В один из мартовских дней 1744 года из Тобольска прибыли двое военных, один в чине капитана, другой – подполковника. Держались оба свысока, о цели командировки с важностью сообщали: «посланы для государевой всенародной переписи». Но скоро пообтёрлись, стали откликаться и просто на Степана Угрюмова и Сергея Плохова. Дальше – больше: пристрастились к творожным шаньгам, брусничным таркам, а ещё паче – к подающим их Аннушкам да Пелагеям. Однако при явной симпатии к слабому полу ни одну из женщин, девушек, девочек в переписные листы не включили – «потому как не было им на то никакого указа».

Лишь третья из сибирских переписей (1761 года) приняла в расчёт женщин – но и после их долго ещё «забывали» пересчитать; скажем, в 1775 году, сообщая о численности населения, иркутский летописец ограничился записью: «4175 душ мужского пола, не считая войск».

«Оказывается, и женщины могут быть неплохими врачами»

В 1892 году иркутский генерал-губернатор, отложив дела, отправился в музей, на публичную лекцию «О болезнетворных бактериях». Вовсе не из интереса к биологии и медицине – предметом губернаторского любопытства стало то, что в роли докладчика на сей раз выступала женщина, доктор Яковенко. «Иркутские губернские ведомости» торжественно сообщили, что её выступление стало первой дамской научной лекцией.

Между тем ещё в 1882 году более 130 женщин в Иркутске управляли торговыми, промышленными и ремесленными заведениями, 30 женщин работали приказчиками. А к началу XX века в редакцию газеты «Восточное обозрение» вошла Вера Александровна Лушникова, исполнявшая после и обязанности редактора.

В 1901 году, когда женщин допустили к преподаванию в подготовительных и начальных классах коммерческих училищ, газеты злословили, что причиной тому является желание Министерства финансов сэкономить на женском, более дешёвом труде. Предубеждение против «слабого пола» было так сильно, что даже устав Общества взаимного страхования имуществ от огня содержал специальный 19-й параграф, запрещавший женщинам посещать собрания общества.

Подарок от графини Софьи

Даже обеспеченные семьи попадали в нужду, если кормилец-мужчина умирал, уходил на войну, становился инвалидом. Иные женщины ощущали такую беспомощность, что считали за лучшее принять раствор фосфорных спичек. В 1887 году жена генерал-губернатора Игнатьева, графиня Софья, устроила швейную мастерскую на 150 человек, которой и заведовала вместе с другими иркутскими дамами, не только обучая бедных женщин шитью, но и обеспечивая заказами. Кроме того, каждая из швей получала бесплатный обед и вечерний чай. Позже и госпожа Павлова открыла в Иркутске курсы кройки и шитья, давшие возможность заработка многим иркутянкам.

Но все эти начинания были исключительно плодом доброй воли отдельных неравнодушных и энергичных особ, как правило, приезжих. С их отъездом из Иркутска сворачивались и замечательные начинания, и тогда уже каждая из женщин выживала как могла.

И гладью, и золотом, и в отъезд

В квартире фельдшериц при Кузнецовской больнице молодая женщина Евлампия Майкова писала объявление для «Иркутских губернских ведомостей»: «Принимаю заказы на метку белья гладью, золотом и на разные вышивки. Могу ухаживать за больным, сопровождать больного в отъезде». Последнюю фразу Евлампия написала с большим сожалением, вздохнула и ещё раз оглядела комнату тётушки-фельдшерицы, очень удобно устроенную. Вот и она, Евлампия, могла бы так жить, если бы окончила фельдшерскую школу. Да Евлампия бы и рада, но как? У себя в Оёке почиталась она «шибко грамотной», а на иркутский аршин выходило, что образована очень мало – в Иркутске и барышня не барышня, если не гимназистка.

Для поступления в фельдшерскую школу надо было закончить четыре класса гимназии или прогимназии. Или выдержать экзамен за три класса, а потом ещё год проучиться в подготовительном классе фельдшерской школы. То есть нужно было 20 рублей на учёбу, да ещё где-то жить целый год, что-то есть. Отец, с Божьей помощью, и согласился бы помочь этот год, но дальше должны были последовать четыре учебных года, а на это у родителей разговор был короткий: «Остареешь, пока учишься, и так уже на двадцать первом году!»

Пусть бы и говорили, не беда, да вот только без родительского дозволения и в школу фельдшерскую не возьмут! А как славно было бы стать фельдшерицей и работать в Иркутске, который так полюбился Евлампии! Вон Татьяна Попова окончила Иркутскую хаминовскую гимназию и осталась здесь же надзирательницей. Конечно, лучше бы учительницей, но для этого одной гимназии мало, надобно ехать в Санкт-Петербург, на Высшие женские курсы. Как Калерия Яковлева, например. Она, после того как учительницей в Иркутске поработала, получила место начальницы гимназии в Кяхте.

Дверь в учительскую жизнь открывал и Иркутский Дворянский институт, но для крестьянки Евлампии он и в мечтах оставался закрытым. Правда, прогуливаясь вечерами по набережной, она то и дело поглядывала за ограду «благородного института», жадно запоминала фасоны воротничков, отвороты манжет мелькающих барышень. Тётушка, молчаливая и догадливая, очень кстати вспоминала какую-нибудь историю, из которой всегда следовало одно: даже после института надо думать, как обеспечить себя.

Чтобы взять рабочее место, его нужно сначала создать!

В доказательство фельдшерица рассказывала историю Марии Гавриловны Тюменцевой.

По окончании Иркутского Дворянского института её оставили классной дамой. Затем Марья Гавриловна преподавала в Иркутском женском училище, после чего устроилась гувернанткой в одно семейство на Урале. В Иркутск вернулась уже в 1868-м, не нажив капитала, но с прекрасной идеей, коей и заразила главного инспектора училищ Ричарда Карловича Маака, а через него и генерал-губернатора Михаила Семёновича Корсакова. Идея состояла в том, чтобы открыть в Иркутске первую в Восточной Сибири школу «Детский сад». И она в самом деле открылась в том же 1868 году и пять лет просуществовала исключительно на пожертвования иркутян. А дальше Марья Гавриловна добилась субсидий из городского бюджета. В пожар 1879 года Детский сад сгорел, у Марии Гавриловны остались только несколько книг и атлас. Но она не сдалась, продолжала занятия в одной из комнат Дворянского института, а потом в частном доме, пока иркутский меценат П.А.Сиверс не отстроил для Детского сада сказочный резной терем в центре Иркутска. А впоследствии Марии Гавриловне удалось отрыть ещё и частную подготовительную школу.

Слушая рассказы о Тюменцевой, Евлампия понимала, конечно, что Марья Гавриловна была женщиной необыкновенной, каких вряд ли встретишь в своём кругу. А другой круг закрыт, и лишь изредка долетают оттуда вести, одна другой удивительней. Говорят, например, что дочка умершего санитарного врача Писарева учится в Цюрихском университете и городская дума платит ей не только стипендию в 300 руб. в год, но ещё и такого же размера пособие.

В Оёке даже и представить не могут, как можно незамужней девице потратить такие большие деньги, и зачем ей дался этот Цюрих. Евлампия на такие суждения только улыбается и садится за новую вышивку – поработать и помечтать. И в мечтах устремляется далеко и видит себя уже почтово-телеграфной чиновницей – на иркутской центральной телефонной станции, в одной компании с купеческой дочерью Юлией-Марией-Вирджинией Розен, а также с дочерьми чиновника Романова, Ольгой и Екатериной.

Запоздавшее дозволение

Попасть на службу в телеграфное ведомство особам женского пола было сложно, но престижно. Дочери статских советников, выпускницы Дворянского института Варвара Сементовская, Анна Баккерт, Софья Вериго, Мария Делеско определялись сюда и постепенно продвигались от шестого разряда к пятому, от пятого – к четвёртому. Дальше четвёртого представления о возможностях женщин не заходили, но и это было достаточно серьёзное достижение, ведь даже низший, шестой разряд предполагал оклад в 440 руб. в год. А чиновница 4 разряда могла позволить себе двухмесячный отпуск в городах Европейской России. Другое дело, что на пике карьеры женщинам приходилось увольняться от службы – тогдашнее законодательство не предполагало декретных отпусков.

Опубликованный в июне 1901 года проект нового Устава гражданской службы торжественно сообщил, что отныне «женщины могут быть представляемы к почётным наградам, за исключением чинов и орденов» и «могут быть допущенными к должности врачей, а также по воспитательной, учебной и хозяйственной части, к должности акушерок, фельдшериц, аптекарей и провизоров, помощников начальников тюрем, смотрительниц женских отделений тюрем, надзирательниц, теле-графисток».

Больше всех над последним словом смеялась Варвара Григорьевна Сементовская, к тому времени бывшая телеграфной чиновницей почти двадцать лет.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.