издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Ольхонские университеты

  • Автор: Эржена Дондобовна Чагдурова – дочь Надежды Борисовны Алдаровой, кандидат философских наук, доцент кафедры философии БГУ, Почётный работник высшего профессионального образования РФ, Фото: из архива героини публикации и из фотоальбома Иркутского государственного рыбопромышленного треста, 1947 год. Сканы со страницы www.humus.livejornal.com

Продолжаем публикацию материалов в рамках рубрики «Подвиг тыла». Она будет наполняться эссе, сочинениями школьников и семейными работами, посвящёнными подвигу женщин-рыбачек и участников Великой Отечественной войны из Ольхонского района.

Это часть проекта «Женщины тыла», ставшего победителем конкурса президентских грантов. Информационный спонсор проекта – газета «Восточно-Сибирская правда».

Ольхонский район внёс весомый вклад в обеспечение фронта продовольствием. К началу войны был построен Маломорский рыбозавод, организовано 20 рыболовецких колхозов, работал Райпотребсоюз. Ушедших на войну мужчин заменили женщины и дети. К работе ребята привлекались с 10-летнего возраста.

Трудились в тяжёлых условиях: ловили рыбу, тянули невод, стоя по пояс в ледяной воде, чинили сети. По ночам вязали носки и шили кисеты для фронтовиков. Кроме того, район поставлял для Красной Армии сельскохозяйственную продукцию – мясо, молоко, масло и так далее. За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны награждено более 500 ольхонцев.

«Очень важно рассказать о подвиге тружениц тех лет и сохранить память о них. Сейчас живыми свидетелями тех событий являются рыбачки, которые начали работать и помогать на рыбном промысле в детском возрасте», – отмечает руководитель проекта «Женщины тыла» – исполнительный директор Благотворительного фонда развития местных сообществ «Ольхон» Эльмира Семёнова.

Эта статья была написана моей мамой – Алдаровой Надеждой Борисовной, кандидатом филологических наук, доцентом БГУ, ветераном труда, Отличником народного просвещения РФ, Заслуженным работником образования РБ, дочерью репрессированного Баргая Ивановича Алдарова, ветерана Великой Отечественной войны. Написана статья по зову сердца, она не была приурочена ни к какой дате, впервые опубликована в газете «Правда Бурятии» в 2006 году. Публикация воспоминаний вызвала широкий резонанс среди земляков-ольхонцев, которые прислали маме множество писем с уточнениями имён, дат, с просьбами написать про их родных. Мама с большой ответственностью отнеслась к их просьбам. Статья была доработана и опубликована в «Хужирском вестнике» на Ольхоне. Над статьями о своих земляках мама работала вплоть до своей внезапной безвременной кончины в ноябре 2007 года. Много историй было рассказано мамой нам, детям, о её детстве и юности, и мы храним их в своих сердах, передаём нашим детям и внукам как эстафету памяти и любви.

Эржена Чагдурова

Реабилитировали только после смерти Сталина

Мои детские и юношеские годы связаны с Ольхоном, с делами колхоза имени С.М. Кирова, занимавшего в то время чуть ли не половину острова, его западную часть. В 1938 году моего отца, Алдарова Бориса (Баргая) Ивановича, заместителя председателя колхоза, вместе с другими членами правления и колхозниками репрессировали по обвинению в троцкизме, панмонголизме, о чём они, вероятно, и не слыхивали, не имели никакого представления.

Через два года тюремного заключения в Иркутске моего отца освободили: он перенёс пытки, но не подписал обвинительное заключение. Ясно, чего это стоило ему, бывшему сироте. Арестованный в расцвете сил, чуть старше 30 лет, волею судьбы он вернулся, но весь больной, старый, опухший до неузнаваемости. Реабилитирован он был только после смерти Сталина, в 1958 году.

Семья без кормильца пережила всяческие лишения. Мама, Евдокия Александровна, оставляя четырёх малолетних детей одних, уходила на работу, в результате плохого ухода и питания скончался самый младший – годовалый Володя. Работать в колхозе мне пришлось с малых лет, несмотря на то что в классе я всегда была младше всех и физически слабенькой. Мама моя старалась, чтобы я побыстрее вошла в колею школьной жизни и колхозной работы, так как я была в семье старшим ребёнком.

