После планёрки пристав 3-й части намеренно задержался у полицмейстера:

– Приказчик Елизова вчера вечером прибежал совсем не в себе; кричит: «Коли это железо не сыщется, по миру меня пустит хозяин!» 

– Что, много железа украли?

– 18 пудов. То есть ровно столько, сколько нужно колбаснику Елизову на крышу своей новой дачи в Пивоварихе. Приказчик и нанял подёнщика Сидельникова, чтобы тот отвёз его кровельщикам, а тот всё продал родне ломового извозчика Кучеренко.

– Да у тебя, я вижу, всё уже и расследовано – о чём же разговор?

– Железо-то мы нашли, но вот ведь закавыка какая: помимо мошенничества и скупки краденого и Сидельникову, и всей кучеренковской родне просто страсть как хотелось этому Елизову досадить – только потому, что он колбасник. Они и сейчас, когда всё открылось, совершенно ни в чём не раскаиваются. А напротив, уверены, что «всего лишь наказали жадного колбасника».  И сдаётся мне, что не одни они так думают. Как бы не вышло у нас мясного бунта!  

Переработанная обыкновенная

Точкой кипения горожан стала смерть четырёхлетнего Славы Архипова из Знаменского предместья, отравившегося колбасой. Родители мальчика купили её в соседней мастерской г-на Мюрселя. И визит туда полицейских сразу всё прояснил: начиночные машины заржавели, фартуки на рабочих давно не стираны и разделочные столы очень, очень грязны. Протокол об этом был, конечно, составлен, но никого он не удивил. Местные газеты давно уже открыли сатирическую рубрику «Наши кормильцы», в которой представляли ужасающие подробности санитарных проверок колбасных мастерских. Конечно, случались и исключения, но в заведениях Эйхлера, Куриковского, Вишневского, Мюрсель постоянно и в огромном количестве находили непригодную к употреблению колбасу, которую смешивали со свежим мясом и пускали в переработку. 

Целыми партиями этот опасный продукт конфисковывался и уничтожался, но очередная облава полицейских обнаруживала всё ту же картину. И, как писалось потом в газетах, хозяева заведений привлекались к ответ-ственности. Но она укладывалась в отрезок от 5 до 25 рублей, что для мясоторговцев, конечно же, не было разорительно. Штрафные суммы устанавливались достаточно давно – в пору, когда прибегать к ним не было серьёзной необходимости. Гнилое мясо водилось всегда, но, кажется, никогда прежде его не навязывали так намеренно и неприкрыто.

– Вот вам и ответ на вопрос, какие разрушения в головах произвели недавняя война и революция, – заключил иркутский полицмейстер Бойчевский. 

О степени падения нравов можно было судить уже по тому, что самыми опасными мясоторговцами  оказались уважаемый всеми господин Кринкевич, владелец каменного особняка на Большой, и один из отцов города – гласный думы Винтовкин. 

Сначала все проверяющие с недоумением отмечали, что продовольственные лавки этих известных людей необыкновенно грязны. Затем городской ветеринар Астраханцев обратил внимание, что мясо в лавках – без клейм, и арестовал его. Но владельцы явились в городскую управу и, используя собственный авторитет, добились отмены решения. Когда же ветврач Астраханцев обнаружил в тушах эхинококк, Винтовкин добыл прекрасные заключения иногородних экспертов. Астраханцев вторично изъял мясо из употребления, а в ответ на это Винтовкин организовал на строптивого ветеринара донос. И ясно было, что это – лишь начало. Однако волею обстоятельств внимание торговцев переключилось на Сергеева, городского комиссара по надзору за мясными продуктами. 

Или доказывайте, что я взяточник, или извиняйтесь!

Всего для контроля назначено было двое служащих, и по инструкции они были обязаны проверять мясо рано утром, когда оно только-только привезено. То есть делать это нужно было практически во всех лавках одновременно. Самое же любопытное, что и денег на извозчика комиссарам не выдавалось. Однако же Сергееву удавалось каким-то образом появляться во многих точках и составлять протоколы. Когда же их собралось уже несколько стопок, и сумма штрафных на каждого из торговцев получилась весьма и весьма внушительная. При этом ни для кого не делалось исключений, не принимались во внимание ни былые заслуги, ни нынешний высокий статус. К тому же результаты проверок немедленно попадали в местную печать и часто сопровождались язвительными комментариями корреспондентов. 

Тогда раздосадованные торговцы решили одним ударом разделаться с комиссаром – в городскую управу поступило их коллективное заявление о вымогательстве взяток. Правда, часть подписантов всё-таки испугалась ответственности за клевету и отозвала  свои подписи. Но комиссара Сергеева успели уже отстранить от должности – как минимум, до окончания расследования. Его так и не начали, кстати, а о Сергееве словно бы позабыли. Напрасно бывший комиссар вызывал на себя огонь – настаивал на серьёзном служебном расследовании. «Если отыщутся хоть какие-то доказательства моей  виновности, предайте меня суду, – обращался он к управе и к думе. – Если же таковых не найдётся, то принесите публичные извинения и немедленно восстановите в должности».  30 мая 1910 года газета «Восточная заря» сообщила: «На последнем заседании думы был заслушан доклад управы по заявлению комиссара Сергеева. Дума его ходатайство отклонила».

Следующим объектом для расправы должна была стать печать. И главным орудием против газетчиков Винтовкин и Кринкевич выбрали… газетчика же Давида  Бауэрберга, юриста по образованию. «Вчера в Иркутском окружном суде было назначено к слушанию несколько дел о клевете в печати и диффамации, – писала газета «Сибирь» 27 апреля  1910 года. – Поверенный редактора и сотрудников «Восточной зари» г-н Кроль ходатайствовал о заслушивании свидетелей Лебедева, Сергеева  и, в особенности, Астраханцева, могущего доказать, что Винтовкин торговал недоброкачественным мясом и оно конфисковывалось санитарным надзором. Поверенный Винтовкина Бауэрберг опротестовал ходатайство Кроля и стал настаивать на заслушивании свидетелей лишь одной из сторон. Они же на судебное заседание не явились – вероятно, испугавшись ответственности».       

Проиграв это дело, Винтовкин не сдался, и 9 октября этого же, 1910 года «Восточная заря» поместила «Маленький фельетон»: «На днях в зале окружного суда, уже пустом и сумеречном (был конец дня), разыгрался бой. Три шпаги обнажили на одну, и эта одна была поднята на защиту  печатного слова. Бой завязался из-за финозных и тухлых коровьих туш».

Вполне по-иркутски…

Тратя много сил на создание коалиции и уничтожение мнимых врагов, мясоторговцы по-прежнему очень мало внимания уделяли своим непосредственным обязанностям – и оттого оказались весьма и весьма уязвимы. Протоколов проверок скопилось так много и они зафиксировали столь нетерпимые нарушения, что в сентябре 1910 года мировой судья 3-го участка Иркутска разобрал-таки дело Винтовкина и оштрафовал его. Этот момент и стал поворотным, тем более что с июля к обязанностям городского головы приступил доктор Жбанов, в недавнем прошлом работавший санитарным врачом. И неудивительно, что  основными контролёрами мясоторговцев теперь стали специалисты по эпидемиям.

Они первым делом послали официальный запрос в городскую Ремесленную управу о количестве колбасных заведений, как постоянных, так и временных, с указанием фамилий владельцев и их адресов. А получив такой список, стали «прочёсывать» его раз за разом. И многочисленные кухмистерские, квасные и чайные стали отказываться от неклеймёных туш, так что пристав 3-й полицейской части вздохнул:

– Жаль, уехал от нас комиссар Сергеев  – вот бы порадовался!

– Странно мы устроены всё-таки: сначала приносим человека на заклание, а потом уж жалеем его. Вполне по-иркутски!

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.