издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Владимир Толстой: «Стандарт – это убийство творчества»

В рамках литературных вечеров «Этим летом в Иркутске – 2014» столицу Приангарья посетил Владимир Толстой. Наш собеседник – праправнук великого писателя, советник президента России по культуре и искусству, председатель совета при президенте России по русскому языку. «Конкурент» воспользовался уникальной возможностью поговорить с этим неординарным человеком, искренне болеющим за отечественную культуру и родной язык. У нас было всего полчаса. Эти полчаса пролетели стремительно, и многие вопросы просто не успели прозвучать.

«И я от Астафьева Распутину вёз Бердяева»

– Радостно видеть вас на нашей земле, уже непромёрзлой, по-летнему приветливой и тёплой.

– Я в разное время года бывал в Иркутске. И зимой в том числе, я помню, какие в 1980-е годы здесь были хорошие, сухие, замечательные зимы. 

– Разрешите задать вам вопрос, который я как коллега коллеге не могу замолчать. Журналистика ведь затягивает, не скучаете ли вы по профессии? Не жалеете, что из журналиста переквалифицировались сначала в директора Ясной Поляны, а после и в советника президента по культуре?

– Я, конечно, ни о чём не жалею. Потому что всё, чем я занимался и занимаюсь, невероятно интересно и наблюдательно, одно дополняет другое, расширяет, поэтому всё было движением вперёд. Хотя я очень счастлив был в своей профессии. Я работал в журнале «Студенческий меридиан», который в своё время был просто замечательным и очень популярным. Сейчас это невозможно представить, но у нас тиражи достигали семи миллионов экземпляров. Популярность распространялась на весь Советский Союз. Коллектив был творческий, молодой, смелый, у нас работал очень прогрессивный редактор, который не был журналистом, но охотно отпускал нас в командировки по всей стране. Собственно, мой первый приезд в Иркутск был как раз командировкой от «Студенческого меридиана». 

– А тему помните?

– Конечно. И я не просто помню тему, я продолжаю общаться с человеком, о котором тогда писал. Это была студентка второго курса филфака ИГУ, она возглавляла студенческое движение в защиту Байкала и смело себя для второкурсницы и вообще советского времени позиционировала. Настоящий лидер, яркий, цельный человек. Вчера она была на моём творческом вечере, мы всё это время поддерживали связь. И в первый же свой приезд в Иркутск я познакомился с Валентином Григорьевичем Распутиным. 

Мне вообще везло на героев публикаций, со многими из них я не терял связь все эти годы. Тепло вспоминаю тот период, много удалось поездить по стране, по тогдашней большой стране. Я получил потрясающий профессиональный и жизненный опыт. Но когда возникла возможность возвращения Толстых в Ясную Поляну, конечно, у меня не было раздумий. Это был и вызов необыкновенный, и возможность сохранить семейное родовое гнездо, попытаться его развить, сделать что-то достойное памяти Льва Николаевича, Софьи Андреевны, вообще всех Толстых. Уже на современном этапе хотелось не только сохранять музей, но и двигаться вперёд. И со-всем трудно было отказаться, когда президент предложил работать в его команде. И тот опыт, который удалось получить в Ясной Поляне, распространить уже на всю сферу культуры. Так что я с огромным увлечением занимаюсь этой работой и открываю всё новые и новые её грани. 

– Были ли у вас встречи, которые стали настоящим подарком профессиональной судьбы и которые вы вспоминаете до сих пор?

– Прежде всего, встреча с такими удивительными людьми, как Валентин Григорьевич Распутин и Виктор Петрович Астафьев. Встреча произошла в одну командировку – сначала я ездил в Красноярск и там работал над несколькими материалами, и Виктор Петрович передал для Валентина Григорьевича книгу Бердяева, полузапрещённую тогда, изданную в Inopressa. И я от Астафьева Распутину вёз Бердяева. Много удивительных встреч было, но эти две – одни из самых запоминающихся. 

Музеи как филиалы школы

– С 1997 года вы председатель центрального совета Ассоциации музейных работников регионов России, объединяющей музеи российской провинции. Расскажите об этом проекте. 

– Это было моей осознанной идеей объединения провинциальных музеев. Ведь в стране тогда не существовало музейного профессионального сообщества, был лиш Национальный комитет (ИКОМ – это международная музейная организация, а в России около 60 лет существовал Национальный комитет). В советское время и первые постсоветские годы это был почти закрытый элитарный клуб, куда входили только крупнейшие столичные музеи – Третьяковская галерея, Музей имени Пушкина, Эрмитаж, Русский музей, Кремль и прочие музейные монстры. И не было ни одной организации, объединяющей музеи провинции. Так что наша ассоциация стала первой. Вскоре, через несколько лет, при содействии Министерства культуры был создан Союз музеев России, который возглавил Михаил Пиотровский. И необходимость в ассоциации если не отпала, то стала гораздо меньше. Но на тот момент, когда мы её создавали, было необыкновенно важно профессионально объединить музейных людей. В первые свои годы ассоциация замечательно работала, мы ездили друг к другу, обменивались опытом, выставками, профессиональными секретами, много проводили семинаров и мастер-классов. Мы выживали, несмотря на непростые 1990-е годы, научились получать гранты. Это была большая и хорошая школа, которая сыграла свою позитивную роль. Мы издавали замечательный, на мой взгляд, журнал «Мир и музей», вышло около 20 номеров. Небольшая журналистская бригада выезжала в регион, полностью прочёсывала все музеи и писала обзоры, получалась маленькая энциклопедия провинциальных музеев, в основном Центральной России. Ассоциация до сих пор формально существует, продолжает поддерживать сайт, но работает уже не так активно.

– Региональным музеям сегодня выживать непросто. Лично вы в чём видите основную проблему музеев и возможно ли радикальное решение этой проблемы? 

– Проблем целый комплекс, но одна из ключевых – недостаточное финансирование. Как правило, небольшие музеи относятся к региональному или муниципальному подчинению, и во многих регионах музеи недофинансируются, здания и музейные предметы нуждаются в реставрации, да и новые экспозиции нужны, как и новое современное оборудование, необходимое для более качественного показа. Это глобальные проблемы, которые носят материальный, финансовый характер. Наверное, будет справедливым сказать, что в части работы музеев сохраняется очень консервативный подход. Отчасти он необходим, ведь музеи – явление консервативное. И одна из их главных функций – сохранять фонды. Но сегодня необходимо учиться и их интерпретировать, и привлекать людей. Потому что музей существует не только для того, чтобы хранить, но и для того, чтобы на основе своих фондов создавать образовательные программы. В мире везде очень серьёзно учатся в музеях, давно доказано: образовательные программы гораздо эффективнее, если естественно-научные знания, например, продемонстрировать и дать в музее, а не у школьной доски. В этом плане особенно преуспели азиатские музеи – в Китае, Корее, Японии. Немножко по-другому, но также активно это делается в Англии, Германии, других продвинутых музейных странах. Лучшие российские музеи тоже идут по этому пути, замечательные образовательные программы есть у Русского музея, у той же Ясной Поляны. Конечно, это правильный путь, нужно привлекать семьи, детей, ведь музей – одно из лучших мест для проведения семейного досуга, причём в полезной форме. А в музеях-заповедниках и красивая природа, и история, и сама атмосфера очень питательна для души. Мне кажется, что музеи должны именно в этом направлении развиваться: сохраняя консервативные подходы к фондам, к наследию, с новой стороны открываться для посетителя. Мы все должны стремиться к тому, чтобы люди ходили не только в парки развлечений, но и в музеи. 

Власть плюс культура – это более высокий уровень власти

– Как советник президента по культуре и искусству в чём вы видите свою главную миссию? Впрочем, слово «миссия» объёмное и несколько высокопарное. 

– Но, пожалуй, я с ним соглашусь. Я чувствую: то, чем сейчас занимаюсь, может в какой-то момент обернуться некой миссией. Потому что мне хотелось бы изменить ситуацию глобально, изменить принципиальное отношение всех уровней власти к культуре, доказать, аргументировать и внедрить в общественное сознание понимание того, что культура – это не сфера услуг, а базовое, чрезвычайно важное явление, которое формирует человека и гражданина. От уровня культуры в стране зависит и успешность страны в мировом сообществе, и её конкурентоспособность. В моём представлении культура – абсолютно необходимый ингредиент, который всё делает лучше. Всё, что соприкасается с культурой, становится лучше. 

– Немеркнущая и необыкновенная магия?

– Если хотите – да. Власть плюс культура – это более высокий уровень власти. Если губернатор уделяет внимание культуре, поддерживает её, сам увлечён театром, музыкой, литературой, значит, уровень региона несомненно начнёт повышаться. Я иногда говорю, что культура – это абсолютно необходимый компонент даже для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Чем больше человек интересуется искусством, тем он внутренне богаче, он по-другому общается и чувствует.

– И ему не бывает скучно. 

– Да! Я могу честно сказать: совершенно незнаком с этим ощущением. Мне никогда не бывает скучно: во-первых, просто некогда, во-вторых, всегда есть чем заняться. И в этом огромную роль играют и литература, и музыка, и театр, и кинематограф, всё то, что делает тебя богаче. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы в России была долгосрочная, продуманная, всесторонняя, многосторонняя программа, основа государственной культурной политики, рассчитанная на много-много лет вперёд. И всё это – на основе серьёзной ресурсной и материальной базы, с возможностью действительно создавать условия для развития культуры даже в самых отдалённых уголках страны. Потому что у нас есть сильное культурное неравенство – неравенство доступа к ценностям культуры. У людей, живущих в крупных городах, в столицах, и у проживающих в небольших населённых пунктах этот дисбаланс налицо, и он несправедлив. Нужно находить государственные решения, как этот дисбаланс выправлять. Потому что каждый человек по Конституции у нас имеет равные права. И они должны быть не только декларированы, но и гарантированы, потому что одарённые дети рождаются везде. Необходим системный государственный подход, который позволит раскрывать способности у людей независимо от того, где они родились и живут. Второй момент, который кажется мне не менее важным, и я тоже об этом стараюсь говорить: одной из важных задач государства я вижу создание условий не только для поиска талантов и будущих творцов, но и для увеличения армии читателей, слушателей, зрителей, то есть тех людей, которые придут в театры, концертные залы. Они с раннего детства получат прививку культуры и дальше уже не смогут без этого жить. Кто успел почувствовать магию искусства, кто понял его по-настоящему, тот действительно будет искать это всегда, открывать новые книги, ходить на новые спектакли, слушать классическую музыку в исполнении талант-ливых людей. Это в равной степени важно – и воспитывать, и находить творцов. Сегодня часто приходится слышать: зачем содержать музыкальные и художественные школы? Только один из ста станет затем профессиональным музыкантом или художником. Остальные – это тот самый просвещённый народ, умные, способные к творчеству люди, которые совсем не обязательно профессионально реализуются. Но они повышают градус культуры в обществе.

– Раз уж речь зашла о подрастающем поколении – современные дети мало читают. Я своего сына научила любить книги, он растёт на Осеевой, Крапивине, Алексине. Но в целом что происходит, на ваш взгляд? Почему дети не читают?

– Это в какой-то степени зомбирование массового сознания. Вторая причина – в резком падении качества преподавания литературы в школе. Потребность в обучении русскому языку и литературе стала сильно спадать, сказывается и не-обязательная сдача литературы в школе. А у нас очень прагматичный век – родители готовят своих детей для поступления в вузы, налегают на те предметы, что необходимы для сдачи экзаменов. И очень многие базовые вещи отошли на второй план, стали необязательными. Сухие мёртвые методики постепенно свели преподавание литературы к запоминанию персонажей и к механистическому подходу к книгам, что делает предмет неинтересным, обезличивает его и отвращает детей. А ребёнка в первую очередь надо увлечь, и программа должна быть составлена с учётом именно эмоционального воздействия. Нужно больше вместе читать, обсуждать то, что детей и подростков волнует. 

12–14-летний подросток может почитать про подростковую любовь, про то, что с ним в жизни происходит, что цепляет, нужно показать, что ответы на вопросы, которые его мучают, можно найти не в подворотне, и не только у родителей, а в книге. И меньше суицидов тогда будет и других неприятных вещей. Потому что в книге как раз можно найти простые решения очень сложных проблем, которые у ребёнка в любом возрасте возникают. 

Может, совершенно необязательно мучительно изучать «Войну и мир» в школе, когда ребёнок страдает и от объёма, и от сложности произведения (хотя для многих это, может быть, единственная возможность прикоснуться к классике). Но можно заразить его другими произведениями – сколько о любви писали Куприн, Бунин, тот же Толстой. Надо увлечь, зацепить, это в образовании и обучении главное. Кстати, об этом говорил и Толстой, который считал, что любая «затверждённая» методика тут же мертвеет. Всё должно двигаться вперёд, обучение и образование – очень живой процесс, и главная задача учителя – не напичкать голову ученика знаниями, а пробудить в нём интерес к познанию. Сегодняшнее образование – это стандарты. А стандарт – это убийство творчества, потому что творчество всегда преодоление стандарта. 

– Может, вы как-то воздействуете на эту систему, пользуясь своим положением советника президента?

– Поскольку культура и образование – связанные вещи, мы пытаемся через государственную политику в культуре воздействовать и на эту сферу. Мы ведь говорим о культуре как о базовой ценности, о том, что формирует человека. И здесь, конечно, вступаем и на поле образования, и на поле молодёжной политики и развития села. Возьмём, к примеру, архитектуру, подведомственную строительству. Но архитектура прежде всего искусство, именно поэтому у нас такая неважная архитектура. Она с хрущёвских времён считается частью строительного комплекса, строителю важно дешёво и быстро построить жильё, а эстетические задачи перед ним не стоят. Промыслы народные оказались в Министерстве промышленности. Поле культуры сегодня разорванное, раздёрганное, и одна из главных моих задач – попытаться снова его собрать. Потому что культура может развиваться только в единстве, в целостности.

«Анна Каренина» как лучший мировой роман

– А ваши дети читают? Научили вы их любить книги?

– У меня четверо детей. Две взрослые дочери читают много. Старшая живёт в Англии, она профессор русской литературы, преподаёт, естественно, очень много читает. Вторая дочь – эксперт по живописи, с хорошим базовым образованием, тоже любит читать. Мальчишки читают меньше, но читают. Старший мальчик – студент факультета журналистики, сейчас читает много, готовясь к экзаменам. А младший в какой-то момент очень почувствовал поэзию, полюбил Есенина и многое знает наизусть, например «Чёрного человека». Ему Есенин лёг на душу, и он стал в целом больше читать поэзии и прозы. Конечно, в 16 лет хочется проводить время в компании друзей, но у меня нет сомнений, что и он будет достаточно читать. 

– Вы читаете просто так, для себя, есть ли на это время? И кого из современных авторов вы бы выделили?

– Если говорить о современных писателях, то я читаю их практически всех, так как являюсь членом жюри нескольких литературных премий, в том числе «Большой книги», а также председателем жюри премии «Ясная Поляна». И в ближайшее время мне предстоит прочитать 60 романов – 42 в одной номинации и 18 в другой. Так я практически каждый год прочитываю всё, что появляется. Не могу сказать, что всё в равной степени доставляет удовольствие, но при этом я всё равно ухитряюсь читать и для себя. Часто возвращаюсь к классике, причём это разные могут быть порывы. Когда в Ясной Поляне работал, постоянно перечитывал Толстого. Потрясающий в этом смысле роман «Анна Каренина»: сколько бы ты его ни читал, всё равно открываешь новый пласт, новый угол, новую глубину. Художественно я считаю это произведение самым совершенным из когда-либо написанного, «Анна Каренина» – лучший мировой роман с точки зрения художественной правды и абсолютной психологической точности. Все герои действуют сообразно характерам, которыми их наделил Толстой. Это потрясающе, как этого добился писатель, я не понимаю. С удовольствием иногда перечитываю что-то из Бунина, Куприна, Лескова, Леонида Андреева, чеховские рассказы. Из ныне живущих боготворю Валентина Гри­горьевича, очень люблю его рассказы, один из самых любимых – «Что передать вороне?», трогательная, блистательно написанная вещь, которая меня поразила, когда я впервые её прочитал. Люблю «Уроки французского», и практически всё, что написал Распутин, мне дорого. Из современных очень ценю Виктора Ивановича Лихоносова, особенно блистательный роман «Мой маленький Париж», написанный в конце 1970-х годов, остроумный, с ярким языком, запоминающимися характерами. Юрий Бондарев, Борис Екимов, живущий в Волгоградской области… Из молодых мне очень симпатично всё, что делает Алексей Варламов – и в биографической, и в художественной прозе. Павел Басинский, Владислав Отрошенко, Олег Павлов. Захара Прилепина высоко ставлю. Его последний роман о Соловках – тяжёлая, но сильная и качественная литература. Из совсем молодых – Серёжа Шергунов.

– Если бы вам выпала возможность задать вопрос своему великому предку, о чём бы вы его спросили? 

– Я бы спросил, был ли он по-настоящему счастлив.

– Тогда мне хочется и вам задать такой же вопрос. Вы счастливы?

– Безусловно. Определённо. Никогда нельзя об этом вслух говорить, чтобы счастье не спугнуть. Но я знаю, что приносит ощущение счастья, и это очень простые вещи – общение с близкими, природа, хорошие книги и хорошая музыка. И всё это наполняет мою жизнь, делает её многогранной и дарит то ощущение счастья, о котором вы спрашиваете.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры