«О бабушке говорили: «Мадам Шварц»

История предков Евгении Эдуардовны достойна того, чтобы о ней рассказать. Её дед по материнской линии был сослан в Сибирь после восстания в Польше. Пешком в кандалах шёл от Варшавы до Читы. «Он был интересным мужчиной, и в него влюбилась дочка начальника тюрьмы, – рассказывает дочь Евгении Шварц Светлана Анатольевна. – Они поженились, у них родилось трое сыновей и три дочери, одна из них – моя бабушка». Александра Петровна унаследовала красоту отца, которая и предопределила её жизненные интересы. Шесть лет она, как написала о матери в автобиографии Евгения Эдуардовна, служила на сцене, потом работала по найму в шляпной мастерской, а потом организовала шляпное производство у себя на дому. 

«Бабушка была утончённой светской дамой, с хорошим вкусом. Мадам Шварц, как её называли в замужестве, ходила на балы и создавала имидж семьи», – отметила наша собеседница. И как подтверждение показала мне фотографию: на ней – красивая молодая женщина в изысканном, но в то же время простом платье, а рядом хорошенькая девочка с большими, чистыми глазами – Женечка Шварц в детстве. 

Отец Евгении Эдуард Фридрихович был латышом, родом из бывшей Лифляндской губернии. Его предки были крестьянами, в Латвии они имели своё поместье. Однако жить в нём он не захотел, после окончания училища получил специальность телеграфиста и направление в Читу. Там увидел Александру Петровну и «пропал», вместе они переехали в Иркутск. Однако семьи, что называется, «на всю жизнь» не получилось. В конце 1930-х годов, когда Женя Шварц была уже молодой девушкой, её родители разошлись. Причиной стал интересный адвокат в пенсне, приехавший из Германии, по фамилии Смирнов. 

Как выяснилось, Смирнов был не только начитанным и эрудированным, но и дальновидным мужчиной. «Однажды он сказал бабушке: «Шура, я беспокоюсь за твоё будущее. Ты видишь, что происходит в стране. Как ты станешь зарабатывать деньги, когда меня не будет?» – вспоминает дочь Евгении Шварц. – После этого бабушка отправилась на курсы юристов. Как выяснилось, не зря. После одного вполне невинного анекдота, рассказанного в обществе, за Смирновым пришли ночью. Из застенков он так и не вышел, а профессия ещё долго позволяла бабушке жить в достатке». 

Несмотря на то что семья родителей Евгении Шварц распалась, бывшим супругам удалось сохранить хорошие отношения. Женя осталась жить с отцом, а Александра Петровна не только навещала бывшего мужа, но и вместе с дочерью ухаживала за ним, когда тот умирал от туберкулёза. Ухаживала за Эдуардом Фридриховичем и сестра Александры Петровны Анна. Она при-ехала в Иркутск по приглашению сестры после того, как лишилась супруга. Была привлекательной девушкой, но имела дефект – «слоновую ногу». Именно по этой причине ей не удалось вновь выйти замуж, поэтому всю себя она посвятила семье сестры и домашним заботам.

«Мама, смотри: огоньки!»

Под чутким руководством мамы и тёти Женя получила хорошее воспитание. Брала частные уроки игры на фортепьяно. «Я тоже училась на фортепьяно, но в музыкальной школе, – рассказывает Светлана Анатольевна. – Самыми светлыми моментами во время заучивания нудных гамм было то, что мама садилась рядом и мы играли в четыре руки». Евгения Шварц начала учиться в бывшей второй иркутской Хаминовской гимназии. В 1930 году получила специальность преподавателя русского языка и литературы на педагогическом факультете ИГУ. Эти и другие факты из биографии Евгении Эдуардовны я узнала из её личного дела, которое хранится в Государственном архиве новейшей истории Иркутской области. 

Сразу после вуза молодой специалист отправилась по распределению в Черемхово, где работала завкурсами по подготовке в горный техникум, там же преподавала русский язык и литературу. Через некоторое время ей предложили место в Иркутске – она работала по специальности в школе ФЗУ завода имени Куйбышева. «Это была вечерняя школа, мама обычно возвращалась поздно, поэтому почти каждый вечер её до дома провожала группа учеников – парней и девчонок», – рассказала Светлана Анатольевна. 

В конце 1933 года 27-летнюю Евгению приняли на работу в газету «Восточно-Сибирская правда» на должность литсотрудника. В газете она познакомилась со своим будущим мужем – литсотрудником Анатолием Николаевичем Шиловым, который раньше был редактором бодайбинской газеты. Через некоторое время родилась дочь Света, и Евгения Эдуардовна перешла на работу в областную пионерскую газету «За здоровую смену». Как она пояснила в своей биографии, рождение ребёнка требовало спокойной и не связанной с командировками работы. Однако уже в 1938 году вновь вернулась в «большую газету» – «Восточку». 

Мама Евгении Шварц была утончённой светской дамой
(на фото Александра Петровна Шварц с единственной дочерью)

1941 год стал серьёзным испытанием не только для всей страны, но и для семьи Шварц. К тому времени Евгения Эдуардовна уже разошлась с мужем. «Отец по-сумасшедшему любил маму, но был человеком из другого круга», – рассказала Светлана Анатольевна. Как сказано в личном деле Евгении Эдуардовны, её свёкор был машинистом на железной дороге, свекровь – домохозяйкой, кроме того, она занималась подёнными работами. Однако основной причиной стала даже не разница интересов и мировоззрения супругов. «Оказалось, что папа любил водку больше, чем нас, – вспоминает дочь Евгении Шварц. – А у мамы был латышский характер. Или всё, или ничего». 

Спустя месяц с небольшим после начала Великой Отечественной Евгения Эдуардовна вместе с дочерью и тёткой была вынуждена сменить комнату в Иркутске на съёмную хату в Тулуне. Редакция «Восточки» отправила её собкором в Тулунский район. Оттуда Евгения Эдуардовна в Иркутск отправляла свои статьи: писала в основном о том, как район помогает фронту, встречалась с директорами окрестных колхозов и совхозов. Жизнь была трудной – голодной и холодной. «Помню, как мы вечером получали свои хлебные пайки, мне, как самой маленькой, давали самый большой кусок, – вспоминает Светлана Анатольевна. – Но мама с тётей всё равно старались меня подкормить – отрезали от своей порции маленькие кусочки. Тогда хлеб был настоящим лакомством, ведь часто нам приходилось есть варёные картофельные очистки». 

Однажды Евгения Эдуардовна, Анна и маленькая Света отправились на заготовку дров. «Нужно было переехать на остров, где росла черёмуха, – вспоминает дочь завотделом «Восточки». – Была зима, нам дали сани и диковатую маленькую монгольскую лошадь, которая так и норовила занести нас в полынью. Я помню, как мама и тётя пилили и укладывали в вязанки хворост. Вдруг лошадь начала дыбиться, а я говорю маме: «Смотри, смотри, огоньки!» Оказалось, что это волки». 

«Лёнечка, твоя мама приехала»

С Тулуном связана ещё одна интересная история семьи Шварц. Маленькая Света всё время мечтала о братике. И в один прекрасный день её желание исполнилось. В Тулун привезли эвакуированных из Ленинграда детей, которые лишились родных. Евгения Эдуардовна хотела взять в семью на воспитание маленького мальчика, настолько он запал ей в душу своими большими глазами, добротой и стеснительностью. Казалось, что встретились две родственные души. Но мальчика предлагали усыновить только вместе с сестрёнкой, а двоих приёмных детей семья бы не потянула. 

Однако братик у Светы всё-таки появился, но не в Тулуне, а уже в Иркутске, куда семья вернулась в 1944 году. Способствовала этому Александра Петровна, которая в один из зимних дней «нарисовалась» на пороге квартиры в компании маленького оборвыша. Она поехала в Тыреть на очередное заседание суда. Там и познакомилась с Лёней, которому на вид было лет десять. Оказалось, что его мать на несколько лет посадили за кражу 800 граммов пшеницы. Впрочем, родительницей она была «аховой»: двух старших детей вовсе бросила. 

Так Лёнька вошёл в семью, а Евгения Эдуардовна выправила ему необходимые документы. Несмотря на сложные годы, большая семья жила душа в душу. «Брат маму просто боготворил, – вспоминает Светлана Анатольевна. – Однажды зимой мама отправила нас на отдых в Мальту, вернувшись, мы сразу пошли к ней в редакцию. Заходим, обнялись, поцеловались, а она грустная. Говорит: «Лёнечка, мама твоя приехала. Хочет тебя забрать». Он сразу в слёзы, не хотел никуда от нас уходить. Но его мать оказалась неумолимой, Лёню всё равно забрала». 

Однако все эти годы семья связи с ним не теряла, а однажды Лёня и вовсе смог погостить у своей приёмной мамы. Правда, сделал это полулегально: он служил в Улан-Удэ, а оттуда его на машине отправили с поручением в Иркутск. Прибыв в город, он отправился не по заданию, а пошёл в гости к своим иркутским родным. После долгих объятий и слёз радости накрыли стол да и засиделись до свету. В шесть утра, когда молодой солдат вышел на улицу, его поймала милиция. Пришлось Евгении Эдуардовне ехать в участок – выручать сына. «С Леонидом и его семьёй я до сих пор поддерживаю отношения», – рассказывает Светлана Анатольевна. 

Тургеневская девушка

Одна из лучших очеркистов «Восточки» рядом с фотографом Михаилом Калихманом

«Все мы бываем порою упрямы, черствы, как кварц. Эх, нам бы сердце как у Евгении Шварц» – эти слова чернилами написаны на обратной стороне фотографии Евгении Эдуардовны её коллегами из газеты. Сослуживцы и люди, которые хоть раз сталкивались с ней в жизни, отмечали её душевные качества: доброту, деликатность, умение выслушать и, если необходимо, дать совет. Поэтому практически все к ней тянулись. «Мои подруги Эля и Нелли всегда говорили, что у них не было таких близких отношений со своими мамами, как с моей, – рассказала дочь Евгении Шварц. – Они доверяли ей свои сокровенные тайны». 

Тянулись к Евгении Эдуардовне не только молодые девушки, но и вполне зрелые дамы, которые внештатно писали для «Восточки». Общественная работа с нештатными авторами занимала много времени, вот и получалось так, что уходила на работу завотделом культуры к девяти утра, а приходила в семь-восемь вечера. «Я помню, что и маленькой девчонкой, и подростком всегда стояла у окна и ждала, когда придёт мама, когда она выйдет из-за угла, – вспоминает Светлана Анатольевна. – На маминых плечах были мы с тётей Анной, поэтому ей пришлось стать настоящей «добытчицей». Хотя это было не в её характере, все говорили, что она тургеневская девушка – нежная, воздушная». 

Юную Свету называли «редакционным ребёнком». «Я часто приходила в редакцию и прекрасно помню встречи с артистами, политиками, организованные «Восточкой». Всё-таки газета была партийным органом, – вспоминает она. – Помню, как приезжали певица Надежда Казанцева и тогда ещё молодой Олег Табаков. Он рассказывал о себе, о театральной жизни. Безусловно, все эти события меня обогащали. Помню большой кабинет, в котором мама сидела вместе с ВикМаком, помню постоянную вереницу людей, которые шли туда: внештатники несли материалы, кто-то заглядывал просто поздороваться, перекинуться парой фраз. Распутин и Вампилов были частыми гостями в этом кабинете». 

Несмотря на то что Евгения Эдуардовна официально значилась заведующей отделом культуры, наибольшую известность в «Восточке» она получила как первоклассный очеркист. Своими героями она либо восхищалась, либо вообще не бралась за написание материала. На газетные страницы она выводила самых разных людей – от простых рабочих до заслуженных врачей, учителей, известных художников. Например, с выдающимся невропатологом Ходосом она познакомилась, оказавшись на больничной койке в клинике. «Вот еврей, который уважает себя и своего отца», – говорила очеркистка своей дочери. Дело в том, что Ходоса звали Хаим-Бер Гершонович и, в отличие от многих соотечественников, он не захотел называться, скажем, Михаилом Ивановичем. 

Ещё одного героя очерка Светлана Анатольевна помнит до сих пор: «Однажды мама вернулась из редакции в сильном волнении и рассказала мне о человеке, у которого брала интервью. Он был простым рабочим и всё время возвращался домой одним и тем же путём, стараясь лишний раз заглянуть в окно на первом этаже. Там в бедно обставленной комнатке жила женщина с четырьмя детьми. И почти каждый день он видел одну и ту же картину: дети учат уроки или кушают, а их мать занимается домашними делами. Затем этот мужчина начал наведываться во двор, где живёт эта женщина, познакомился с её детьми, а через некоторое время и с ней самой, а потом сделал ей предложение. Он моей маме сказал тогда: «А на что я один? Для кого я вообще живу? А так я помогу этой женщине и ребятишкам!» Такие были люди.

Часто Евгения Эдуардовна писала материалы дома. Её дочь с самого раннего возраста усвоила одно правило: ни одной бумаги или документа с маминого стола нельзя выбросить без её разрешения. «Этим принципом я руководствуюсь до сих пор, – улыбается Светлана Анатольевна. – Бережно храню все мамины документы, газеты, фотокарточки. Только недавно решилась выбросить несколько старых бумаг. Мама очень трепетно относилась к тому, что пишет, постоянно вносила правки, что-то вычёркивала, писала снова. Поэтому многие коллеги говорили, что писала она тяжело». 

Последняя встреча с мамой

Уже перед самым выходом на пенсию Евгении Эдуардовны семья наконец-то смогла переехать в благоустроенное жильё. До этого они жили в деревянном доме с печным отоплением по улице Ударника. Купить уголь, вынести золу, принести воду на второй этаж – все эти заботы были на хрупких плечах женщин. На одном из восточкинских собраний заместитель редактора Михаил Бобров как-то сказал: «Товарищи! Мы все знаем Евгению Эдуардовну. Им вдвоём со Светкой так тяжело без благоустроенной квартиры. Надо им помочь». На что строгий редактор Елена Ивановна Яковлева сказала: «Ладно. Посмотрим. Поговорим». Спустя два года женщины получили квартиру. 

Заведующая отделом культуры «Восточно-Сибирской правды» в полной мере узнала, что значит получать радость от работы, а вот замуж вновь она не вышла. Хотя предложения были – и от военного лётчика, когда жили в Тулуне, и от одного известного иркутского врача. Но Евгения Эдуардовна не испытывала к ним сердечных чувств. Да и опасалась, как сложится жизнь дочери, если в семье появится отчим. «Я была маминой отрадой и отдушиной, хотя и огорчала её иногда, – рассказала Светлана Анатольевна. – Мы крепко с ней поссорились только однажды: мне было 15 лет, переходный возраст. И за несколько месяцев перед выпуском в музыкальной школе я вдруг встала на дыбы, стала дерзить. Вижу, мама даже мне грубого слова в ответ сказать не может, только по столу от бессилия пальцами стучит. Мне тогда так стыдно стало. Помню, ещё тётя после мне сказала: «Мать день и ночь работает, ты тут ещё будешь права качать!» Больше подобного не было, я чувствовала свою ответственность за мамино состояние». 

На пенсии Евгения Эдуардовна посвятила себя воспитанию внука, которого назвали Женей, изредка писала, чтобы не потерять свои профессиональные навыки. Незадолго до её смерти сестра подруги дочери купила ей путёвку в дом отдыха «Мальта». «Я заранее сделала для мамы необходимые документы для поездки и в обед пришла домой, – вспоминает Светлана Анатольевна. – А мама обняла меня, прижала к себе и так заплакала, как никогда в жизни. Говорит: «Не поеду я, не поеду! Как буду там без вас с Женькой?» Я отвечаю: «Не поедешь! Будем семьёй ездить на Иркут, будем здесь отдыхать!» Мама отвечает, утирая слёзы: «Да неудобно перед Нелли. Ладно, поеду». 

– Через неделю мама позвонила и сказала, что хорошо отдыхает, – вспоминает наша собеседница. – Я купила молодых яблочек и поехала её навестить. Оказалось, что это была наша последняя встреча с мамой: мы сидели на скамейке, кушали эти яблочки, разговаривали, домой я уехала на последней электричке. Через несколько дней меня вызвала секретарь директора проектной организации, в которой я работала, и, пряча глаза, сказала: «Звонили ваши соседи и сказали, чтобы вы приехали: ваша мама серьёзно больна, кажется». У меня – нервная дрожь, не помню, как выбежала из здания и поймала такси. Приезжаю и вижу: из-за угла выходит группа наших соседей, они меня уже ждали. Они-то и показали мне телеграмму с известием о том, что мамы больше нет. Она умерла от обширного инсульта ночью. 

В день похорон Евгении Эдуардовны шёл сильный дождь, который прекратился буквально на несколько часов, а потом начался вновь. «Как будто он дал нам передышку, чтобы мы успели сделать все скорбные дела, – говорит Светлана Анатольевна. – Проводить маму пришли незнакомые люди, я подошла к ним и сказала: «Извините, но я вас не знаю». Они ответили: «А мы с вашей мамой отдыхали в Мальте. Мы общались с ней не так долго, но она была чудесным, изумительным человеком, поэтому мы просто не могли не прийти».

Фото из архива семьи Евгении Шварц