Пасмурным октябрьским днём 1894 года к извозчичьей бирже в центре Иркутска подошёл, чуть покачиваясь, средних лет удалец в нательной кумачовой рубахе и с непокрытою головой. Придирчиво осмотрев экипажи, остановился на двух, проехался к соседней бирже и взял там ещё три лучших рессорных экипажа. В двух из них он усадил музыкантов, в двух — цыган, в пятом же расположился сам в окружении местных камелий и велел «ехать шибко, и не менее чем на сто рублёв».

Фартовые гуляют

На углу Поплавской* и Ланинской** сделал остановку, выставил цыган вдоль дороги и приказал «величать всяк проходящего». Потом заметил открытую лавку, заглянул и туда, скупил разом весь товар и с каким-то необъяснимым удовольствием стал разбрасывать под колёса проезжающим экипажам. Притомившись, скомандовал: «Ехай дальше!» — и исчез за углом.

— Фартовый гуляет, — переговаривались окрестные жители, поднимая с земли что кому приглянулось. — Что в дороге с прииска уберёг, то развеет в Иркутске. Всё как есть развеет, потому что известное дело: этаким удальцам приисковые деньги завсегда ляжку жгут.

Жгут, не жгут, а охотников сделать дырку в кармане приисковых рабочих находилось немало, и не только на безлюдных дорогах. 16 ноября того же 1894 года в разделе «Происшествия» «Иркут-ских губернских ведомостей» сообщалось: «Крестьянин из ссыльных Орлингской волости Киренского округа Василий Александрович Груздев, приехавший в Иркутск с приисков и остановившийся на квартире по Большой Блиновской улице*** в доме Елизаветы Игольниковой, числа 13 октября ушёл и до настоящего времени не возвратился, несмотря на то, что в квартире он оставил разные свои вещи».

«Сказания» о сибирских золотых самородках волшебным магнитом притягивали охочих до скорой наживы людей, часто с тёмным прошлым, тёмными инстинктами и привычками. Не случайно иркутяне так опасались наплывов приисковых рабочих. В конце сентября 1864 года непредсказуемая, неуправляемая стихия в более чем 3000 человек заполнила все питейные заведения и дома терпимости Иркутска. Пьянство, драки, скандалы возникали со всё возрастающей силой, а на подходе были ещё и рабочие Кругобайкальской железной дороги. Образовывалась настоящая «золотая пробка» — сущий кошмар для иркутской полиции, в такие дни не знавшей ни отдыха, ни передышки.

Всеобщее утяжеление

С тех пор как в сибирском ледяном сундуке было найдено первое золото, многие купеческие карманы отяжелели, ведь именно им, уже сколотившим из-вестный капитал, широко открывалась дорога в золотопромышленность. Вместе с этим тяжёлым металлом и сами они обретали особый вес в обществе. Основательней становились и их обязательства перед обществом, ведь от них теперь ждали особенных благодеяний. Эта атмосфера всеобщего ожидания со временем стала столь разряжённой, что и самые непосредственные из чувств, возникавших к новоявленным миллионерам, казались фальшивыми, основанными на корысти и расчёте. Иннокентий Михайлович Сибиряков с юных лет тяготился тем искусственным пиететом, которым окружали его просто потому, что он — сын и наследник золотопромышленника Михаила Александровича Сибирякова. В минуты обострения углубляющейся депрессии Иннокентий Михайлович лихорадочно, нервно освобождался от денег и кончил тем, что ушёл в монастырь. Наследница крупного золотопромышленника Юлия Ивановна Базанова в конце жизни затруднялась в общении с земляками: у неё возникло тяжёлое ощущение, что все подходят к ней, как к мешку с деньгами.

С открытием приисков утяжелились и обозы, следовавшие из Иркутска в Санкт-Петербург. Только с января по август 1885 года отсюда было отправлено более 1140 пудов золота, принадлежащего кабинету его величества, 96 — частным лицам и компаниям. В октябре 1868 года сибирские золотопромышленники купили для горного управления каменный двухэтажный дом на берегу Ангары и начали хлопотать об устройстве во дворе этого дома золотосплавочной лаборатории. Она и заработала в 1870 году, собирая шлиховое золото со всех приисков Восточной Сибири, исключая разве что Енисейскую губернию.

На Санкт-Петербургский Монетный двор выплавленное золото отправлялось четырьмя караванами, три из которых уходили летом и один — зимой. С каждым караваном увозились по 250 — 400 пудов золота, а в сентябре 1901 года из Иркутска отправился караван с 502 пудами общей стоимостью свыше пяти с половиной миллионов рублей.

