Пандусы от слова «падать»

Свой путь (колесить без проводницы даже по давно выученному наизусть городу я не решилась) мы начали с сердца города – Центрального рынка, откуда через улицу Чехова выехали на Карла Маркса.

Первый шок – вынужденная неподвижность, наложенные ограничения. Но был простой аргумент: «Это всего лишь на несколько часов». В реальности же именно принятие нового себя, непростых обстоятельств изменённой жизни – первая большая проблема, которая часто приводит к суицидальным мыслям. На этом жизненном этапе как никогда важна поддержка близких и профессиональная психологическая помощь. Впрочем, прикованные к инвалидному креслу люди признают: многое зависит от характера, от типа личности, от природного запаса оптимизма. «Если бы я знала, что такое депрессия, то говорила бы о ней. Но я не знаю, что такое депрессия. Даже в таком состоянии», – замечает Антонина Ивановна, жительница Академгородка, более 20 лет передвигающаяся на коляске, и не верить ей не получается.

Второй шок – горожане. Люди с любопытными, испуганными, жалостливыми, пренебрежительными глазами. Человек в коляске не монтируется в этот город. В лучшем случае он вызывает жалость. «Жалости не хочется. Мне она не нужна. Есть и такие, кто плачет, подробно рассказывает о своих бедах, но таких мало. Я общаюсь и дружу на равных, так мне кажется», – подтверждает и Антонина Ивановна. Пренебрежение – худшее, с чем ей приходится сталкиваться. 

Например, в ходе своего эксперимента на трамвайных путях, на неровной дороге перекрёстка Ленина и Тимирязева мы неловко въехали в чьи-то ноги. Их обладательницей оказалась сварливая женщина. Воплем «Разъездились тут…» она сообщила нам, что в её понимании дороги, улицы, трамваи и весь этот прекрасный, цветущий летний мир – не для тех, у кого ног, по сути, нет. За время нашей неторопливой прогулки лишь один человек помог – когда тяжёлая коляска застряла на трамвайных путях. Загорался красный свет, машины назойливо гудели, трамвай трогался, но колесо упорно не выскакивало из колдобины, внутри же что-то обмирало от ужаса. Какой-то мужчина бросился на помощь, приподнял колёса, выкатил коляску на более ровную поверхность, помог доехать до тротуара и взобраться на него.

Третий шок – это сам город, улицы, общественные места. Доступ в инвалидном кресле сюда запрещён! Грубо, напористо, но правдиво. Если магазин – то узкая дверь, куда коляска просто не входит. Если кафе или ресторанчик – та же непроходимая дверь либо несколько неподъёмных ступенек. Кинотеатр? Размечтались! Высшее образование? На коляске не добраться даже до приёмной комиссии.

В соседнем Улан-Удэ общественница Эржена Будаева (скончалась в этом году) настойчиво отстаивала права людей с ограниченными возможностями. Она решала практически все проблемы с безбарьерной средой в своём городе, боролась за инклюзивное образование для школьников-инвалидов. В результате активной деятельности женщина добилась того, что ни один новый объект не принимали, пока его не утвердил инвалид-колясочник. И в Иркутске застройщики не имеют права сдавать новостройки без пандусов. Проблема в том, что угол наклона этих пандусов зачастую неудобен для колясочника. Точно так же, как и пандусы в подземных переходах. Например, пандус в переходе на Волжской – это не подспорье, а дополнительное крутое препятствие. «Пандусы – от слова «падать», – обронила во время поездки моя проводница, и, похоже, она была права.

Но не всё так уж мрачно – некоторые улицы оснащены достаточно приличными бордюрами, которые сглажены на отдельных участках, вполне пригодных для въезда коляски. 

Безбарьерного Иркутска не существует. Чудо не произошло даже у входа в храм

Например, на перекрёсте Грязнова и Карла Маркса наша коляска двигалась бы ровно и спокойно, если бы не припаркованная машина. Это ещё одна проблема – автомобилисты, занимающие на парковке места для инвалидов, а также паркующиеся близ пандусов. Некоторые муниципальные аптеки, отдельные филиалы Сбербанка, супермаркеты вполне пригодны для колясочников. Кстати, в большинстве супермаркетов Иркутска человек в коляске может передвигаться свободно, расстояние между прилавками это позволяет. Чего не скажешь о небольших магазинчиках и местных рынках в спальных районах. Например, в Академгородке можно въехать на коляске только в один магазин.

