Мужские
игры на воде

Владимир КИНЩАК,
"Восточно-Сибирская правда"

За удовольствие надо платить

На Лену,
Байкал, в Иркутск я впервые попал
благодаря своим научным занятиям.
После того как я успешно защитил
кандидатскую диссертацию, и ученые
мужи с удовольствием запили этот
творческий подвиг водкой на
обязательном банкете, мой научный
руководитель доцент Нестеров
потребовал компенсации за
затраченные на меня нервы и время.

— Хочу в
путешествие! — заявил он, — под вашим
руководством.

Проект
полноценного туристического
мероприятия шеф разрабатывал весь
предшествующий год. Нестеров,
который в отличие от своего
ученика, был настоящим ученым,
проработал всю специальную
литературу, которая нашлась в
библиотеках. Великие походы — от
путешествий Марко Поло до полярных
мероприятий Шпаро; методы
выживания в горах, пустынях и тайге;
изготовление туристского
снаряжения — от спальных мешков до
индийского каноэ из цельного
ствола канадской сосны. Все это
Александр Васильевич изучил
въедливо и педантично. Недостатком
в подготовке шефа были изъяны его
физической формы ( единственное
физическое упражнение, которое А.В.
выполнял регулярно, завязывание
шнурков на ботинках по утрам, ему
приходилось делать сидя на
табуретке — мешал наработанный за 46
лет жизни животик) и полное
отсутствие практики. Поскольку я
занимался туризмом и альпинизмом,
то шеф решил заполнить прореху,
подключив к проекту меня — в
качестве тягловой силы.

— Куда
угодно, хоть на край света!, —
легкомысленно заявил я,
расслабленный и податливый после
застолья.

Оказалось,
что Нестерову угодно пройти на
байдарках по верховьям Лены.
Отдохнуть, половить хариуса и ленка
в чистой воде. Я догадался, что шеф
решил совместить крутую экзотику с
минимальными физическими
затруднениями. Ведь, по его
расчетам, везти живот в лодке по
воде значительно приятней, чем
тащить его на себе пехом, имея в
дополнение еще и мешок на спине.

Описание
маршрута Нестеров обнаружил в
толстом справочнике "Спортивный
туризм в СССР". Оно занимало
несколько строк: поездом до
Иркутска, теплоходом
"Комсомолец" до села Онгурен,
Байкалом на байдарках до мыса
Покойники (там есть метеостанция),
пешком через перевал до истоков
Лены, 360 км по реке до первого
населенного пункта.

Мой опыт
путешествий по воде был минимален.
Одно время я работал инструктором
на турбазе в Прибалтике и водил
туристов на лодках по системе озер
под Ригой. Еще я был знаком со
спортивной байдаркой — осваивал ее
в яхтклубе на реке Лиелупе. И я
подозревал, что 360 км по дикой тайге
и по горной реке (36 порогов и два
водопада) в компании с физически
неподготовленными людьми — мягко
говоря, авантюра. Однако, волна
куража, без которого невозможна
защита диссертации, еще не
схлынула. А в этом состоянии все
благоразумные доводы остались на
дне сознания.

Собралась
команда: шеф с 18-летним сыном Мишей,
я с сослуживцем — проверенным в
походах по Памиру Сашей Сычевым.
Закупили 2 двухместные туристские
байдарки "Салют". Друг,
альпинист Бэн Эйдус, одолжил 4-х
местную палатку — брезентуху.
Будучи наслышаны о такой сибирской
напасти как мошка, запаслись, за
отсутствием накомарников, масками,
которые пчеловоды используют,
общаясь с пчелами. Закупили
продовольствие, сели в поезд
"Москва — Иркутск".

В Иркутске
запомнилось лишь два места — вокзал,
по которому бродил вооруженный
автоматами военный патруль, и
пристань в Солнечном, где мы сели на
"ракету" до Байкала. В порту
"Байкал" нас ждало
разочарование. "Комсомолец"
ушел в рейс вчера, вернется через
неделю и билеты на него закуплены
на месяц вперед.

Ночевали мы в
палатке на берегу Ангары прямо
напротив Лимнологического музея.
Выяснилось досадное
обстоятельство. На днище нашего
жилища обнаружилась гигантская
дырка, а вчетвером мы уместились в
палатке лишь лежа на боку. Утром,
пока Васильевич ходил в порт искать
попутный транспорт, мы с Сашей
собрали байдарку и махнули на тот
берег. Мы с гордостью выгребали
против течения. Было удивительно
видеть камни на дне даже в самых
глубоких местах. О том, что можно
перевернуться, в голову не пришло.
Тогда я не знал, что именно в этом
месте погиб Вампилов. Двадцать лет
назад берег был пустынен.
Лимнологический музей не работал
по случаю выходного дня, и мы прошли
в санаторий. Здесь, с горы, где
стояли скамейки, открылся
удивительный простор: Байкал,
Ангара, заснеженные вершины гор.
Эта картина навсегда запала мне в
память. Может быть, именно
благодаря ей я и живу сегодня в
Иркутске.

"Клара
Цеткин"

Сейчас, когда
случается бывать в порту Байкал, я
ищу глазами ржавую громаду лихтера,
доживающего век у причала. Двадцать
лет назад капитан сухогруза
"Клара Цеткин",
направлявшегося в
Северо-Байкальск, согласился
доставить нас на мыс Покойники за 4
бутылки армянского коньяку (коньяк
вперед).

Шли больше
суток. Спали в каморке, забитой
старыми канатами и банками с
краской. Над озером висели густые
холодные туманы. Байкал, на который
я попал впервые, создавал
настроение торжественной чистоты.
Праздник разрушили плывущие по
воде щепа и бревна. Капитан
объяснил, что по Байкалу и по сей
день буксиры таскают плоты,
согласился с тем, что это
безобразие. Вскоре мы обогнали
километровый караван из бревен,
который не спеша тянули на север
два тупорылых, увешанных
автомобильными шинами буксира.

Капитан
разбудил нас в 4 утра.

— Приехали,
туристы. Будем вас выгружать. На
палубе от холода знобило. В
сумерках угадывался берег, избы на
нем. Чихнул и затарахтел
приближающийся мотор. В борт
ткнулся катер. Мужик в брезентухе
принял брошенный конец и подтянул
лодку вплотную к кораблю.

— Здорово,
Петрович, — приветствовал капитана
"брезентовый".

С катера на
палубу передали бочки и мешки. С
корабля спустили ящики. Операция
проходила в полном молчании. Лишь в
конце капитан спросил человека из
лодки:

— В расчете?

— Полный
порядок, Петрович. Когда тебя ждать?

— Погоди,
Кеша. Забери туристов.

— Давай их
сюда. Гостям всегда рады и
счастливы:

— На Лену
собрались, ребята? —
поинтересовался бородатый Кеша,
когда мы вытащили катер на
прибрежную гальку, — от легкого
завтрака не откажетесь?

— Мы не
отказались.

На тракторе к
перевалу

Светало. Двое
мужиков возились с сетью. В ней
лениво барахталась крупная
серебристая рыба.

— Омуль! —
торжественно произнес А.В.

На берегу
стояли три черные от времени избы.
Возле одной торчала антенна, на
площадке были установлены
метео-приборы. Легкий завтрак
включал три блюда: малосольный
омуль, "борщ" из добытого вчера
молодого изюбра и совершенно
черный чай. Мы предложили аперитив —
Нестеров достал из мешка флягу со
спиртом. За столом, кроме нас и Кеши,
сидел работник метеостанции —
юркий, сыпавший матерными
прибаутками беззубый Петрович и
молчаливая женщина. Кеша
представил ее как свою временную (
на лето) хозяйку дома.

— А почему у
мыса такое мрачное название
"Покойники"? — спросил Сычев.

— Есть два
объяснения, — сказал Кеша. — Старики
рассказывают, что здесь промышляла
артель рыбаков. Однажды они поели
какой-то неправильной рыбы и все
померли. Мне, однако, более
достоверной представляется вторая
версия. Археологи обнаружили здесь
древний, каменного века, некрополь —
огромное количество человеческих
костей. Вот и прилипло к мысу
название "Покойники". Но
рядышком падь Солнечная. Это
скрашивает первое впечатление.

Во время
завтрака выяснилось, что Кеша в
своей прошлой жизни был ученым —
занимался наукой в МГУ, защитил
диссертацию. Потом ему захотелось
вольной жизни и кандидат физмат
наук переквалифицировался в егеря
по медвежьей охоте. Иностранных
клиентов на заимку поставляет
Интурист. Сюда их привозят на
вертолете. Кеша выводит клиента на
зверя, помогает его добыть,
страхует гостей от неприятностей.
Кроме гонорара и сувениров
непосредственно от охотников,
егерь имеет дополнительный
приработок.

— Вас
баргузинский соболь не интересует?
— поинтересовался Кеша в этом месте
разговора.

Чтобы не
обижать гостеприимного егеря
отказом, мы обменялись адресами, но
признались, что в данный момент нас
интересует только Лена.

— К перевалу
я вас заброшу на тракторе, — решил
вдруг егерь. — грузите мешки в
телегу.

"Беларусь"
с треском ломился в гору по тропе.
Под его колесами ломалась
лиственничная поросль, набитая
рюкзаками тележка кувыркалась на
кочках. Мы с Саней трусили следом,
подхватывали падающие на землю
рюкзаки, забрасывали их опять на
тележку. До перевала трактор не
дотянул. Трактор уперся осью в
толстый ствол, который не захотел
ломаться и заглох..

— Приехали, —
весело сказал Кеша. — На тракторе
нет аккумулятора. Я его от
мотоцикла завожу. Так что, ребята,
пошел я вниз за тарахтелкой, а вам —
удачи!

С тех пор я
егеря не встречал. Прошлым летом в
Онгурене поинтересовался его
судьбой. Мне сказали, что Кеша завел
себе ферму и успешно
крестьянствует.

Лена

Тюк с
байдаркой весит 24 кг, рюкзак —
больше тридцати. Если байдарку
повесить на спину, а рюкзак на
грудь, то очень скоро, если
двигаться в гору по едва набитой
тропе, окружающие красоты начинают
вызывать отвращение, сердце
норовит выскочить через открытый
рот, а в сапогах становится мокро
из-за стекающего в них пота.
Поскольку А.В. едва шел под своим
рюкзаком, а Мишу нельзя было
перегружать из-за травмы спины,
полученной во время занятий
тяжелой атлетикой, мы с Сашей
работали вьючными животными без
передышки. Потом нам это надоело и
мной было принято командирское
решение.

Мы с Сычевым
оставляем в рюкзаках спальные
мешки и котелок для чая,
"налегке" несем байдарки за
перевал и немедленно возвращаемся
к Нестеровым, которые ставят
палатку и ждут нас. Если дотемна
вернуться не успеем, значит
заночевали у костра, придем утром.

Чем ближе к
перевалу, тем ниже деревья. Под
перевальной точкой кедровый
стланик, который я увидел впервые в
жизни, едва достигает колена.
Открывается долина с зигзагом
мелкой каменистой речки. В левом
углу, за переломом, с которого этот
ручеек стекает, угадывается озеро.
Спустившись к реке, сбрасываем
плавсредства и падаем сами в мягкий
хрустящий ягель — любимое лакомство
оленей. Перед тем, как двинуться в
обратный путь, оглядываемся. На
сплошь заросшем оленьим мхом
берегу ни души. С этой мыслью
проваливаюсь в заросшую яму. Потом
мы находим еще несколько
прямоугольной формы ям и
проржавевшую до дыр лопату. Гадаем,
что это такое.

— Старатели
золото искали, — предполагает
Сычев.

Ночь застала
нас в лесу под перевалом.
Накрапывал мелкий дождик. Мы с
Сашей развели костер, напились чаю.
В двух шагах от костра встала
стеной полная непонятных звуков и
шорохов абсолютная тьма. Искры
летели в черный туннель над нами,
оттуда сыпало дождем. Решили спать
по очереди. Дежурный имел на
вооружении топор и был готов
оказать отпор зверю или лихому
человеку. Было очевидно, что людей в
окрестностях нет, но ощущение, что
из темноты на тнас смотрят сотни
враждебных глаз не проходило.
Кончилось тем, что мы уснули оба.

По воде, аки
посуху:

К вечеру
следующего дня мы освоили истоки
Лены, собрали байдарки и морально
подготовились к выходу на маршрут.
Однако утром, после первых же
бодрых взмахов веслами, стало ясно,
что наша квалификация, мягко
говоря, не отвечает подобному
способу передвижения по воде.
Байдарки втыкались в камни,
скрипели днищами по дну. В лодках
появилась вода. Пришлось вытащить
их на берег, сушить, клеить.
Предусмотрительный и начитанный
Нестеров взял с собой тюбик
резинового клея и резиновую ленту —
к сожалению, слишком тонкую, здесь,
как минимум, требовался
автомобильный протектор.

— Этак нам
клея до Золотокана не хватит, — с
грустью заметил А.В.

В
соответствии с описанием маршрута,
после впадения в Лену первого
серьезного притока (реки
Золотокан), она становится
полноводной и по ней даже на плотах
сплавляться можно.

Решили
спускать лодки на бечеве..
Немедленно дал себя знать еще один
допущенный при подготовке
"прокол". Оказалось, что идти
по берегу, удерживая на капроновом
шнуре плывущую по воде лодку,
практически невозможно. Или
байдарка застревала в камнях, или
ее прижимало к берегу. Пришлось
лезть в воду. Ухнув пару раз в
ледяную Лену по пояс, я вспомнил
дискуссию о сапогах. Решая, брать ли
собой болотные сапоги, мы (из
соображений объема и веса)
остановились на обычных, с
короткими голенищами.

Через
несколько минут мы были мокрые по
уши. Так и шли. Блики от воды слепили
глаза, лодку так и тянуло к камням и
ее приходилось с них стаскивать,
сапоги скользили, теряли опору.
Появился страх: только бы ноги не
сломать:

На второй
день, когда по карте — схеме до
Золотокана оставались считанные
километры, а река надумала сделать
грандиозную петлю, я, на правах
походного атамана, решил сократить
путь, срезав этот крюк по тайге. Тем
более, что в этом месте
просматривалась старая тропа.

—
Заартачился Саша. Он наотрез
отказался тащить байдарку через
лес. Я не стал спорить. Когда через
три часа мы вышли к устью
Золотокана, Сычев пошел искать
красивые камушки (хобби у него было
такое), а я пошел за второй
байдаркой. Уже смеркалось, когда я
приволок тюк на стоянку и рухнул
вместе с ним в мягкий ягель.

Саша ласково
перебирал камушки.

— Посмотри,
какой я самоцвет нашел, — сунул он
мне под нос разноцветный булыжник.

Я восхитился.
Перед А.В., который чистил пойманную
рыбу, с задумчивым видом стоял Миша.
В руке он держал лопух.

— Папа, как ты
думаешь, этой травой потереться
можно?

— Можно, —
разрешил Нестеров.

— Владимир
Иванович, я вам чай на травах
заварил, — Шеф протянул мне котелок.
Он всегда соблюдал дистанцию,
обращался ко мне только по имени —
отчеству и только на "вы".

Позже, когда
я проанализировал эту ситуацию и
свое физкультурное геройство, то
понял, что поступил правильно. Нам
только конфликта не хватало в той
хрестоматийно-экстремальной
ситуации, в которой мы очутились.
Самолюбивый и импульсивный Саша ни
до того в горах, ни позже на реке ни
разу меня не подвел. Думаю, что ему
самому был не очень понятен этот
"взбрык" — "не буду и все!"

На воде

Утром мы сели
в лодки. Почти сразу пошел дождь. Он
шел десять дней с редкими
перерывами. А в рафтинге
обнаружились три изюминки.
Водопады мы обходили посуху. На
шивере, которая давала о себе знать
заранее характерным шумом,
напоминающем тысячекратно
усиленный шелест листвы, из лодки
приходилось выходить, чтобы не
порвать днище о мелкие камни. На
порогах было два варианта —
геройствовать в бурунах среди скал
и камней, или вылезать на берег и
браться за бечеву. Каждый лихо
пройденный порог добавлял нам
наглости. Мы стали лениться
проводить предварительную
разведку и однажды это закончилось
несчастьем.

Наша с Сашей
лодка шла первой, Нестеровы следом.
За очередным порогом, не очень
сложным, поток устремлялся в
каньон, с воем ударялся в отвесную
скалу и резко\, почти под прямым
углом, поворачивал вправо. Мы
бешено заработали веслами и
пронеслись буквально в сантиметрах
от скалы..За каньоном вытащили
лодку на отмель и стали дожидаться
Нестеровых. Минут через 10 я стал
беспокоиться, вылез на высокий
берег, побрел вверх по реке. К
порогу я подошел в момент, когда
лодка шефа влетела в каньон.
Байдарку несло прямо на скалу.
Гребцы попытались оттолкнуться от
стены веслами. Это было ошибкой.
Лодку развернуло и с такой силой
ударило днищем о камень, что
пушечный грохот удара перекрыл шум
порога. В волнах мелькнули
оранжевые спасательные жилеты и
водонепроницаемые мешки со
снаряжением.

На плесе за
каньоном подсчитали потери. Ушибы
Александра Васильевича, сломанный
кильсон у байдарки, погнувшееся
весло. Счастливчики. Хорошо
отделались..

Отдышавшись
и "зализав" раны, решили, что
опасный горный участок (за ним
начинаются болота), Нестеровы
пойдут берегом. Мы с Сашей будем
сплавлять байдарки в одиночку. И
здесь нам повезло. По реке шла
группа туристов из Даугавпилса.
Опытные ребята шли на трехместных
байдарках, армированных мощными
протекторами из автомобильного
корда. Камни и шивера их лодкам были
нипочем. В лодках они сидели в
обычных резиновых тапочках, по воде
шли в высоких болотных сапогах. Кто
нам мешал так подготовиться? Ребята
остановились, посочувствовали и
оставили в подарок подробнейшую
лоцию реки, на которой был отмечен
буквально каждый камень.

После обеда
дождь зарядил не на шутку. Вечером,
когда вставали на ночлег, среди
всего нашего имущества не нашлось
ни одной сухой нитки. Мокрыми были
даже спальники, плохо упакованные в
мешки из водонепроницаемой ткани.
Спасти нас могла только нодья —
таежный костер. Срубили три сухие
лиственницы, сделав на стволах
насечки, положили их рядом,
насечками внутрь, подожгли с
наветренной стороны.

Бревна в
нодье горят медленно, изнутри.
Возле этой печки дождь
превращается в пар не долетая до
земли. Через полчаса возле костра
стало настолько тепло, что мы
разделись догола и вывесили одежду
на просушку.

Горы
кончились, река растеклась
протоками по заболоченной низине.
Появились комары. Маски пчеловодов
не спасали. Мошка с легкостью
проникала через крупную ячею и
свирепствовала под сеткой "как
дома". Гнуса было меньше на воде и
мы плыли и плыли — от рассвета до
заката. Протоки были забиты
бревнами, образующими заторы.
Заторов мы страшились, зная, что
человек, унесенный потоком под
затор, обречен. Пронесло.

За низиной
река стала шире и мощнее. Опять
пошли пороги. Один из них был
настолько свиреп и так мало
отличался от водопада, что мы его
обошли по берегу. Ниже, на отмели,
была сложена пирамида из
завершивших плавучую жизнь лодок и
плотов самой различной
конструкции. Кучу венчала доска с
надписью: "Помни!".

Ниже на плесе
мы встали на ночевку. В самый
приятный момент, когда пили
сдобренный черничным листом чай, к
костру вышли двое. Мокрые лохмотья,
через которые просвечивала грязная
синяя кожа, рваные кирзачи,
заросшие щетиной синюшные лица.

— Позвольте
погреться, мужики, — прошепелявил,
стуча стальными зубами, старший.

— Садитесь, —
доброжелательно сказал шеф и
отошел от костра. Через минуту он
вернулся с ружьем.

Страдальцы
переглянулись и глотая горячий чай,
рассказали, как рыбачили, как
перевернулась лодка, как утонули
все припасы. Затем пришельцы
встали, поблагодарили за спички и
банку тушенки, которые я им дал и
исчезли навсегда.

— Заметили? —
спросил Нестеров, — татуировка даже
на задницах просвечивает. В этих
местах нет ни лодок, ни рыбаков.

В эту ночь мы
оставили у костра дежурного, а днем
набрели на разоренное зимовье. В
чугунной печурке догорали остатки
двери. В углу валялась пустая банка
из-под нашей тушенки.

"Оверкиль"
и "баяндайские" котлеты

И вот настал
день — появились избы. Наверное,
когда Колумб увидел берега Америки,
он не испытал такого телячьего
восторга. Мы рано радовались.. На
берегу нас встретили темные
провалы окон, провалившиеся крыши и
заколоченные двери. Село было
мертвым. Лишь километров через
двадцать раздался собачий лай и на
берег выскочили лайки. В этой
деревне люди были, но мы
останавливаться не стали, полагая,
что к вечеру домчим до настоящей
цивилизации. Через час она сама
выплыла нам навстречу. Через буруны
вверх по течению шла моторка.
Длинный и остроносый дюралевый
корпус, два подвесных мотора. Рулил
бородатый парень в ватнике.
Пассажиром сидел прапорщик в
полном парадном облачении при
орденах, медалях, значках. Военный
сидел гордо, истуканом. Он даже не
повернул в нашу сторону голову. А
рулевой сбавил обороты, и удерживая
лодку на месте против течения,
поинтересовался, кто мы такие и
куда путь держим.

— А я вот
брательника в отпуск везу, —
похвастался он и прибавил газу.

На следующий
день, на подходе к Бирюльке
случилось позорное. До сих пор на
всех 360-ти километрах было много
неприятностей, но наша с Сашей
байдарка, в отличие от
нестеровской, не переворачивалась
ни разу. А здесь мы расслабились.
Неслись по широкой полноводной
Лене в состоянии полной эйфории:
сияло солнце, пороги проходили с
ходу, без страха направляя лодку в
буруны. И вот, когда поток нес нас
рядом с берегом, невесть откуда
обнаружилась подмытая,
наклонившаяся к самой воде
лиственница. Мы не успели
опомниться, как уже барахтались в
воде. На дно ушли: парашютная сумка
с остатками шоколада, санин
"Зоркий" с отснятыми пленками
и мой нож — самокал. Разделись,
попробовали нырять — глубоко, очень
холодно, сносит течение. Решили, что
это будет наша ритуальная жертва
Лене.

Сибирское
село открылось за широким чудесным
плесом. Оно встретило нас пьяным
весельем.

— Зарплату
привезли, — объяснила бабка на
причале.. — А вы поспешайте,
касатики, автобус через полчаса
отправится. Следующий только через
два дня будет.

Мы успели. Но
путешествие, как я считаю,
закончилось не здесь, а в Баяндае,
где водитель сделал остановку на
обед. В буфете, где мух было больше
чем людей, мы набросились на
цивилизованную еду. Я взял две
порции котлет и глотал их целиком,
не чувствуя вкуса.

— Ну и как? — с
завистью поинтересовался шеф.

Я
одобрительно помычал и кивнул
головой. А.В. вернулся с раздачи с
четырьмя котлетами. Понюхал,
откусил, пожевал и выплюну, громко
ругаясь.

Баяндайские
котлеты Александр Васильевич не
простил мне по сей день. Я же,
проезжая через Баяндай, вспоминаю
этот гастрономический казус. Перед
глазами встают буруны ленских
порогов, а в ушах слышится громкий
шопот шиверы.