В среднем за год отправлялось 1000 — 1300 пудов переплавленного золота, но бывало и больше: к примеру, в 1894 году на Монетный двор переправлено 1536 пудов, в то время как из Томска только 411, а из Екатеринбурга — 636 пудов.

Из плавильной лаборатории золото сдавалось подрядчикам-доставщикам в деревянных колодках по 25 пудов в каждой, перетянутых железными связями и скреплённых печатью.

Каждый ящик обвязывался четырёхсаженной верёвкой с наплавом, чтобы на переправах через реки золотой груз не затонул. Летом от Томска до Тюмени разрешалось везти золото на пароходах, а также и по железной дороге в специальном вагоне. С прокладкой рельс до Иркутска открылся и куда более удобный, безопасный и скорый путь на Монетный двор. Первый иркутский «золотой вагон» с 556 пудами прибыл в Санкт-Петербург 3 декабря 1898 года, проведя в дороге 16 дней. По тому времени это стало совершенным рекордом, ведь на лошадях золото доставлялось два долгих месяца.

А караван идёт

Трудно поверить, но о дате отправки золотого каравана непременно объявлялось в «Иркутских губернских ведомостях». Как правило, сообщение выходило спустя день-другой, но к этому времени золото проходило только малую часть пути, а дорога была единственной… Как правило, караваны уходили в июле, августе, сентябре и декабре. Изредка декабрьское золото отправлялось в январе, а июльское — в конце июня, но и в этом случае выяснить точную дату не представляло особой сложности.

Для охраны золота назначался конвой из расчёта: один человек на два золотых возка. Располагались конвойные каждый в своём экипаже, специально изготовленном, с простыми, но удобными сиденьями, защищёнными от непогоды. На поставку таких экипажей в Иркутске на торгах разыгрывался специальный подряд, и «Иркутские губернские ведомости» подробно описывали, какие предъявлялись к экипажам требования. Но о том, как готовили этих конвойных, какие к ним предъявляли требования, чем и как их вооружали, газета не распространялась, конечно, да вряд ли была об этом осведомлена. Но, кажется, в этом деле был редкий и безусловный порядок: никаких сообщений о попытках нападения на караваны не печаталось. Возможно, преступников останавливала крупная «расфасовка»: каждая колодка с золотом тянула на 25 пудов: где с такою спрячешься и как отломишь кусочек?

Иркутская золотосплавочная лаборатория с самого основания стала местом приёма высоких гостей, от великого князя Алексея Александровича до наследника престола, будущего царя Николая II, не говоря уже о различных иностранных особах, посещавших губернский центр. Даже воспитанницы Иркутского института благородных девиц однажды на каникулах пожаловали сюда — и были любезно приняты.

Зато солдаты из охраны покусились однажды на 33 фунта золота. Что гораздо больше, конечно, чем 30 серебряников, но счастья так же не принесло. Разумеется, всех виновных нашли, и все фунты водворили на место.

По-семейному

Кроме конвоя с золотыми караванами отправлялся сопровождающий. В каждом отдельном случае он назначался специальным распоряжением начальника Иркутского горного управления. К примеру, в 1893 году один из караванов поручено было сопровождать управляющему Иркутским солеваренным заводом инженеру Сосову, а июльский караван 1896 года ушёл под сопровождением помощника начальника горного округа Огельви.

Для сопровождающих так же изготавливались специальные экипажи, более поместительные, нежели у конвойных. И они, скажем прямо, не пустовали — на свободных местах провозились особо уважаемые члены иркутского общества. Скажем, в июле 1891 года с золотым караваном уехал Василий Корнилович Златковский, много лет отслуживший в Восточной Сибири на ниве образования и ушедший в отставку с поста директора народных училищ Иркутской губернии. Предложение Злат-ковскому места в золотом караване стало апофеозом прощальных завтраков с ним, обедов и ужинов, совместных походов в фотографию и обменов памятными презентами.

Если отправка золота совпадала с концом каникул, экипажи сопровождения заполнялись отгостившими у родных студентами столичных учебных заведений. И об этих «посторонних лицах» при грузе государственной важности также, не таясь, сообщали «Иркутские губернские ведомости». Да уж, образованная молодёжь в Иркутске девятнадцатого столетия, в самом деле, шла на вес золота.

___________________________________

*Красногвардейской

**Декабрьских событий

***Партизанской

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.