда и потрав таких не было.
Если взять минувший год, то центнеров пять недобрали
из-за этого. Своих наказываем жестко — лишаем того,
другого, третьего, а чужих как накажешь?

— Деревня сегодня деградирует, — говорили мне старые
аграрники Осинского района. — Дело не только в пьянстве.
Один «воруй-лес» чего стоит. Личных лесовозов в селах
больше, чем когда-либо было в самих колхозах или
совхозах. У кого-то чуть ли не свои деляны в тайге.
Срубил, перепродал. А ночные заработки никогда до добра
не доводят. Столько конфликтов сейчас… Ссорятся,
ругаются между собой. Каждый раз разбираться надо. Но
если прижмет или кто-то затронет их нечистоплотные
интересы — тут же сбивается стая человек в пятнадцать, и
понеслось. Как в том случае с освобождением скота.

— Вы думайте, один только Осинский район страдает
от потрав? А наш Качугский, а другие? — задавал мне
риторические вопросы начальник райсельхозуправления
Михаил Иннокентьевич Жданов. — Коров, телят увидел —
еще можно выгнать, а что делать с лошадьми? Иная за день
километров двадцать отмахает, и ей хоть бы что, а ты
гоняйся за ней. Коней-то много у частников, и
никто их не пасет. Законодательная база? О чем вы
говорите! Загнал чужую корову — и не дай Бог что-то
случится с ней. Отвечать будешь. Пишешь одну бумагу,
другую. Время идет, а ее надо поить, кормить, доить.
Подстрелишь ее в поле сгоряча или на мясокомбинат
отправишь — по судам затаскают, платить заставят.

А вот что говорит Капитолина Петровна Щапова,
председатель Качугского райпотребсоюза, в ведении которого
находится сельхозпредприятие ООО «Краснояр»:

— Загнали мы как-то лошадей тридцать. Замучили нас
потравами. День кормим, второй. Все ждем, что хозяева
объявятся и мы взыщем за потравы. Никто не
приходит. Обратились в прокуратуру, а нам разъяснили:
«Только через полгода вы можете делать с ними все,
что угодно. А пока держите у себя. Это не ваша
собственность». Полгода держать, поить, кормить? Себе
дороже обойдется. Пришлось выпустить их. Ну хоть бы
бирковали их хозяева. Тогда можно было бы знать,
к кому претензии предъявлять.

От потрав стонут в области и в округе, фермеры и
сельхозпредприятия. Если в дореволюционное время с этим
злом всем миром боролись, в последующие десятилетия
принимались местные законы, то сегодня уже нет тех
традиций, не
решается законодательно вопрос. Потому-то жалоб по этому
поводу — масса. И у многих возникает один и тот же
вопрос: «Для кого мы сеем, для кого свои сенокосы и луга
обихаживаем?». Кто ответит на этот вопрос? Может быть,
свое слово должны сказать областные и окружные власти?