В то лето, в 1940 году, мы должны были убрать сено на лугу нашего села, всем распределили места работы. Нам с подружкой достался самый трудный участок – собрать сено из неглубокой, но разлившейся речки. Конечно, вся одежда на нас была мокрой, а нам было холодно, ноги и руки ныли. Сколько дней проработали на этом лугу, не помню, но освободили нас от работы, когда ноги наши были до колен в волдырях и язвах.

В следующем, 1941 году в другой бригаде меня посадили на лошадь возить копны. Это оказалось полегче, хотя и здесь были свои трудности. Вероятно, не хватало сёдел, и мне трудно было усидеть на лошади безо всякой сбруи, лишь с уздечкой, но лошадь была старая и умная, она слушалась меня.

Всё до последнего омуля – на фронт

В начале войны ушёл в армию отец. С тяжёлым сердцем мы проводили его, ещё не окрепшего после репрессий, страдавшего болезнью сердца. А вскоре пришли горестные вести: в пожаре войны погибли все наши близкие родственники – два маминых брата, Афанасий Александрович и Бахаруу Александрович Донькины, двоюродный брат отца Илья Петрович Хабаев. Получали подобные вести и многие другие колхозники, но жизнь продолжалась. На Ольхоне, как и во всей необъятной стране, трудился и стар и млад.

В две рыболовецкие бригады колхоза, в которых обычно было человек по 25, были включены подростки, учащиеся Семисосенской начальной и Хужирской семилетней школ. В их числе была и я. Бригадирами были Радна Гармаевич Мангутов, Владимир Нохоев, после демобилизации из-за тяжёлых ранений работал бригадиром Баргай Бадаевич Тугулов, на груди которого красовались ордена и медали.

Бригадиров выбирали обычно из людей опытных, знающих море, требовательных и с хорошими организаторскими способностями. В бригадах были и старейшины, такие как Эмхээл Данчинов – человек необыкновенной душевности. Вспоминается мне и Евдокия Аримхеевна – женщина средних лет, вынужденная пойти на рыбалку, оставив дома детей и хозяйство. Все были одержимы мыслью выловить как можно больше рыбы и отправить фронтовикам, а государственный план был велик, не всегда удавалось его выполнить, хотя был девиз: «Всё до последнего омуля – на фронт». èèè

За сутки в основном делали по 2-3 притонения. Если на одно притонение было необходимо при пологих берегах Семи Сосен минимум 7-8 часов, то можно представить, сколько времени приходилось на сон, еду, на то, чтобы просушить и починить невод, который часто приходилось вытаскивать из воды рваным, нитки для невода в то время были натуральные, слабые. Садились чинить невод, как только он высохнет, и старые, и дети, исключение составляли те, кто уезжал сдавать рыбу на Хужирский рыбозавод.

Старались не спугнуть рыбу

Сдать рыбу – это был самый тяжёлый труд для подростка: её грузили на носилки, затем таскали нагруженные омулем носилки в лабазы, ставили на весы, оттуда – к чанам, которые были довольно высокими для нашего роста, хотя и были врыты в землю. Затем опрокидывали рыбу в чаны, и снова то же самое – пока не кончится в лодке рыба. А если вылавливали по 30–40 центнеров, ехали уже всей бригадой, оставив стариков и самых младших сушить и чинить невод. Ночной улов старались сдать как можно раньше, спешили, гребли изо всех сил, что было нелегко после тяжёлого труда и бессонной ночи. Чтобы вернуться на притонение, гребли вод палящим солнцем километров 25–30 в зависимости от места нахождения стоянки.

Одним из важных этапов работы была загрузка невода со всеми стопами просмоленной толстой бечевы. Взрослые могли брать по одной стопе, разделив для обоих плеч, нам же стопу делили на двоих, да и то плечи сгибались, ноги подкашивались, а нести стопы приходилось на довольно значительное для нас расстояние к берегу. Невод тащить по земле, затем по воде вроде бы было легче.

Загрузка на баркас, подготовка к отплытию в море занимали часа 2-3, и мы всегда спешили. Закинув невод, возвращались на берег и долгие часы потихоньку, спокойно тянули невод, прислушиваясь к указаниям бригадира, стараясь не спугнуть рыбу. Работа заканчивалась на рассвете часто с богатым уловом. Оживлённые, мы залезали почти по горло в воду и приподнимали невод за поплавки и веревки, чтобы рыба не выскочила и не уплыла, а шла в огромный мешок в сердцевине невода. Окружив улов, подгоняли баркас, куда ребята постарше и покрупнее сачками закидывали рыбу.

Загрузив рыбу, мы прятались, чтобы снять с себя мокрую одежду и, чуть сполоснув, выжав, снова натягивали её на себя и бежали к костру, тепла которого едва хватало на всех, а одежды не было, чтобы менять каждый раз. Но было радостно думать, что наш труд – выловленная рыба – помогал фронту.

В годы войны Байкал наш любимый, наш кормилец, давал рыбу как никогда, сама природа была на нашей стороне. Бывало, часто слышали, что та или эта бригада выловила много центнеров рыбы за сутки, за неделю. Сейчас я, конечно, не могу с точностью вспомнить, сколько мы вылавливали, но старались изо всех сил.

Отсыпались в ветреную погоду

Иногда бывали перерывы в нашей напряжённой работе. Мы отсыпались в ветреную погоду, когда Байкал шумел, бурлил, когда рыбаки не выходили в море по нескольку дней. И молодость брала своё: мы много пели, начиная с обычной в то время «Мой костёр», заканчивая любимой всеми нами «Прощайте, скалистые горы». Вообще, знали много песен на военную тематику, пели и танцевали бурятский ёхор, славили Байкал и свой родной край. Все достаточно хорошо владели русским и бурятским, хотя в школах района не было ни одного предмета по бурятскому языку и литературе, что, естественно, было большим упущением работников народного образования и политики тогдашнего правительства.

В целом труд рыбака в то тяжёлое военное время был одним из самых изнурительных и нервных, влекущих разнообразные простудные и другие заболевания. Были случаи, когда уставшие подростки засыпали прямо во время притонения около стоп бечевы, и никакими силами невозможно было их разбудить, пока не обрызгивали холодной водой.

На радостях и плакали, и обнимались

Окончание войны, победу в мае 1945 года, встретила я, учась в семилетней школе. День был светлый, лучезарный, учителя светились радостью и улыбками, везде царил смех, дети от избытка чувств баловались. В школе и на улицах Хужира было общее ликование, на радостях и плакали, и обнимались.

В послевоенное время я проработала на рыбалке в летнее время четыре года, даже после окончания первого курса института пошла в бригаду и с удовольствием провела там уже как опытный член коллектива последнее рыбачье лето. В целом посвятила рыбалке семь лет – начиная с середины мая 1942 года по август 1949 года, а на сеноуборке – два лета ещё в детские годы.

В 1948 году я окончила Еланцынскую среднюю школу, но ехать учиться не было средств, и моя мама советовала остаться в колхозе. С неспокойным сердцем находилась я в бригаде, наконец во второй половине августа отпросилась у бригадира и, наскоро собравшись, уехала в Иркутск. Сразу зашла к проректору ИГПИ Б.Н. Кузнецову, кандидату физико-математических наук, доценту. Рассказала о причине такого позднего приезда. Он отнёсся ко мне с отеческим вниманием и пониманием обстоятельств моего опоздания и дал возможность в двухдневный срок сдать все вступительные экзамены, что я и сделала. В результате была зачислена на стипендию и получила общежитие.

Этот приём, его простоту, доступность я вспоминаю как эталон человеческой доброты и участия. Меня тронули и его разрешение сдать экзамены уже после завершения приёма, и особенно уважительное отношение. В наше рациональное время трудно представить занятого человека, который бы с таким участием мог принять выпускницу из сельской глубинки, не сумевшую вовремя приехать на экзамены.

Отучившись два года, как и планировала, я уехала, чтобы поддержать семью, особенно мать, работавшую тогда дояркой без оплаты за труд в обедневшем послевоенном колхозе, чтобы поднять подрастающих братишек (будущих математика, невропатолога, доцента ВСГТУ) и сестру, учившуюся тогда в медучилище. Я перевезла семью в Черноруд, где проработала с 1950-го по 1952 год учительницей русского языка и литературы в 5–7 классах.

Проработав два года, убедившись, что дела в семье более или менее стабилизировались, я уехала для продолжения учёбы в Улан-Удэ и поступила в БМГПИ на 3 курс литературного факультета. В 1954 году, после окончания института, мне предложили остаться на кафедре русского языка. Отношения между преподавателями были корректные, интеллигентные, атмосфера на кафедре была доброжелательной, деловой.

Считаю, что мне в основном сопутствовала удача: получила высшее образование, затем окончила аспирантуру в Институте стран Азии и Африки МГУ, защитила диссертацию в Учёном Совете Института востоковедения АН СССР, вырастила двоих детей, есть двое внучат, две правнучки, много племянников и племянниц.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры