издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Встречное движение

– А вы заметили, уважаемый, сколь утончились с началом этой войны способы отъёма денег у населения? – попутчик Бимбаева, некто Аристарх Фердинандович, откинулся на спинку сиденья. Взгляд его скользнул по пейзажу за окном и сделался ещё более отстранённым, так что стало ясно: никакого ответа он не ждёт. – Да-да-да, я никак не припомню, чтобы в русско-японскую были столь изящные обложения, как нынешние «День солдатского сапога», «Незабудка», «День красного яичка». Прежде-то заводились унылые подписные листы с заглавной губернаторской подписью, а нынче всё с придумкой, как с неожиданною изюминкой в чёрном хлебе: вроде бы просто покупаешь цветы подороже, а оказывается, что обеспечиваешь обедами дюжину солдатских детей. Поверите ли, мои кухарка и горничная отдали все свои сбережения – им польстило, что объявили специальный день пожертвований от прислуги. И, кстати, обратите внимание: газеты именуют его сокращённо как День прислуги, словно бы появился новый праздник в календаре.

– И День извозчика  теперь есть, – заполнил паузу Бимбаев. Он догадался уже, что его попутчик адвокат, и решил по случаю получить консультацию. – Под этим предлогом один  ушлый возница даже взял с меня плату в оба конца.

Попутчики рассмеялись, и Бимбаев хотел уже подступиться со своими вопросами, но отвлечь юриста от строительства умозаключений оказалось не так уж просто.

– Так вот, когда мы задаёмся сакраментальным «А почему?», то обнажаем и причинно-следственные связи, – он взглянул в окно, поймал точку на горизонте и, притянув  её к вагонному стеклу, удовлетворённо рассмеялся, – тогда и становится очевидным, что в основании нынешней пропаганды лежит пресловутый отказ государства от винной монополии. Ведь как только  отсох этот пьяный источник наполнения казны, чиновные мозги были вы-

нуждены закрутиться в нужную сторону – и вот вам: «День солдатского сапога», «Незабудка» и прочая и прочая, – он впервые посмотрел Бимбаеву прямо в глаза. – Вот вам образчик блестящей работы будто бы косного российского государственного механизма. Нет, у нашего государственного механизма замечательные возможности! Но! Он требует перманентной блокады, а значит, и борьбы за выживание.  

А каковы на вкус «Сибирские стрелки»?

– Если на чиновников сильно давить, то тогда и от них самих всем достанется, – невольно увлекаясь, заметил Бимбаев. 

– Отнюдь! – ещё более оживился адвокат. – Все прослойки общества взаимосвязанны, и натяжение чиновной пружины начинает подталкивать и других. Дельцов прежде всего. Вот, к примеру, мой  подопечный из Томска, господин Тихонов, наладил производство печенья под названием «Сибирские стрелки» да ещё и сделал наценку  «на благотворительность». Он и военных союзников отметил, выпустив нежные бисквиты «Итальянский», «Бельгийский», «Сербский», «Черногорский». А другой мой подопечный, кавказец, торгующий шашлыками, прикупил английский тир  и посадил туда самодеятельного художника: тот из фанеры выпиливает фигуры нынешних наших противников, раскрашивает и выставляет как «мишени на злобу дня»! А всё вместе называется кафе «Сад Эрмитаж». 

– А ведь много, однако, находится и охотников «подстрелить самого Вильгельма», – не без азарта хохотнул Бимбаев.

– А как при этом расходятся сочные кавказские шашлыки из молодых барашков! Это я к тому, что война поднимает застоявшиеся энергии… 

А вы, никак, с театра военных действий едете, я ведь не ошибаюсь, нет?

– С фронта, да. Ездил как уполномоченный Союза городов. Работу бурятского врачебно-питательного отряда обозревал.

– О, как интересно! – юрист даже подался вперёд. – Ну рассказывайте, рассказывайте, – и Бимбаев подумал с досадой, что получить консультацию, кажется, не успеет уже. 

Но постепенно он увлёкся, и под цепким взглядом Аристарха Фердинандовича впечатления, ещё не лёгшие на бумагу, поневоле обобщились и выстроились. Прежде всего уполномоченный сообщил не без гордости, что летучий бурятский отряд отмечен недавно специальным приказом командования.

– Стоп-стоп-стоп! Я вспомнил сейчас, что буряты освобождены от воинской повинности. 

– Действительно, освобождены, – с удовольствием пояснил Бимбаев. – Но никто ведь не запрещает нам появляться на позициях с продовольствием и медикаментами. При бурятском отряде есть даже терапевтическое отделение – оно оказывает медпомощь прифронтовому населению. Но главное – это наша лечебная пища, ведь мы готовим её из самой свежей баранины, а живой скот передвигается вместе с линией фронта.

– Да что вы! 

– Немцы об этом прекрасно знают и ни в коем случае не стреляют в живое мясо. Но уже два раза прорывались за русские окопы, чтобы произвести реквизицию. Из бурят и не тронули никого,  напротив, всё «гуд» да «гуд».

Аристарх Фердинандович так и залился  своим тонюсеньким, почти женским смехом:

– Мы-де, вам полный нейтралитет, но вы, будьте добры, откупитесь баранами! Ой, не могу!

Сделай доброе дело – и будешь арестован!

Уполномоченному Союза городов не понравилась такая реакция, и в своём докладе он постарался поставить всё исключительно на солидные рельсы. И это, без сомнения, удалось сделать, потому что бывший на заседании корреспондент попросил передать ему текст для публикации. Бимбаев не возражал, но взял небольшую паузу и немного подредактировал свой доклад, то есть кое-что вычеркнул, а в концовку добавил: «Из писем, получаемых на театре военных действий, видно, что бурятский народ горячо сочувствует деятельности отряда и желает русским окончательной победы над неприятелем». 

Корреспондент «Сибирской жизни», готовя материал в печать, удивлялся:

– Он как будто что-то кому-то доказывает…

– А полистайте подшивку «Иркутской жизни» – и всё поймёте, – обронил редактор на ходу.

Действительно, в газете  то и дело мелькала рубрика «Буряты и война». И сначала она рассказывала о создании весной 1915 года в Иркутске бурятского комитета по сбору пожертвований. При нём учредили и уездные подотделы, так что общими усилиями удалось собрать средства на содержание в петро-градских лазаретах коек имени бурятского народа, снарядить врачебно-питательный отряд, а главное– стали  выделять достойные пособия местным солдаткам. Особенно толково организовали работу в Верхоленском уезде, где каждый бурятский двор облагался сбором, пропорциональным получаемому доходу, и две трети средств оставлялись солдатским семьям. Но деньги  не отдавались напрямую, а поступали сначала к местным властям и потому воспринимались солдатками как казённые деньги. Жёны мобилизованных были убеждены, что улусы не несут никаких тягот войны. «Русское население иногда упрекает бурят и даже, к сожалению, злорадствует, когда с бурятами случается несчастье», – отмечала «Иркутская жизнь». Она же сообщала читателям, что миссионер Леонтий из причта Боханской церкви пророка Илии в своих проповедях не единожды обвинял бурят (и в особенности бурятских учителей) в желании поражения России и даже в организации с этой целью «сатанинских гульбищ». В сентябре 1915 года в Иркутскую духовную консисторию поступила жалоба на миссионера Леонтия от бурят Боханского ведомства. Сообщая об этом, редакция планировала в ближайших номерах поместить рассказы члена бурятского врачебно-питательного отряда Тапханакова, недавно возвратившегося с фронта. Но тот неожиданно исчез, и лишь три недели спустя его след обнаружился… в Кимильтее. Оказалось, герой был арестован местным урядником, когда возвращался с «несанкционированной властями встречи». 

Дело же было вот как: приехав к родным в Балаганский уезд, Тапханаков узнал, что в соседнем улусе Баргадай готовится сельский сход, и поспешил туда, чтобы просить земляков откликнуться на военные нужды. И баргадайцы действительно постановили выделить из мирских сумм на 1915 год 100 руб. и передать губернатору. Однако полиции не понравилась «такая самодеятельность», Тапхпнакова разыскали и арестовали. Хорошо ещё, что об этом случайно услыхали два посланца баргадайского сельского схода.

 – Похлопочем за тебя, как будем деньги передавать губернатору, – пообещали они сидевшему в заключениии Тапханакову.

«В Галиции взяли в чём были – и выбросили в тайге»

А в приёмной генерал-губернатора дожидался выборный от Енисейского уезда Борис Леонтьевич Михельсон. Его высокопревосходительство должен был подъехать лишь через час, и проситель невольно задумался о своём: «Нет, не так мне рисовалась нынешняя поездка в Иркутск. Быть может, лучше не посещать Марию Витольдовну, а, закончив дела, отправиться прямо на вокзал?»

С прелестной полькой Борис Леонтьевич, девять лет уже как вдовец, должен был сойтись ещё в августе 1914-го, и, даже вступая в комитет по работе с беженцами и выселенцами, он предупреждал, что в любой момент может переехать в Иркутск. Но вскоре об этом стало некогда и подумать: в Енисейский уезд пошли непрерывными волнами беженцы, а затем и высланные из полосы военных действий поляки, евреи с австрийским подданством. Самые сильные и здоровые из них, конечно, не стали дожидаться репатриации, но немощные старики, больные, женщины без поддержки, дети-подростки остались. И вот их-то, собрав в чём были, погрузили в вагоны и посреди Сибири высадили, чтобы разбросать по самым глухим деревенькам. 

– Как административно высланным, им положено выдавать по 8 рублей ежемесячно, но при нашем-то бездорожье (канцелярском в том числе) это очень непросто, Ваше высокопревосходительство, – докладывал Михельсон начальнику края Князеву. – Тут как бы предполагается, что на первых порах должны помогать уезды, но в нынешнем году у нас все решительно без урожая и не знают, как доживать. В отдалённых-то деревнях теперь хуже всего, а беженцев и выселенцев туда именно и везут. Никаких свободных квартир там нет в помине, так прямо по избам и селят, а в избах и без того уж тесно да голодно. Енисейское общество помощи бедным евреям добилось у губернатора разрешения помогать выселенцам еврейской национальности, и уполномоченные объехали шесть ближайших к Енисейску волостей, развезли бельё, тёплую одежду и немалые суммы денег. Да ещё и отправили тёплую одежду и деньги единоверцам на Ангару и в Туруханский край. 

– Откуда же столь серьёзные суммы? – деловито осведомился генерал-губернатор Князев.

– Добыли усиленным самообложением, но основную сумму – 16 тысяч рублей – енисейцы выжали из Петроградского еврейского комитета. Ещё около тысячи рублей дали общины сибирских городов. Вряд ли эта помощь достаточна, но выселенцы других национальностей не получают и такой. Вот почему нам хотелось бы, чтобы примеру евреев последовали и другие национальные объединения. 

– Такого постановления не издашь, хотя как-то воздействовать всё-таки можно. Но начать, я думаю, нужно всё-таки с выплат определённых законом пособий. Благодарю за сигнал!

После приёма у губернатора Борис Леонтьевич хотел было отправиться на вокзал, но неожиданно для себя велел извозчику ехать на Мастерскую. Окна Марии Витольдовы были освещены очень слабо. «Читает под лампою в гостиной», – умильно подумал Михельсон, но там оказалась не она, а её племянница:

– Вам давно уж приготовлена комната, – с готовностью сообщила она. – Тётушка просила вас непременно её дождаться. Она уже третий день как в отлучке: повезла тёплую одежду для выселенцев-поляков. 

Борис Леонтьевич поздно уснул в эту ночь, но думалось-то ему о приятном. Впервые за последние месяцы.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры