Юлия Ардамина поступила в родильное отделение Областного перинатального центра днём 5 июля 2011 года. Судя по медицинским документам, в это время состояние беременной и плода у врачей не вызывало опасений. «Саша – наш первый, желанный ребёнок, – рассказывает Юлия. – Беременность проходила легко, все анализы были отличные. Я думала, что и роды пройдут хорошо. Я доверяла врачам, никаких плохих мыслей не было». Первые сомнения появились, когда вечером, спустя несколько часов пребывания в родильном зале, женщина почувствовала: что-то пошло не так. Несколько раз Юлия выходила в коридор и просила у врачей помощи. Медики говорили, что ею займутся позже, рожать ещё рано. «Моя палата находилась напротив «кондейки», где медики пьют чай. За эти полдня они много раз перекусывали. Я видела, как они режут салаты, хлопочут над закусками», – вспоминает женщина. 

В судебном заседании не стали выяснять, чем вечером пятого июля 2011 года занимались врачи. Ясно, что cотрудники роддома не делали того, что были должны. А должны они были спасать ребёнка – срочно готовить роженицу к кесареву сечению. То, что роды пошли не по сценарию, медики могли заметить по данным кардиотокографии (КТГ), эта процедура позволяет следить за течением родов с помощью записи сердцебиения плода и сокращений матки. Судя по медицинским документам, в промежуток с 19 часов 40 минут до 20 часов 50 минут тест КТГ был сомнительным. Эти данные должны были насторожить докторов и побудить провести дополнительные исследования плода. 

Причём последние 20 минут показаний говорили о том, что сердечный ритм плода сбивался, сердце слабо реагировало на схватки. Для медиков это должно было послужить сигналом того, что ребёнок испытывает острое кислородное голодание мозга. Но врачу Марии Голубевой, которая принимала роды у Юлии Ардаминой, результаты исследования ни о чём не сказали. Бригада продолжала действовать так, будто всё идёт по плану. Даром что и в записи, сделанной с 22 часов 40 минут до 00 часов 20 минут, видно, что из-за гипоксии сердце ребёнка не может адекватно реагировать на маточные сокращения. В медицинской карточке Юлии записано, что в следующие полтора часа запись КТГ не проводилась. Сквозь скупые на эмоции строки судебно-медицинской документации проступают фразы, которые несут мощную экспрессивную нагрузку: «Отсутствие мониторинга не позволило своевременно диагностировать признаки дистресса (страдания) плода». Ещё не родившись, страдал ребёнок, страдала и чувствовала неладное и будущая мама. 

В эти же часы родители Юлии, встревоженные её жалобами, несколько раз связывались с родильным отделением и просили помочь дочери. «Нам всё время отвечали, что рожать она будет после 12 часов ночи», – говорит Евгений Геннадьевич, отец Юлии. Так и случилось. Ровно в два часа ночи на свет появился Саша. «Я увидела сына. Он был фиолетового цвета. Потом все быстро ушли, долго никого не было. Когда врач вернулась, я стала спрашивать: «Почему ребёнок не плачет?» Она мне говорит: «Надо же, какое у мальчика сильное сердце. Не дышал, а сердце билось», – Юлии до сих пор больно вспоминать те минуты. 

В судебном заседании Мария Голубева сняла с себя ответственность за произошедшее. Она заявила, что сделала всё, что от неё требовалось. «Состояние было сомнительное, но необходимости в оперативных родах не было», – сказала врач. 

Примечательно, что эти слова были произнесены после проведения служебного расследования, по итогам которого Голубева, а также заведующий родовым отделением, понесли дисциплинарное взыскание. Кроме того, выводы о том, что медицинская помощь Юлии Ардаминой была оказана не в полном объёме, сделала комиссия областного министерства здравоохранения. Медицинских документов, представленных суду, оказалось достаточно, чтобы вынести решение без назначения экспертизы.  

Сразу после родов Сашу положили в реанимацию. Он находился в тяжёлом состоянии. «Педиатры не давали никакой гарантии, что он будет жив. Мне сказали, что первые четверо суток жизни – решающие. Если он сможет продержаться это время, значит, выживет. Я отсчитывала дни. Приходила в палату, смот-рела на него, бездыханного, утыканного трубками со всех сторон, и уговаривала его, чтобы он жил. Уговорила», – рассказывает молодая, но очень мужественная мама.

Врачи предупреждали, что после перенесённой гипоксии у ребёнка могут развиться патологии: ДЦП, гидроцефалия, глухота, слепота в  зависимости от того, какой участок головного мозга больше пострадал. В первые дни для родителей было важно, чтобы ребёнок просто выжил. Позже начали замечать, что Саша развивается не так, как другие дети. Не может сосать, в 3-4 месяца не держит голову. 

«Когда мы попали в Ивано-Матрёнинскую больницу с пневмонией, невролог категорично сказала, что мой ребёнок никогда не будет сосать и чтобы я готовилась всё время кормить его через зонд. Ну разве можно матери так бить по рукам? Мы с мужем нашли в Интернете и купили поильник Хабермана, с помощью этого приспособления можно научить ребёнка сосать. Научили. Сейчас Саша не только сосёт, но и ест самостоятельно, – делится достижениями Юлия. – В Иркутске мы побывали на приёме у лучших неврологов. Ходили в разные клиники – и бесплатные и платные. Все врачи сказали: вам придётся с этим жить. В России таких детей не лечат». 

Ардамины не смирились. Семья нашла клинику в Китае, в которой занимаются реабилитацией детей с двигательными нарушениями. В августе Юлия с сыном вернулись с очередного курса. «Улучшения минимальные, но они есть. Например, стала двигаться правая рука, до этого Саша пользовался только левой. Кроме того, он научился сидеть, опираясь на руки. Самое важное, у сына сохранён интеллект, за счёт интеллекта можно «вытягивать» физические функции. Например, я кладу Сашу на опору для ползания, впереди на полу ставлю игрушки, он хочет их достать и изо всех сил старается подползти к ним».

Восемь месяцев назад в семье родился второй ребёнок – Фёдор. Мальчик здоров, развивается в соответствии с возрастом. Родители замечают, с каким интересом Саша наблюдает за младшим братом, стремиться повторить за Федей простые движения, которые здоровый ребёнок выполняет не задумываясь. Малышу с ДЦП для этого требуются неимоверные усилия.    

Китайские специалисты признают, что состояние Саши тяжёлое. Понадобится много сил, чтобы поставить мальчика на ноги. Но врачи дают родителям главное – надежду, что ребёнок будет ходить. Очевидно, что кроме сил родителям понадобится много денег. Юлия рассказала: миллион рублей семья уже потратила на лечение. На лекарства, процедуры, массажи, средства реабилитации и оплату клиник уходит львиная доля бюджета семьи. Чтобы платить за лечение, Евгений устроился на вторую работу, при любой возможности берёт подработки. Часть от своих заработков отдают родители Юли.  

Дважды Юля возила Сашу в Москву на консультации к специалистам. Дважды мальчик прошёл курс реабилитации в Китае. «Летом мы лечились в пекинской клинике 1,5 месяца. Врачи говорят, чтобы получить заметный эффект, нужно полгода непрерывных процедур. При этом в месяц только за лечение нужно заплатить 120 тысяч рублей. Мы можем позволить себе только короткие курсы. В ноябре снова собираемся в Москву на плановый приём к неврологу. Потом планируем поехать в Китай».

Юля искренне верит, что раз её ребёнок в утробе был здоровым, значит, утраченные функции можно восстановить. «Видно, что наш ребёнок развивался правильно. Абсолютно правильный ребёнок, – говорит, целуя Сашу, Юля. – Может быть, я так говорю, потому что свои дети всегда лучшие. Но для меня мои мальчики самые красивые и самые умные». Два года назад она уже уговаривала своего сына, чтобы он выжил. Сегодня Юля внушает малышу, чтобы он стал здоровым. И кто знает, какая сила заключена в вере матери. Вере в своего ребёнка.

На одной из страниц судебного решения написано, что семья нуждается в психологическом консультировании. Спрашиваю Юлю, удаётся ли выделить время на себя. «Вы же видите, с Сашей надо быть постоянно. Жизнь у нас идёт на одном дыхании. Лечение-лечение-лечение. Нет такого, чтобы я вздохнула и сказала: «Сегодня отдых». Тяжело и психологически и физически», – говорит Юля.

Прокомментировать, насколько случай Ардаминых типичен для правовой практики, мы попросили медицинского юриста, автора сайта medprаvoved.ru Артёма Воропаева. «Суд взыскал с ответчика 2 миллиона рублей. Для Иркутской области это прецедент, хотя, например, для наших соседей, Красноярского края и Новосибирской области, такие суммы компенсации – обычное явление. Миллион каждому родственнику для возмещения тяжкого вреда здоровью – средняя российская норма. В данном случае судья воспользовался общероссийской практикой. Если сравнивать с Европой, в частности с Францией, там суммы компенсаций совершенно другие. В подобной ситуации ребёнок получает в среднем 3,5 миллиона евро (данные Национальной ассоциации жертв медицинских несчастных случаев). Я думаю, на лечение и реабилитацию ребёнка Ардаминым придётся потратить намного больше, чем 2 миллиона рублей», – отметил Артём Воропаев. Поскольку перинатальный центр – областное учреждение, средства по судебному решению должен выплатить областной бюджет. 

Юлия считает, что врачи, по вине которых её ребёнок стал инвалидом, понесли не достаточно суровое наказание. «Их лишили годовой премии и направили на учёбу. Я буду обращаться в прокуратуру и требовать более строгого взыскания», – заявляет женщина. Кроме того, в ближайшее время Юлия собирается через суд заставить роддом компенсировать расходы на лечение Саши пожизненно. 

Вполне зрелую позицию молодая мама заняла в общении с редакцией. Через газету Юлия хочет донести до других людей, пострадавших по вине медиков, что не нужно бояться защищать свои права: «Я общаюсь с мамами «дэцэпэшек». У многих ситуация похожа на нашу, но люди считают, что с медиками судиться бесполезно. Я хочу, чтобы все знали: смысл есть. Путь наша история послужит примером другим мамам».