Легче всего было в 130-м квартале. Вначале мы споткнулись о высокую лесенку, ведущую к памятнику Бабру. Но, двигаясь вперёд, нашли приемлемый въезд в это модное местечко. Кинули монетку на круге желаний, поглазели на деревянный новодел, постояли у скульптуры геральдического символа Иркутска. Попасть в заведения, как обычно, не удалось, но хотя бы сам квартал оказался доступным. 

Последней точкой нашего маршрута стала Крестовоздвиженская церковь. Где ещё больному искать покой, тишину и поддержку, как не в храме? Но чуда не произошло, ступеньки оказались непреодолимыми.

Нет ничего милее старых стоптанных бордюров

Конечно, наша поездка обнажила лишь часть огромного айсберга. Проблем у людей с ограниченными возможностями намного больше. Рассказать о них согласились иркутянки Антонина Ивановна и Раиса Александровна (фамилии мы не указываем по просьбе наших героинь. – прим.авт.). Определённая проблема для нашего региона – это коляски.

– В Иркутской области очень плохие, на наш взгляд, коляски, – делится Раиса Александровна. – Когда мы приехали в Москву на международный фестиваль «Гонки на колясках» (он проходит на Воробьевых горах), над нами просто шутили и смеялись: «Иркутяне, где вы взяли такие коляски? Что за старьё? Такое ещё производят?» Видимо, они попадают к нам в регион после самых дешёвых тендеров. В последнее время появились китайские коляски, на вид они очень красивые. Но металл такой, что гнётся под собственным весом. Как-то мы поехали в Улан-Удэ на соревнования, и моя подруга положила такую коляску в багажник машины. Уже в Улан-Удэ мы её вытащили, а у неё на колесе восьмёрка. Если коляска не выдержала шестичасовую дорогу, разве она пригодна для человека? Словом, коляски дают совсем не такие, которые необходимы активным людям.

Выделяют коляску пока ещё бесплатно, если она заложена в индивидуальную программу инвалида. Кто может, покупает электрические коляски, работающие от аккумуляторов, передвижение в которых не требует от больного чрезмерных физических усилий. Стоит это удовольствие от 50 до 300 тысяч рублей. 

– Пока у меня были силы, я сама ездила в нашу поликлинику. Но, чтобы попасть в неё, мне надо было на улице караулить здоровых мужиков, которые смогли бы поднять коляску весом 45 килограммов, – вспоминает Антонина Ивановна. – Сейчас по улице я езжу в электрической коляске, она весит 62 килограмма. Храню её в небольшой кладовке под замком в подъезде. Чтобы выйти погулять, на костылях спускаюсь из квартиры на 2 этаже и на лавочке жду кого-нибудь, кто сможет мне помочь. Обратно – по той же схеме: без посторонней помощи коляску мне не занести. Раньше у меня была уличная коляска, она сделана по принципу велосипеда, только движение рождается не ногами, а с помощью рук и плеч. Физически это довольно тяжело, но зато лёгкие и сердце тренируются. На велоколяске я могла заехать на невысокий бордюр. Коляску с электроприводом присылают под заказ, выбрать можно только в Интернете. Но и у неё есть недостатки – передние колёса слишком маленькие и не «берут» бордюры. Ну а зимой я, как и многие другие инвалиды, из дома просто не выхожу. По льду и снегу коляски не проходят. Эта весна была нехорошая, поздняя, и если для кого-то это просто психологический дискомфорт, то для нас – упущенные прогулки после длительной зимы.

– Помогают ли инвалидам здоровые люди? 

Высшее образование? На коляске не добраться
даже до приёмной комиссии

– Конечно помогают, хотя и не всегда. Обычно в помощи не отказывают те, кто сам так или иначе соприкоснулся с этой бедой. Когда мне помогали, а я благодарила, люди отвечали: «А у меня сын/брат/муж не ходит». И ещё мне всегда помогали и помогают алкоголики. Если идёт пьяный, то непременно предложит помощь. Человек выпил, он расслаблен, открыт и не бежит, как остальные, от чужих проблем. 

А помощь людям с ограниченными возможностями в пространстве, которое, увы, не является полностью безбарьерным, необходима. На первый взгляд кажется, что оно остро нуждается в переформатировании. Но это истина лишь отчасти. Сами инвалиды признаются, что им нет ничего милее старых стоптанных бордюров, потому что их легко преодолеть. И любой не продуманный до таких мелочей ремонт дорог, новые высокие бордюры – это настоящая беда. Как и не приспособленные для выезда колясок подъезды. Впрочем, здесь управляющие компании идут навстречу – при наличии заявления от инвалида к крыльцу приваривают дополнительные перила. Изменить же уже положенный бордюр практически невозможно.

По словам иркутянки Раисы Александровны, ещё одна городская проблема – это вокзал и аэропорт:

– Видимо, считается, что инвалид должен сидеть дома и в новых впечатлениях он не нуждается: и на железнодорожный вокзал, и в аэропорт попасть трудно. Медсанчасть в аэропорту просто не приспособлена для колясочников. А если инвалид с железнодорожного вокзала желает поехать, то приходиться платить грузчикам, чтобы те посадили на поезд.

В Саках собаки лаяли на тех, кто не был на костылях или коляске

Санатории для «спинальников» и «шейников» (неподвижность ног обычно вызывают травмы и болезни спины и шеи) – отдельная больная тема. По сути, эта структура уничтожена:

– Раньше у нас была возможность ездить в санатории для «спинальников», их организовали в 1974 году, они были в Крыму, в Прибалтике, в Украине и на Дальнем Востоке. Я несколько раз выезжала в Саки (Крым) и во Владивосток. В Крыму был отличный санаторий более чем на 300 мест от института травматологии имени Бурденко. И весь городок был приспособлен под колясочников. Куда бы ты не поехал, везде можешь свободно попасть – в ресторан, театр, кино, кафе. Машины там ходят медленно. Моря рядом не было, но климат очень благоприятный для оздоровления, природа великолепная, мне очень нравилось гулять в местных парках, где росли глицинии, кипарисы. В нашем санатории собаки лаяли на тех людей, что шли обычно, на своих двоих. Для собак правильными были лишь люди на колясках и на костылях. Часть путёвок распределялась профсоюзами, можно было и купить их, больные копили деньги, чтобы туда попасть, жили в Саках по 2-3 месяца. Лечение было ежедневным, по 6 часов в день, и эффекта от него хватало надолго – лет на пять. Что важно – мы там могли общаться, обмениваться информацией, а это просто необходимо, когда ты варишься в собственном соку. Что-нибудь да получишь, например там я узнала, что имею право работать неполный рабочий день, потому что высиживать 8 часов с нездоровой спиной довольно тяжело. Во Владивостоке санаторий был поменьше – на 70 мест, но стоял на взморье. Там я была в последний раз в 1992 году, и уже тогда он приходил в упадок – мы принимали грязевые ванны на гнилых лавках, а кормили нас в этих благословенных рыбных местах картошкой и кусками сала. И этих санаториев нас лишили.

«Спинальников» и «шейников» бросили на местных врачей, но…

– Врачи в поликлиниках не хотят нами заниматься. Мы как обуза для них. Часто я слышу: «А зачем вам в больницу ложиться? Вы же хронические больные, вылечить вас невозможно», – делится Раиса Александровна.

Часть необходимых лекарств инвалиды получают бесплатно, но при этом лекарства надо и выписать, и получить в аптеке. Количество аптек, работающих с бесплатными рецептами, сократилось, они есть не в каждом микрорайоне. Если детей у инвалида нет или же они так загружены работой, что помочь не могут, можно обратиться к соцработникам:

– Я максимально в быту всё делаю сама. Что-то прошу купить друзей, родственников. Появлению соцработника в своей жизни я долго сопротивлялась. Летом спокойно ездила за покупками, могла заехать на нашу местную ярмарку, набирала продукты, ехала домой. Теперь туда не войти из-за тесноты между прилавками. Но с возрастом без соцработника стало не обойтись. Есть специальный прайс, по которому мы оплачиваем его работу. Например, вынос мусора стоит 5 рублей, покупка продуктов – 1,7 за килограмм, уборка – 110 рублей в час. Но поскольку я теперь сама не могу в магазин выбраться, то стала забывать, какие бывают продукты. Порой я просто не знаю, что заказать. Так что выезд в магазины необходим, потому что соцработнику нужна конкретная информация – жирность продукта, сорт, фирма и т.д. Но всё равно это большое подспорье в нашей жизни.

Инвалид на дороге хуже женщины за рулем

Во время нашей неторопливой прогулки лишь один человек помог – когда на перекрёстке улиц Ленина и Тимирязева тяжёлая коляска застряла на трамвайных путях

Точно такое же подспорье – личный автомобиль. Рассказывает Раиса Александровна:

– Водительские права я получила ещё в 1979 году. После операции на сердце наступило осложнение – отказали ноги. И папа купил мне «Запорожец». Тогда были специальные курсы для инвалидов, если бы я училась сейчас, то вряд ли смогла бы водить. Слишком уж неспокойные у нас дороги – пробки, движение, скорость, сотни машин, а раньше мы видели лишь «Запорожцы», «Жигули», «Москвичи», «Волги», иногда «Нивы». Движение было не столь интенсивным, и я постепенно вписывалась в этот поток. Сейчас я вожу только благодаря накатанному опыту. Потому что значок «Инвалид за рулём» многими воспринимается негативно, часто ни к месту сигналят. Как-то мой друг попадал в аварию, и в новостях прошёл сюжет на эту тему, журналист подчёркивал: «За рулём был инвалид». Совершенно непонятный нам негативный подтекст. Почему? Конечно, у нас ограничены возможности. Но если голова на плечах есть, то с машиной вполне можно справиться. Как таковые машины с ручным управлением не продаются, сейчас в Ангарске начали автомобили переделывать под инвалидов, но машину туда ещё нужно угнать. И это дорого, это всегда было дорого. Но машина здорово облегчает жизнь: ты можешь поехать куда и когда угодно. Можно помочь кому-то, с друзьями-инвалидами мы и на природу ездим, какие-то бытовые проблемы решаем.

Машина – это свобода передвижения и общения. Точно так же потребность в общении и развлечениях удовлетворяет Интернет:

– Я всю жизнь при ЭВМ, поэтому освоить интернет-пространство для меня не составило труда. Общаюсь с родственниками из разных городов, вчера пришла домой – у меня два вызова по «скайпу». Общаюсь в социальных сетях, читаю новости, – улыбается Антонина Ивановна.

Другой способ наполнить жизнь чем-то интересным и насыщенным – спорт. У Раисы Александровны в этом деле большой опыт:

– Когда в 1989 году было организовано общество инвалидов, меня пригласили сначала на встречу Нового года, потом на турбазу. Я убедилась, что инвалиды могут жить активно. Затем меня привели в спорт, а это времяпрепровождение для инвалида – и реабилитация, и наполнение жизни. И я всегда смеюсь – нормальные люди занимаются одним видом спорта, инвалиды должны быть многоборцами. Обычно пробуешь себя в разных видах, что получается, в том и участвуешь. У меня всегда шёл дартс, есть медали за победы в соревнованиях. Играла в шашки, толкала ядро, метала диск и копьё. Увлекалась лёгкой атлетикой. Как? А гонки на колясках – это вам не лёгкая атлетика? Они и в Иркутске проводятся, и Сибириады есть, и чемпионаты России. Был в моей жизни и пауэрлифтинг – я штангу поднимала, и армрестлинг – борьба руками. Сейчас руки уже не те, сил таких нет, пусть этим молодые занимаются. Сидячий волейбол – это просто замечательная и активная игра для инвалидов. На пол садятся две команды и перебрасывают мяч.

«Участвую во всех творческих выставках общества инвалидов, сначала выставляла свою керамику, сейчас увлеклась плетением деревьев из бисера. В городском клубе «Общение» не так давно меня заразили квиллингом (искусство изготовления плоских или объёмных композиций из бумаги. – авт.). Жизнь не проходит мимо нас, как это может показаться», – легко и без пафоса говорит Раиса Александровна. Тем, на чью долю выпало такое большое испытание, не нужна от нас жалость и не так уж необходимо сострадание. Скорее, понимание и минимальная помощь. Помощь на высоком тротуаре, у недоступной лестницы, у вагона поезда, у входа в поликлинику. Потому что мир они воспринимают под другим углом – с точки зрения незаметных обывателю физических препятствий. Идеальный безбарьерный мир ещё не создан.