издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Шарифуллин – этим всё сказано

Известный хирург – о профессиональном пути и женском здоровье

Михаил Шарифуллин – один из самых известных хирургов-гинекологов в Приангарье. Женщины с диагнозом «бесплодие» приходят к нему за детьми, многим другим он помог решить проблемы, как принято говорить, снижающие качество жизни. Современная гинекологическая хирургия обрастает новыми возможностями и позволяет решать принципиально иные, чем 20–30 лет назад, задачи. Это актуально – многие заболевания молодеют и протекают более тяжело. И в поисках «своего» врача иркутянки идут «на Шарифуллина», что лишний раз свидетельствует о высоком профессионализме хирурга. Ведь доверие пациента – высшая награда для доктора.

В трудные минуты вспоминается родник за посёлком

Каждый год около 2500 женщин проходят лечение в гинекологическом отделении Иркутской областной клинической больницы, причём более 80% из них оперируются. В областную больницу обычно стекаются все самые сложные случаи, все патологии, все эпизоды, требующие высшего хирургического мастерства и даже виртуозности. В отделении практически идеальный порядок, режим расписан по минутам, и, что немаловажно, он не нарушается. Четыре операционных дня, по 10–12 операций в день. 

На кабинете заведующего отделением нет регалий, титулов, званий. Тот редкий случай, когда имя говорит само за себя. Шарифуллин – этим всё сказано. Спокойный, доброжелательный, скупой на эмоции и слова человек старается быстрее ответить на вопросы, чтобы вернуться к делу, главному делу своей жизни. Лечить и оперировать женщин – он нашёл себя в этом предназначении. Каждый рабочий день Шарифуллин находится в отделении с 7 утра и до 6-7 часов вечера. Иначе не может. Он постоянно в мобильном режиме и готов к вылету вместе с бригадой санавиации – в качестве консультанта по гинекологическим случаям. Ещё есть студенты, лекции. Такой плотный насыщенный график вынесет не каждый человек, но Шарифуллин относится к тем людям, что наиболее полно реализуются в труде и не могут без работы, сохраняя при этом общее гармоничное состояние. 

– Михаил Абдулович, я несу вам «спасибо» от двух женщин, которым вы в своё время очень помогли. И это лишь капли в огромном море благодарностей от иркутянок и жителей области. В этом году вы получили звание заслуженного врача России. Для вас все эти регалии, статусы имеют значение? 

– Меня, конечно, поздравили коллеги, но в целом я этого события не заметил. Я даже не знаю, где хранится этот отличительный значок. Потому что самое главное – дело. 

– Это ваша природная скромность или есть другие причины?

– Спросите у моих учителей, одноклассников и однокурсников. За себя я не могу говорить. 

– Давайте вернёмся на несколько десятков лет назад. Вы из врачебной династии или были другие причины, побудившие вас стать врачом?

– Если честно, я хотел поступать на математический факультет МГУ, с 8 класса в учёбе делал упор на математику. Учился в школе в Осинском районе. Но Москва была далеко, а сестра училась в Иркутске на стоматологическом факультете мединститута. Может, это на меня и повлияло. Но, если честно, я до сих пор не знаю, правильно поступил тогда или нет. 

– Как и у большинства людей, студенчество было золотой порой?

– Я и школьные годы вспоминаю с ностальгией. Когда в жизни наступает серая полоса, то вспоминаются школа, одноклассники, родник за посёлком, вся малая родина. Ну а студенческие годы были как у всех – самыми лучшими в жизни. Да и главные друзья в жизни появляются в школе и студенчестве. Учёба приносила только радость. Уехать в Иркутск и не учиться было стыдно, нельзя было подвести родителей и школу, мы раньше так жили – с высокой степенью ответственности.  

– Такая деревенская закваска и добротность?

– Не знаю, делится ли добротность на деревенскую и городскую. Мне кажется, это или есть в человеке, или нет, неважно, откуда ты родом.

– Учёба в высшем учебном медицинском заведении – самая сложная из всех существующих. Зубрёжка названий мышц и костей на латыни, анатомия, затем специализация. И ночами, наверное, приходилось сидеть?

– В том числе. Я согласен с вами – учиться в мединституте очень тяжело, нужно было много читать, учить, запоминать все термины. Нас четверо жило в комнате общежития, все учились хорошо, и все выбились в люди. Конечно, это была тернистая дорога, особенно первые годы работы. Только поднялся – тебя по голове,  ты снова скатываешься, и так несколько раз. Но кто сидел день и ночь за учебниками, кто не сдавался, тот в жизни себя нашёл.

– Как вы выбирали специализацию? Чем вас привлекла гинекология?

– Выбирать специальность нужно было на четвёртом курсе, акушерство нам преподавал Борис Соломонович Березовский. И он на первом занятии так увлекательно говорил про это дело, такие интересные вещи рассказывал, что четыре человека из группы сразу же записались в кружок акушерства и гинекологии. А кафедрой тогда заведовала Надежда Владимировна Ворожба, знаменитый иркутский педагог, она тоже блистательно читала лекции.

– Есть такое мнение, что мужчина-гинеколог как специалист лучше, чем женщина-гинеколог. Это расхожий штамп, не вполне верный? Или всё же правда? 

– Мне кажется, это неверное мнение. Есть гинекологи разного уровня профессионализма и среди мужчин, и среди женщин. Но можно подойти к вопросу с другой стороны – насколько легко и комфортно работается женщинам и мужчинам  в гинекологии и хирургии. Я бы всё же утверждал, что это мужская профессия. Поймите: то, что было в гинекологии 20–30 лет назад, и то, что мы имеем сегодня, – это разные вещи. Поэтому мне кажется, что одновременно быть хорошей женой, прекрасной мамой и специалистом высокого уровня очень тяжело. Какая-то сфера пострадает: если ты отдаёшься целиком работе, тогда ребёнок будет расти без мамы, муж будет жить без жены, а дом останется без хозяйки. Мужчине проще себя реализовывать в профессии, это факт. Мы ведь много дежурим, представьте ребёнка, который сидит и ждёт маму, а мама на работе. Она день отработала, ночь дежурит, ещё один рабочий день предстоит, двое суток её дома не было. Именно из этих соображений женщинам тяжело в гинекологии и хирургии в целом. И я могу только сочувствовать семьям, детям, которые ждут маму с дежурства. Поэтому даю сотрудникам возможность самостоятельно составлять график дежурств, исходя из собственных интересов. И я бы девушкам-медичкам пожелал идти в эндокринологию или учиться на окулистов, работать будет проще. Стоять у операционного стола наравне с мужчинами и успевать дома – это серьёзная нагрузка. А кто лучший специалист – мужчина или женщина, – зависит не от пола, а исключительно от человека, его одарённости и трудолюбия. 

Санавиация: режим мобильности и выносливости

– А в роддоме вы работали? Или сразу к хирургии обратились?

– Я прошёл все этапы рабочего пути. Медицина в советское время предполагала интернатуру, после которой уезжали на 3-4 года в район. Я четыре года отработал в Черемхове, в родильном доме. Затем вернулся в Иркутск, два года учился в клинической ординатуре. И после ординатуры мне посоветовали идти в санитарную авиацию и областную гинекологию, где я с 1986 года и работаю. 

– Не так давно мне удалось подежурить с врачами-гинекологами, и я была просто заворожена процессом появления на свет новых людей. А как вам работалось? Наверняка  были и сложные случаи, смертность, которая, к сожалению, неизбежна в любой больнице.

– К сожалению, да, неизбежна. Я до сих пор помню женщину на третьем году своей работы в Черемхове, которая умерла от кровотечения, возникшего из-за отслойки плаценты. Но она уже приехала в больницу в тяжёлом состоянии, и восемь её детей остались без мамы. После таких случаев, конечно, тяжело работать. И причины смерти бывают разные – зависящие от докторов и медперсонала и не зависящие. Как и в жизни, в работе врача чередуются светлые и тёмные полосы, это надо уметь переживать. Ну а факторы комфорта и увлечённости работой зависят от коллектива, от больницы, от администрации, от общей атмосферы. Можно быть пессимистами и постоянно ныть, что мы мало получаем, но тогда и дело не пойдёт. А уж если тебя поставили заведующим отделением, сделай так, чтобы коллектив был доволен, чтобы врачам и персоналу было где пообедать и душ принять. Из таких мелочей и складывается наша работа. И, конечно, многое зависит от самого человека, врача: можно приехать, обойти больных за пять минут и отсиживаться в ординаторской. Или прооперировать и спокойно уйти домой. Но в нашем коллективе такого нет. Покажите мне отделение, где в 7 утра врачи уже на работе и уходят не в 4 часа, как положено, а в 5, 6, 7 часов вечера. 

– 18 лет в санавиации. Вы ведь вылетали на самые сложные случаи и в самые отдалённые территории?

– Ербогачён, Бодайбо, Мама – мы всю область объездили. Ты летишь и не знаешь, что тебя ждёт. Здесь привезли пациента, идёшь в операционную и обычно знаешь диагноз. И рядом находятся смежные специалисты – хорошие анестезиологи, реаниматологи. А в районы приезжаешь с одним анестезиологом и не знаешь, что предстоит. Ну а во-вторых, оперировать в своей обстановке намного проще. Но мне нравилось работать: прилетаешь, оказываешь помощь, возвращаешься домой, и снова нужно куда-то мчаться, кому-то помогать.

– Работа в санавиации требует особых черт характера и личности – физической выносливости, мобильности, максимального спокойствия и при этом быстроты реакции. Правильно я мыслю? 

– Да, но ещё врач должен быть прежде всего заинтересованным и неравнодушным к своим пациентам. И у врача санавиации, конечно, должна быть поддержка со стороны семьи. Были случаи, когда ты прилетаешь из Нижнеудинска, например, пересаживаешься на машину и уезжаешь в Залари. Такой ритм работы должна понимать и принимать семья. Мне повезло, что такая поддержка была. И никогда никаких упрёков, что я где-то болтаюсь. 

– Почему же расстались с санавиацией? 

– Я стал заведовать отделением, а это большая ответственность. Ну и открылся областной перинатальный центр, была изменена структура работы санитарной авиации. 70 процентов составляли всё-таки акушерские вызовы, и, мне кажется, правильно сделала Наталья Протопопова, что забрала санавиацию: там сложился свой коллектив, и они сейчас регулярно летают. Я остаюсь в санавиации, но обслуживаю только гинекологических больных и самые проблемные случаи, являюсь консультантом по гинекологическим случаям.

Областная гинекология как последняя инстанция

– Как всё же пришли в хирургию? Или какого-то переломного момента не было?

– Всё-таки гинекология – это хирургия, хотя она и далека от той большой хирургии, что обычно подразумевается под этим словом. Но в последние годы гинекология несколько изменилась, мы стали оперировать больше, и операции стали сложнее. Вся тяжёлая патология стекается из города и всей Иркутской области именно в наше отделение, и высокие технологии в большем количестве представлены именно у нас. Это специфика работы областной гинекологии, последняя инстанция оказания гинекологической помощи в регионе. Сегодня и отношение ко многим заболеваниям изменилось: мы больше стали понимать в их патогенезе и этиологии.

– И, соответственно, больше появилось возможностей помочь?

– Да, конечно. 

– Сколько сегодня проводится операций в вашем отделении и какие наиболее распространённые?

– Хирургическая активность нашего отделения составляет 86%, то есть из 10 пациентов отделения оперируется 8-9 человек, это большая хирургическая нагрузка. В год пролечивается 2000–2500 человек, из них около 2000 оперируется. В прошлом году мы сделали семь прерываний беременности, в 2012-м – пять, всё остальное относится к серьёзной хирургии – операции миом, эндометриоза, гнойных тубо-овариальных образований. У нас большой контингент больных оперируются по поводу пролапса гениталий, то есть опущения и выпадения матки. Тазовая хирургия Приангарья практически вся концентрируется здесь, в областной больнице. Сегодня мы внедряем и применяем новые технологии – сетки, петли. Мы оказываем и ургентную помощь (срочная, неотложная помощь. – Прим. авт.), например, из года в год у нас минимум 100–110 человек оперируется по поводу внематочной беременности. Обслуживается огромное количество больных с серьёзной эндокринной патологией. В целом мы собираем проблемных больных со всей территории, тех, кому не может быть оказана помощь в других медучреждениях Иркутской области.  И работа в областной гинекологии очень сложна. Я не хочу умалять достоинства других отделений, я всех люблю и уважаю, любой труд почётен. Но сами практиканты, что у нас бывают, удивляются той нагрузке, что есть в отделении. Я считаю, что так правильно и так должно быть. 

– Российское здравоохранение, к сожалению, несовершенно. Что бы вам хотелось изменить в нём? Может быть, необходимо какое-то современное оборудование?

– Не так давно я был в Москве в частной швейцарской клинике. Конечно, там другое оборудование, о котором мы можем только мечтать, и иные подходы – например, пациентов не задерживают больше 2-3 дней. С другой стороны, мы практически не отправляем в Москву больных, с патологической гинекологией справляемся здесь. Но, как у заведующего отделением, у меня, конечно, есть неудовлетворённость своей работой. К нам поступает много так называемых междисциплинарных пациенток, в лечении которых должны участвовать все специалисты по заболеваниям органов малого таза – гинекологи, проктологи, хирурги и урологи. Это пока проблемный вопрос. Вторая большая проблема – гинекологическая служба региона несколько пострадала в последний период. В советское время в каждом районе была своя служба, сегодня же целая лавина пациентов приезжает в областную больницу и поликлинику, создаются очереди. Всё из-за того, что в районах области перестали должным образом заниматься женским здоровьем. 

– Много восторженных отзывов сегодня о лапароскопии, малотравматичном методе проведения хирургических операций и обследований.

– Давайте всё же избегать таких громких слов. Лапароскопия – это только доступ, который облегчает физическое послеоперационное состояние пациентки. Но к этому методу нужно относиться дифференцированно. Если есть возможность сделать операцию таким методом – значит, надо делать. Но много существует ситуаций, которые нельзя подводить под лапароскопию, тогда необходимо оперировать обычным традиционным способом. И на этой почве также возникают конфликтные ситуации. Например, приезжает женщина из района с внематочной беременностью. С одной стороны, как можно больную с таким диагнозом отправить за 500 километров? Но больные сейчас сами выбирают себе больницу, и женщина поехала в Иркутск, приходит в наше отделение и требует лапароскопию. Но, пока она ехала, брюшная полость наполнилась кровью, что является противопоказанием для этого метода. Некоторые пациенты сейчас сами диктуют условия, начитавшись информации в Интернете и не понимая, что и у этого метода есть ограничения и противопоказания. Хотя процент операций методом лапароскопии из года в год действительно растёт. 

Семь утра и ни минутой позже 

Более 2000 пациенток оперируется ежегодно в гинекологическом отделении областной больницы

– Про ваше отделение рассказывают чудеса: идеальный порядок, обход всегда в одно и то же время. Как удалось добиться такой слаженности в системе?

– Я никогда врачам не приказывал приходить в 7 утра и начинать обход. Но сам всегда рано приезжал на работу, даже когда ещё не был заведующим отделением. Просто замечал: сделать обход до операций намного удобнее. И так постепенно сложилось: ещё до планёрки, которая проходит в 8 утра, врачи своих пациентов обходят. Я горжусь нашим отделением, горжусь врачами и прекрасным сестринским составом. Кадрового кризиса в нашем отделении гинекологии нет. 

– Вы под себя людей подбирали? Или так сложилось?

– У нас работают люди разного поколения, в том числе и те, что пришли в отделение ещё до меня. Есть база, есть прекрасные ассистенты, есть наши ученики, кого-то я выбираю, присматриваясь, из своих же ординаторов.  На сегодня я очень доволен коллективом, у нас работает 32 человека, из них 8 врачей, 100-процентная укомплектованность. На базе отделения работают две кафедры – в медицинском университете и государственном институте усовершенствования врачей. 

– Расскажите о вашей семье, людях, которые вас поддерживали все эти годы. Потому что за каждым успешным мужчиной обычно стоит женщина.

– Согласен. Моя жена Нина Владимировна – педиатр по профессии, она всегда принимала мой график работы и поддерживала меня. У нас два взрослых сына, они тоже медики. Младший также работает в отделении гинекологии, второй учится в аспирантуре в Новосибирске, в институте патологии кровообращения имени академика Мешалкина, занимается сосудистыми патологиями. К медицине я их не принуждал, они сами выбрали этот путь. Оба выросли ответственными и порядочными людьми, это главное. 

– Что вас радует в жизни?

– Всё радует. Я говорю спасибо Богу за то, что каждый день хожу на работу, за то, что есть силы и здоровье.

– Из материальных ценностей что для вас имеет значение? Или материальное над вами не властно?

– Нет, нисколько. Если мне кто-то заметит: «Посмотри, какую NN купил машину», я отвечу: «Молодец», но никаких эмоций у меня не будет. Мне не импонирует это всё. Конечно, хочется, чтобы дома было комфортно жить, чтобы был свой уют, а всё остальное – это излишества. 

– Что ж, это большая степень внутренней свободы. Вопрос завершающий, общий и в то же время личный: о чём вы мечтает как человек и как врач?

– Я прошу у Всевышнего прежде всего любви и спокойствия. Хочется, чтобы люди были добрее, агрессия и озлобленность – это нехорошо. Школа, церковь и больница – места, где эмоции следует придерживать. Хочу здоровья для всех. Хочется, чтобы в нашем коллективе всё было хорошо, чтобы мы могли в этом составе работать, работать и работать. Как и любой врач, я мечтаю, чтобы меньше было осложнений у наших пациентов и не было смертности. А всё остальное, мне кажется, придёт. Вот такие у меня пожелания.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры