издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Певец отчего края

Певец
отчего края

(К 90-летию со дня
рождения К.Ф. Седых)

Константин ЖИТОВ

… Ушел из
жизни прекрасный сибирский
писатель, и как будто не было его. Я
говорю о Константине Седых,
написавшем знаменитую
"Даурию" (по которой, кстати,
был снят одноименный фильм).

Недавно
исполнилось 90 лет со дня рождения
этого замечательного художника
слова, и почти никто не вспомнил о
юбилее лауреата Сталинской премии,
кроме собратьев по перу,
организовавших вечер памяти в
иркутском Доме литераторов.

Горько было
слышать на этом вечере о том, что
осталась без ухода могила писателя
на Радищевском кладбище, где он
нашел последний приют. Что до сих
пор на доме по улице Карла Маркса,
где находилась квартира известного
прозаика, не появилась
мемориальная табличка, хотя со дня
смерти миновала чуть ли не четверть
века. Константин Седых скончался 21
января 1974 года.

Скончался,
говорят, тихо и незаметно, как жил.
Когда гроб с телом покойного
выносили из Дома дружбы, прохожие
недоуменно спрашивали, кого
хоронят. А узнав, удивлялись еще
больше: "Неужели? Разве он жил в
нашем городе?"

Да, писатель
последние лет двадцать жил в
Иркутске, хотя и посвятил свои
книги, в том числе "Даурию",
принесшую ему заслуженную славу,
Забайкалью. Именно оттуда родом
Константин Седых, именно там его
отчий край. Не случайно такое
название — "Отчий край" —
получил другой роман, являющийся
второй частью задуманной трилогии,
завершить которую должен был роман
"Утреннее солнце".

"Даурия"
впервые увидела свет полвека назад
в Чите, на малой родине писателя, и
сразу нашла благожелательные
отклики. Земляков, впрочем,
нетрудно заподозрить в
пристрастии, ведь речь в
произведении идет о хорошо
знакомых каждому местах. Примет ли
книгу российский, всесоюзный
читатель? Сомнения рассеялись,
когда роман огромным тиражом
издали в Москве. Одного издания
оказалось мало, и вскоре появились
повторные.

Чем же
привлекла пристальное
читательское внимание
"Даурия", переведенная затем
на многие иностранные языки?
Наверное, не в последнюю очередь
своей фактурой, а это судьба
забайкальского казачества в
переломную для страны эпоху,
охватывающую две революции, первую
мировую и гражданскую войны. Но на
подобную тему была написана целая
уйма книг, а пережили время единицы,
и в их числе роман Константина
Седых. Значит, дело в другом — в
художественном мастерстве
прозаика, его умении проникнуть в
духовный мир человека.

Талант
будущего писателя, родившегося 8
января 1908 года в поселке Поперечный
Зерентуй, обнаружился довольно
рано. Впечатлительный мальчик, он с
детства жадно впитывал в себя
полные волшебной поэтической
прелести песни и сказки Забайкалья,
внимательно прислушивался к
рассказам старших о тюрьмах и
острогах Зерентуя, Кади, Нерчинска,
в которых отбывали наказание
политические ссыльные. Еще учась в
Нерчинско-Заводской средней школе,
Костя начал писать заметки в
газеты. На его корреспонденции
обратили внимание в Чите и
пригласили в город, где юный
селькор сотрудничал в газетах
"Забайкальский рабочий" и
"Забайкальский крестьянин" и
одновременно учился в
педагогическом техникуме. Закончив
педтехникум, он стал
профессиональным журналистом.

Уже тогда,
встречаясь с участниками
гражданской войны, он записывает их
воспоминания и замышляет книгу на
эту тему. К середине тридцатых
годов появляются наброски романа
"Конные вихри", начинающегося
с возвращения казаков с фронтов
первой мировой войны.

Первоначальный
замысел, однако, не удовлетворяет
молодого писателя. Ему хочется
показать не только саму
гражданскую войну, но и истоки
междоусобицы, а это невозможно без
сбора и изучения архивных
материалов по истории, экономике,
географии и этнографии
дореволюционного Забайкалья. Так
возникает широкое панорамное
полотно о судьбе забайкальского
казачества.

Уже с первых
страниц повествования, в котором
рассказывая о казачьем поселке
Мунгаловский, читатель напрямую
соприкасается со своеобразным
бытом служилых людей, сложными
социальными процессами,
происходящими в их среде, ощущает
неповторимый аромат природы края с
его раздольными степями. Автор ярко
и убедительно рисует назревающие
внутри казачества противоречия на
примере двух семей — Улыбиных и
Чепаловых. Вокруг одних
объединяются красные, вокруг
других — белые.

Сегодня
писателя, отдавшего свои симпатии
красным, легко обвинить в классовом
подходе к изображению событий. Но
не торопитесь это делать, лучше
внимательно перечитайте роман, и вы
убедитесь, что при всех его
недостатках, видимых с позиций
сегодняшнего дня, он правдиво
отражает трагедию народа.
Вспомните мятущуюся душу
поселкового атамана Елисея
Каргина. Разве его судьба не
заставляет задуматься над
пагубностью противостояния, когда
брат идет на брата, сын на отца?

Видимо,
потому созданная полвека назад
"Даурия" и сегодня не
залеживается на книжных полках,
переиздается снова и снова, что в
ней реалистически показаны живые
человеческие характеры, а не
готовые схемы, что в ней пульсирует
сама жизнь со всеми ее светлыми и
темными сторонами. Об одном
приходится сожалеть: писателю не
удалось закончить задуманную
трилогию. Не хватило сил, подкачало
здоровье. Оно и прежде-то не было
богатырским, а потом и вовсе
расшаталось. Работая в постоянном
напряжении, раз за разом
переделывая не понравившиеся
главы, Константин Федорович
надсадил зрение и чуть не ослеп
совсем.

Но и
сотворенное художником достойно
благодарной памяти потомков, тем
более что богатое наследие его не
ограничивается романами
"Даурия" и "Отчий край".
Константин Седых оставил после
себя, помимо прозы, и стихи, лучшие
из которых составили сборник
"Степные маки", выпущенный
Восточно-Сибирским книжным
издательством уже после смерти
писателя в серии "Сибирская
лира". Об этом на вечере в Доме
литераторов напомнила Елена
Степановна Ячменева, автор книг для
детей, имевшая счастье общаться с
покойным.

— Впервые со
стихами Константина Федоровича, —
рассказала Елена Степановна, — я
познакомилась еще в десятом классе
благодаря школьной подружке, у
которой взяли почитать старый
затрепанный сборник. Они сразу
покорили меня своей удивительной
простотой и яркой образностью. Одно
стихотворение врезалось в память
на всю жизнь, и я хочу его
воспроизвести, чтобы вы убедились в
правоте моих слов.

В золотом
половодье весеннего дня

Он в Аргуни
поил вороного коня.

За водою
пришла я на берег крутой

По зеленой
тропе, через луг заливной.

И уздечкой
звеня и гремя черпаком,

Он плеснул на
меня из реки серебром.

Клокотал
ветерок по кустам тальника,

Голубые над
нами неслись облака.

Он потом
ускакал, помахав черпаком.

Я осталась
одна на юру на крутом.

Больше не
было слов, больше не было встреч,

Уложила его
под Багдатью картечь.

Долго
плакала я о лихом казаке

У Аргуни
родной на косом челноке.

Все ждала,
что придет и порою ночной

Постучится в
окно осторожно рукой.

Партизаны
пришли, только он не пришел.

Над могилой
его тлеет траурный шелк.

— Это же
целая поэма о любви, которая, едва
начавшись, столь трагически
закончилась, — продолжила
выступающая свой рассказ. — И таких
стихотворений, которым, уверена,
суждена долгая жизнь, у Константина
Федоровича немало. Нам надо почаще
обращаться к его поэтическому
роднику. В нем сокрыта большая
целебная сила.

С Еленой
Степановной невозможно не
согласиться. Только я бы отнес ее
слова ко всему творческому
наследию Константина Седых и
особенно к роману "Даурия". Это
скорее даже не роман, а поэма в
прозе, поскольку в ней автор
показал себя талантливым и
по-настоящему народным певцом
отчего края. В данном случае не
только Забайкалья, но и всей России.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры