Коллеги, как водится, ждут за углом

Этот разговор проходил на Амур-ской, в «Губернских ведомостях», которые Виноградов редактировал ещё менее двух лет назад. А нынче приглашён был по случаю недавнего                                                                                                                                                    полувекового юбилея газеты, а также седьмой годовщины нового формата, им, собственно, и установленного. 

Тогда, в июле 1900 года, Виноградов отвёл солидное место хронике, зарисовкам с натуры, другой неофициальной информации – и к вчера ещё скучным «Ведомостям» потянулись не только читающие господа, но и их супруги и даже барышни на выданье! Александр Иванович  не без удовольствия принимал комплименты, но в первую же годовщину обновлённой газеты коллеги из «Сибирской жизни» поместили саркастическую заметку – в том духе, что обновлённый фасад лишь подчёркивает старую зависимость от власть предержащих. Виноградов взял паузу, чтобы прийти в себя, и отвечал отстранённо: «Официальные органы у нас имеют свою роковую судьбу. Хотя, старейшие исторически, они попали в положение каких-то пасынков прессы и повсюду встречают в ней подозрительность и глухое недоброжелательство». 

И тут из укрытия показался запасный полк

Но, возможно, благодаря такому недоброжелательству редакция ещё более укреплялась авторами. Образованнейший Новомбергский, в недалёком будущем приват-доцент Томского университета, писал для Виноградова передовые статьи; композитор и дирижёр Горелов педантично разбирал каждую постановку оперной антрепризы. Конечно, Александр Иванович задумывался и о собственном, независимом, так сказать, издании. Но тут нужен был не один только опыт собирания авторов, но и известные средства, а также способность работать в атмосфере ненависти, изначально установившейся на газетном рынке. 

К лету нынешнего, 1907 года  частными издателями был исчерпан весь запас бранных слов; по всем признакам должна была наступить передышка, но тут из укрытия показался запасный полк из типографских рабочих с их страшным оружием – знанием о настоящих, а не мнимых, «нарисованных» тиражах. Пошла серия взаимных разоблачений, особенно преуспела газета «Сибирь», из номера в номер повторявшая обвинения в адрес главного своего конкурента – «Сибирской зари». Последовало «Необходимое разъяснение», рассчитанное даже не на противников, а на читателей. 

В видах подписки на второе полугодие «Сибирской заре» пришлось-таки не погнушаться и откровенной похвалой – напомнить и о собственном корреспонденте в Государственной Думе и Госсовете. Читая об этом, Виноградов усмехался – он-то знал, что в этой роли выступает питерский журналист, пользующийся шансом брать двойной гонорар за одни и те же заметки. Впрочем, Александр Иванович соглашался, что без таких вот столичных скорописцев уже не обойтись, хотя, конечно, издание держится не на них, а на верных, постоянных сотрудниках, добровольно ограничивших себя рамкой газеты. Таких как Пал Палыч Колосов, «домовой» одной из иркутских частных газет. 

Гость с собаками – это к спокойствию

Он снимал каморку у вдовы-попадьи неподалёку от редакции, где служил лет двенадцать, не менее, секретарём. Появлялся Пал Палыч всегда очень рано, и к приходу хроникёра самовар уже кипел и вычитывалась полоса агентских телеграмм. 

Колосов был из ссыльных народовольцев, в Сибири оказался уже сильно на возрасте, так что в губернском жандармском управлении решили не отправлять его вместе с товарищами в Вилюйский край. Говорили, что Пал Палычу очень повезло, но при этом он лишился общения со старым другом Введенским. След того вообще затерялся, и на все запросы начальники отвечали туманно. 

Введенский объявился в Иркутске совершенно неожиданно  – в середине октября 1905 года, как раз на второй день всеобщей забастовки. Вместе с ним были… три ездовые собаки.

– Не бросать же их, в самом деле, ведь мне они дважды жизнь спасли, – объяснял он с обычной своей простотой, и попадья, сначала рассердившаяся, оттаяла. А потом и вовсе сообразила, что по нынешним, забастовочным временам лишние охранники  не помешают, – и дала собакам сытного корма. 

Пока Пал Палыч собирал на стол, постучался издатель Зеленецкий:

– В редакции самовар и закуски. Вместе с типографскими нынче дежурим: говорят, погрома не миновать!

Готов к столу и обороне!

У входа в типографию и редакцию переминались два сторожа, ставни были  заперты на болты, но внутри здания всё было буквально залито электричеством! В наборной у накрытого стола столпились около десятка рабочих, оживлённо толковавших события последних дней. Всюду были разложены охотничьи одностволки и двустволки, а в редакции красовались винчестеры, браунинги и коробки с патронами. Впрочем, восседавший среди них хроникёр Волков имел вид совершенно безобидный и с большим удовольствием поедал  приготовленные закуски, в то время как Зеленецкий метался между редакцией и типографией, повторяя:

– Явятся человек 30–40, всё разнесут – и я разорён! С кого потом взыщешь убытки?!

Впрочем, инстинкт собственника в издателе боролся с инстинктом самосохранения: вспомнив «вдруг», что оставил супругу в тревоге, он отъехал домой и вскоре прислал записку: «Вынужден скрыться в одном надёжном месте». Фельетонист Крюков несколько раз перечёл это вслух, находя всё новые интонации, – и под общий смех публики сам незаметно исчез. А час спустя обнаружилось, что и хроникёра Волкова нет на месте…

К тому времени Введенский рассказал уже большую часть своих северных злоключений, и когда он подсел наконец к огромному самовару, Пал Палыч, дотоле молчавший, разразился вдруг:

– Негодяи! Взбудоражили всё, перепутали – изволь потом настроить газету! Прощу им только тогда, когда свободу печати добудут! – и, погаснув, добавил уже спокойно: – Свобода печати нужна, а вот Конституцию могут и не давать… Конституция, как я теперь понимаю, нам пока что без надобности.

Как старый народоволец, Колосов признавал вспыхнувшие беспорядки естественными, но всё нутро его восставало против вынужденного безделья и требовало любимой работы. Введенский смотрел на его старческую фигурку с сухонькими пальцами, любовно перебиравшими старые гранки, хотел возражать – и не мог. Оба молча уселись на редакционном диване. Через открытую дверь доносились  весёлые песни из наборной: застольная самооборона явно доставляла удовольствие всем типографским.

Взгляд не из-за конторки

На другой день Виноградов встретил Пал Палыча и Введенского в театральном зале Общественного собрания. Здесь шёл непрекращающийся митинг, и сначала выкрикивали свои лозунги господа революционеры, а потом их, ушедших отдохнуть, сменили обыватели, сообразившие: вот он, случай свести счёты с обидчиками. «Под суд! Под суд!» – кричали ораторы как заведённые, и публика откликалась: «Под суд!» Большинство собрались сюда как на зрелище, и в этой пёстрой разноголосой толпе постепенно прорезались «тёмные элементы» – сначала они просто кричали «пожар!», наслаждаясь эффектом, но скоро так освоились, что устроили пальбу прямо перед входом в Общественное собрание. 

Казалось, в городе было безвластие: полиция только наблюдала, не вмешиваясь ни во что; но некоторые проницательные господа предсказывали скорый перелом. И действительно: утром следующего дня подтянутые к Иркутску войска уже патрулировали по центру, никого не пуская в присутственные места. Охранка, не зная, кто именно были вожаками забастовщиков, начала арестовывать всех известных людей, но в это самое время телеграф принёс сообщение о Манифесте 17 октября. 

Обрадованный Введенский отбыл  в Россию, оставив попадье двух собак, прекрасно зарекомендовавших себя в мятежные дни. Пал Палыч же вернулся за свою конторку в редакции. 

…Как-то июльским полднем 1907-го Виноградов повстречал его на Большой.

– Мечтатели мы! –  усмехнулся седобородый секретарь, как бы продолжая вслух свои мысли. – Я вот из-за былых мечтаний и по жизни бобыль, а стоило ли? Вижу, вижу теперь, как из всех протестов вылупилась революция, а из революции – только вдовы, сироты, да… мода на всё японское. Вот в завтрашнем нумере с подобострастием сообщим: «Скорым поездом проехали через Иркутск  японские офицеры (среди которых и вице-адмирал!) и несколько японских женщин-аристократок».                                                                                                           

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского