26 марта 1875 года иркутский губернатор объявил благодарность цеховому Мейеровичу за пожертвование Кузнецовской больнице туфель кожаных без задников 100 пар и с задниками 50 пар, двух пар кожаных рукавов для больных, одержимых душевными болезнями, и 4 пар тёплых, обшитых кожею сапог.

12 ноября 1885 года, в 80-летнюю годовщину мужской гимназии, освящены церковь и лазарет на 12 кроватей. Церковь открыта на 3 тыс. рублей, пожертвованных вдовой И.С. Хаминова, а также на средства, собранные родителями учащихся и педагогами. Лазарет устроен на средства купца Б.Г. Патушинского.

17 ноября 1887 года для противодействия оспенной эпидемии открыт городской оспопрививательный кабинет и при нём телятник. В ноябре 1892 года Высочайшим указом награждён серебряной медалью крестьянин, «оспенный ученик» Илгинской волости Верхоленского округа Иннокентий Ефимов – за оспо-прививание. В 1898 году Ю.И. Базанова пожертвовала 150 тыс. рублей на устройство в Иркутске бактериологической пастеровской станции.

25 июля 1901 года в Иркутске проездом остановились два профессора медицины из Чикаго – доктор Франк и доктор Цэн. Экскурсия их по городу завершилась, как и следовало ожидать, знакомством с городской Кузнецовской больницей. А весь следующий день американцы провели в операционных.

Прежде чем попрощаться, гости поинтересовались:

– В какой области медицины работал господин Кузнецов, чьим именем названа больница?

Прекрасный недуг

В ответ иркутские доктора улыбнулись и стали объяснять, что Евфимий Андреевич Кузнецов вовсе не был доктором. Но, как многие предприниматели той поры, он подвержен был «страшному недугу» под названием благотворительность. Это – старейшая из иркутских «инфекций», поразившая не одно поколение местных купцов. Известно, что на месте Кузнецовской больницы стояла Чупаловская, то есть построенная купцом Чупаловым и переданная городу в дар. Так же, как Кузнецов принял эстафету у Чупалова, нашлось много людей, продолживших начатое Кузнецовым. К примеру, генерал-губернатор Игнатьев собрал средства на постройку дополнительных корпусов – для хронических больных, а также для фельдшеров и прислуги. Один из наследников золотопромышленника Базанова, Пётр Александрович Сиверс, дал деньги на дезинфекционную камеру; другая наследница, Юлия Ивановна Базанова, отстроила дом для врачей. А смотритель Кузнецовской больницы Петелин, не имевший свободных средств, открыл вольную школу для детей больничной прислуги и нашёл трёх бесплатных учителей. Преподавал и сам, с неизменным, надо сказать, удовольствием.

Изумлённые американцы долго переспрашивали, делали пометки в дорожных блокнотах, но, кажется, так и не уяснили, «откуда есть этот феномен». Впрочем, слишком задумываться не стали и, едва поезд отошёл от Иркутска, заснули здоровым, крепким сном. А два доктора, провожавшие их до вокзала, всё бродили по берегу Ангары, продолжая начатый разговор.

– А ведь правда, наша благотворительность так многослойна, что непременно кто-нибудь остаётся забытым. Взять, к примеру, мещанскую Солдатовскую больницу: построена на деньги купца и по справедливости носит его имя. Но что бы была она без доктора Богословского? – вопрошал немолодой и достаточно грузный уже мужчина с тростью.

– Да, Андрей Николаевич не только заразил идеей своей Солдатова, но и подобрал для больницы подходящее место, подходящее здание, приспособил его и стал в нём работать – и работал, пока не умер, за скромнейшее, между прочим, жалование, – горячо поддержал его собеседник с энергичной походкой, всё время забегавший вперёд.

За Ангарой один за другим раздались три ружейных выстрела. Старший из докторов рассмеялся неожиданно молодо, взмахнул тростью и торжественно заключил:

– Но никто не помешает нам с вами думать, что палят сейчас в честь Андрея Николаевича Богословского!

Жест «шириною» в 150 000 рублей

27 сентября 1901 года по улицам Иркутска бродил мужчина в цилиндре, голубом подряснике и при этом совершенно босой. Мальчишки увязывались за ним, но, едва встретившись взглядом, отставали.

Один из прохожих, присмотревшись, поспешил в полицейскую часть. Другой направился в редакцию «Иркутских губернских ведомостей», и в номере от 20 сентября появилась заметка, вопрошавшая, отчего это сумасшедшие бродят по улице, в то время как в городской больнице для них открыто специальное отделение?

Идею открытия дома для душевнобольных в Иркутске достаточно долго продвигало Общество врачей Восточной Сибири. К октябрю 1878 года был готов и проект, но провести его в жизнь помог всё-таки случай: в декабре 1882 года в Иркутске праздновался трёхсотлетний юбилей присоединения к России Сибирского царства. И в разгар торжеств золотопромышленники И.И. Базанов и Я.А. Немчинов сделали жест «шириною» в 150 тысяч рублей, публично пообещав их доктору Брянцеву на устройство дома для умалишённых.

Но губернское чиновничество, решив «приобщиться и отличиться», подпортило дело: в руках столоначальников прекрасно задуманный дом стал всего лишь отделением городской больницы. И всё же Владимиру Аполлинарьевичу Брянцеву удалось создать для несчастных человеческие условия, перевести из подвала, где они пребывали прикованными, в специальных клетках, в удобные, хорошо освещённые помещения с постоянным доступом свежего воздуха. Удалось и опробовать передовые методики, в том числе и лечение приятным и полезным трудом. У Брянцева в отделении шили, вязали, выращивали превосходные огурцы, столярничали и плотничали в полное удовольствие. Всех выздоравливающих он отселял в отдельное помещение, которое выстроил на средства наследника Базанова – Петра Александровича Сиверса. А за Каей, у Чёртового озера, на уступленной городом даче в 30 десятин Брянцев обустроил прекрасную ферму, на которой пациенты его скоро шли на поправку.

«Советская» власть

Всё самое замечательное в Иркутске вообще прорастало в стороне от казны – самостийно, неорганизованно, но при этом прекрасно. Наследники Ивана Ивановича Базанова подарили городу первую в Сибири детскую больницу*, прекрасно оборудованную, с редкими для той поры водопроводом и электричеством. Купеческая жена Христина Яковлевна Колыгина открыла при общине сестёр милосердия амбулаторию, и 23 врача вызвались работать здесь за символическую плату, а городские аптеки согласились отпускать лекарства со скидкой. А купеческая вдова Александра Медведникова, давно уже проживающая в Москве, прислала 200 тыс. рублей на ремонт городской больницы. Два года спустя прибавила ещё полмиллиона на постройку больницы для хроников, причём с условием, что ни один человек не может быть выписан отсюда, если не даст на это согласие.

Медведниковская больница изначально, то есть со времени открытия в 1901 году, управлялась общественным советом; до 1874 года и в Кузнецовской больнице было «советское» управление, правда, потом канцелярия Главного управления Восточной Сибири устроила бумажный переворот и всю заботу о больнице «возложила на приказ общественного призрения». Эту обязанность он и «относил», по меткому выражению летописца, 18 лет – как мундир, который очень хочется снять, да не велено. Наконец в марте 1893 года даже самые косные из чиновников согласились вернуться к «советам».

Однако прошло восемь лет, и новая городская дума, высокообразованная и крайне демократичная, прибрала больницу к рукам и первым делом принялась составлять инструкции. Результат последовал незамедлительно: в считанные месяцы всё настолько запуталось и заформализовалось, что стало «легче умереть, чем попасть в Кузнецовскую», по выражению полицмейстера Янчиса.

«Свои больнички»

5 февраля 1894 года мещанин из ссыльных Захар Морозов, 53 лет, сбрасывая снег с крыши юнкерского училища, упал и сильно расшибся. В тот же самый час и крестьянка Федосья Щербакова, проживающая на Поплавской* улице в Иркутске, получила 9 ножевых ран от сожителя Осипа Авдонина. Пострадавшую Щербакову тотчас приняли на излечение в Кузнецовскую городскую больницу, Морозова же туда и не пробовали устроить, а прямиком направили в тюремный лазарет – как не имеющего вида на жительство. Ибо и при подаче самой необходимой помощи различали статус и положение. В болезни как никогда ощущалась та ступенька, на которой стоял человек.

Различные общества, едва зародившись, обзаводились собственными докторами, арендовали кабинеты для осмотра, приобретали необходимые медицинские инструменты. Многочисленные учебные заведения рядом с классами обустраивали сначала домовую церковь, а затем и небольшой лазарет. Никакие деньги на это, разумеется, не отпускались, но при поддержке купцов невозможное становилось возможным, и в соседстве с учебными аудиториями возникало уютное, полудомашнее пространство, где и молитва, как положено ей, интимна, и болезнь не очень страшна.

К концу девятнадцатого столетия прелесть этой идеи почувствовали и разработчики проектов учебных заведений. Когда в 1900 году под Иркутском открылось сельскохозяйственное училище, при нём были не только опытные поля и всевозможные мастерские, но и собственная больничка.

* Ивано-Матрёнинскую

** Красногвардейской

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.