издательская группа
Восточно-Сибирская правда

«Страшилки» для детей и взрослых

  • Автор: Сергей ЗАХАРЯН

Передразнивая классика, скажу: любите ли вы театр кукол так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра кукол больше всего на свете? И в самом деле, не сосредоточиваются ли в нём все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Какой из всех видов театра владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно? Он – самый условный, а значит, и самый театральный из театров. Как опера! О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нём, если можете.

Иркутский театр кукол. Валерий Роньшин. «Рассказки-страшилки для детей и взрослых». Режиссёр и художник Сергей Иванников… Этот спектакль подбивает к нахальству – и вот пожалуйста: переиначил расхожую цитату – и отнёс её к сегодняшнему театральному событию в Иркутске. 

Я посмотрел «Страшилки», обрадовался и понял, что буду к ним возвращаться; и вам, читатель «взрослый и детский», советую: оно того стоит. Примериваюсь к тому, чтобы прийти на спектакль с шестилетней Евой – моей, впрочем, постоянной спутницей в театре. Театр хотел бы, чтобы этот спектакль был вечерним («10+»), а мне очень любопытно: что скажет моя девочка «6+»? (Только что узнал: по настоянию тех, кто лучше театра знает, что можно детям, а чего нельзя, возрастное ограничение – «14+». И думаете, я не пойду с Евочкой?)

Театр в принципе – ни для кого: он сам по себе, это отдельный мир, далёкий от банальной повседневности. Театр – ничем не заменимый дом, где живут моё сердце… и голова. Не правда ли, дневные заботы голову не включают: здоровье, еда, политика, погода – всё «на автомате»; а оглянешься, уставши, перед сном: что удалось нового подумать? Ничего? И день пропал…

Этот спектакль, как и театр в принципе, не для коллективных выходов, он обращён, как новая задиристая, нахальная книжка, к каждому в отдельности: а сам ты что об этом думаешь? 

Помните «Вредные советы» Остера? Год назад Ева смущённо подняла на меня глаза от такой, например, «страшилки»:

Если всей семьёй купаться

Вы отправились к реке,

Не мешайте папе с мамой

Загорать на берегу.

Не устраивайте крика,

Дайте взрослым отдохнуть.

Ни к кому не приставая,

Постарайтесь утонуть.

А сегодня – клянусь, сама, по собственной инициативе! – читает наизусть этот и ещё с десяток «вредных советов» – хохочет и собирается с ними в детский сад. Я не спрашиваю её: «Что хотел сказать автор?» – только радуюсь. Посмотрим, что скажут воспитатели… 

На обсуждениях этого спектакля паникуют некоторые взрослые (не дети!), а от психолога, специально приглашённого, мы услышали о «когнитивном диссонансе». Эти загадочные слова переводятся так: они про конфликт привычного и нового в сознании. Беречь зрителя от такого конфликта – не знать природы театра. Театр по-настоящему «случился», если взорвалось сознание зрителя и возник болезненный «когнитивный диссонанс» («катарсис» по Аристотелю), в результате чего есть шанс понять про себя что-то из того, раньше что в голову не приходило. Но симпатичный психолог говорила, что юного зрителя нужно беречь от «диссонанса»…

Маленький человек растёт – а взрослые торопливо цементируют ему сознание готовыми «хорошо» и «плохо», – и голова закрывается для настоящей, неизбежно тревожащей и лишь потом радующей мысли. Она, мысль, рождается только в диалоге с мыслью же, а это все­гда непростая работа. Человек с цементной башкой (любого взрослого это подстерегает) – враг непонятного. И кто, скажите, скучает по хулигану – Аристофану («отцу комедии»); у кого на столе нахалы Рабле, Вольтер, Парни (последние двое – любимцы Пушкина); кто читал евангелие от Льва Толстого – богохульника, до сих пор отлучённого от церкви? 

А Пушкин («наше всё»!) во многих головах лишь тот, что дозволен в объёме начальной школы. Пушкин «Гавриилиады» знаком столько же, сколько автор «Илиады», а насмешливое богохульство Гомера внушает законный «когнитивный диссонанс» уже три тыщи лет. 

В серии из семи задиристых «страшилок» главный раздражитель – «Рассказка третья: «Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина». Учительницы в зале сердятся, не замечая, что тут анекдот не про их благопристойного Пушкина, а про весёлого гения, который вот сейчас, на сцене, ищет рифму для «Царя Никиты и сорока его дочерей». Эта «рассказка» смеётся вместе с разыгравшимся поэтом – и над ним самим, и над теми, кто точно знает про «измены» Н.Н., и впрямь если не съевшей, то «заевшей» беднягу-мужа. Загляните в Интернет: сколько их, защитников поэта от его бедной «жёнки» (он так её в письмах зовёт).

Непочтительная радость и любовь к живому Пушкину – вот впечатление от этой «страшилки» (мы чуть не поссорились из-за Пушкина с другом, большим любителем театра кукол). 

Про что эта «страшилка» – вы прочитали в названии: Н.Н.-таки и его, и ещё кое-кого съела… 

«Царя Никиту» я сейчас цитировать не стану (в спектакле его тоже не цитируют). Вместо этого сошлюсь на… композитора Чайковского. Его сверхдраматичная опера «Пиковая Дама» (по тому же Пушкину) – вдруг, накануне всех несчастий, явно вспоминает – эффектно, бравурно, с удовольствием – «Царя Никиту».

Думаю, не бог весть какое открытие – то, что скабрёзная (и прелестная!) поэмка Пушкина написана под впечатлением от шутки «старика» Державина – того самого, кто юного лицеиста «в гроб сходя, благословил». У Чайковского куплеты Томского на стихи Державина – это ведь про то, как весело композитору: он знает, что трагедия у него получилась, и петь её будут во всём мире и через двести лет:

Если б милые девицы

Так могли летать, как птицы,

И садились на сучках,

Я желал бы быть сучочком,

Чтобы тысячам девочкам 

На моих сидеть ветвях.

Пусть сидели бы и пели,

Выводили и птенцов;

Никогда б я не сгибался,

Вечно ими любовался,

Был счастливей всех сучков.

Несколько слов о других «рассказках-страшилках», возникающих в глубоком чёрном экране, в куклах и «живом плане», в виртуозном исполнении Романа Зорина, Натальи Уткиной, Андрея Дюкова, Галины Улан, Олега Маркелова, Любови Калиниченко, Любови Леви, Тамары Гуринович, Надежды Светловой.

Приведу по паре реплик из этих мини-пьес – и тех, кто боится «когнитивных диссонансов», просят не беспокоиться: здесь театр нахально показывает язык и серьёзной тёте, и самой Смерти!

Рассказка первая. «Девочка с косой» (Смерть пришла за 11-летним Юрой, компьютерным гением, а он её «всухую» обыграл): «И знаете, что Смерть Юре на прощание сказала? «Когда я к тебе, Юра, через сто лет приду, ты меня точно не обыграешь». 

Рассказка вторая. «Дедушкин портрет» (Дедушка–«афганец» с портрета расстреливает школьных учителей – обидчиков внука): «Больше никто Петьке двоек не ставил. Он сделался круглым отличником и окончил школу с золотой медалью. Потом поступил в университет и окончил его с красным дипломом. Потом стал аспирантом, потом доцентом, потом профессором, потом академиком, потом президентом Академии наук. И везде, где бы он ни находился, с ним был портрет любимого дедушки с автоматом в руках».

Рассказка третья – смотри выше.

Рассказка четвёртая. «Мамочка и Минечка» (Мамочка рассказывает Минечке про Прекрасную принцессу, про Фею, про кафе с вкусным мороженым, а Минечка комментирует: и Принц у Принцессы – людоед; и в кафе-мороженое влетела не Фея, а Ракета!).

«Мамочка (растерянно): – Игрушечная…

Минечка: – Но с ядерной боеголовкой!

Мамочка (побледнев, в ужасе): – Ракета упала на пол…

Минечка (радостно вопит): – И взорвалась!»

Рассказка пятая. «Как мы с папой на охоту ходили» («Колин папа был заядлый охотник. Вот однажды он Коле и говорит: «Завтра, сынок, пойдёшь со мной на охоту. Парень ты уже большой, пора тебе привыкать к убийствам»).

Рассказка шестая. «Продавец смерти» («А у нас в России смерть дешёвая»).

Рассказка седьмая. «Уродушка» («Когда Уродушке исполнилось шесть лет, он пошёл в школу. Но проучился недолго. Его отчислили. Уродушка оказался умнее всех учителей и постоянно поправлял их на уроках… Привела мать Уродушку к Ведьме, та посмотрела на мальчика и говорит: «У него слишком большой мозг, надо половинку высосать»… И Уродушка сделался нормальным. Кстати, имя у него было вполне нормальное – Ваня. Когда он вырос, его стали уважительно называть Иван Иванович. А многочисленные друзья звали попросту – Иванычем. Потому что он был такой же, как все. И больше никого никогда своим умом не раздражал»). 

…Настоящие стихи нельзя пересказывать своими словами: станешь цитировать эти «страшилки» – не остановишься. Взрослый разгневается: «И про что это? И что ты хотел сказать?» А поэт удивится: «Да я и сказал, про что хотел…»

Нигде спектакль не торопится с оценкой ситуаций и характеров, не спешит с разъясняющей моралью. Надеюсь, и самый раздражённый зритель ещё вернётся к спектаклю, пусть в воспоминаниях, и порадуется тому, как театр с верой в его голову заманил и бросил его в капкане «когнитивного диссонанса», откуда надо выбираться самому! 

По сторонам от чёрного экрана – два вертикально стоящих Гроба для двух потрясающих ведущих: Него и Её. Он (Александр Шлюндиков) значителен, серьёзен, смешон, умён. Она (Анастасия Усольцева) много выше него ростом, в эффект­ных чёрно-красных линиях – стильная, безжалостная и магнетически притягательная. Вместе они – те­атральная смерть штампам. 

Автор спектакля Сергей Иванников – известный в стране режиссёр, неоднократный лауреат «Золотой маски» (тоже «самый умный»). Наш театр тоже умный: любит его, приглашает на постановку уже не в первый раз. А как психологи и зрители распорядятся «страшилками», посмотрим.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры