Военная тайна,
или

Как я несколько
лет водил цензуру за нос и что из
этого вышло

Борис АБКИН

Вот как это
было… А было в те самые
приснопамятные времена, когда
ничего секретного в газете давать
не разрешалось. За всем строго
следила цензура — военная и
гражданская. Но ваш покорный слуга
служил на высочайшей секретности
ракетном полигоне, видел (самого!)
Сергея Павловича Королева,
участвовал (в качестве сержанта
срочной службы) в запусках
межконтинентальных стратегических
ракет, которые запускались в то
время только с космодрома Байконур.
И уж как хотелось об этом
поделиться с читателем! Но не будем
забегать вперед.

И вот служили
мы, служили… По радио весь мир
слышит о запусках и точных
попаданиях ракет в акватории
Тихого океана, а сказать об этом
родной маме — ни-ни! Ни строчки в
письме не только о том, где служит
родное чадо, но даже какая растет
трава в лесу, какие птички летают и
даже какая погода, не разрешали.
Каждые полгода для острастки
заставляло нас начальство вновь и
вновь подписывать документы о
неразглашении военной тайны, о
строгих мерах. А "разгласить"
так хотелось! Ну что же это — родная
мама так и не знала, где это ее сынок
служит, чем ей перед соседками
гордиться.

Вот что
делали самые хитрые из нас.
Покупали открытки, (их тогда очень
много выходило) с изображением
спутников, ракет, и т.п., посылали
домой в письме, а следом, в другом
уже письме, сын писал: получила, мам,
открытку с поздравлением? Теперь
поняла, где я служу?! Но
"виновника торжества" очень
быстро вычисляли: почту-то
соответствующие товарищи смотрели
очень внимательно и все эти
штучки-дрючки не проходили. Короче,
секретность в ракетных войсках
была на высоте. Ну ладно, отслужил я,
поступил в университет, успешно
окончил, пошел работать в газету. Ну
уж тут-то, думаю, расскажу, что оно
такое — ракетные войска,
стратегический щит Родины. Не
тут-то было! Бдительные цензурионы
не менее зорко стояли на посту. Пишу
как-то зарисовку ко Дню ракетных
войск — к 19 ноября. Цензор
внимательно читает, дабы я не
указал ни технических
характеристик, ни, не дай бог, места
дислокации не разгласил. Со своими
цензорскими книжками сверяются,
где прописано, про что нельзя
писать. Я все учел — комар носа не
подточит.

— А вот это
кто такой — Королев Сергей
Павлович, — строго спрашивает у
меня цензор, — о котором вы
рассказываете?

— Да так,
говорю, большой военный чиновник.

— А-а-а, —
протягивает цензор подписанную
статью, — ну ладно, валяйте,
публикуйте, раз чиновник.

Так, год за
годом, дату за датой,
"разглашал" я в родных газетах
— "Советской молодежи" и
"Восточно-Сибирской правде"
все ракетные секреты страны. Но вы
понимаете, что это шутка: ни одного
"секрета" мне не позволили бы
разгласить. Писал о людях, о
сибиряках, с которыми довелось
служить, о нелегкой, но такой яркой
судьбе становления первых ракетных
армейских коллективов, больше
напирал на эмоции, разумеется. Эх,
незабываемое было время… То, что
читатель видит в кино, это же
типичное не то. Запуск ракетного
корабля — это надо видеть, это надо
слышать, только находясь в
непосредственной близости от
стартовой площадки, можно ощутить
всю красоту и мощь запуска
ракетного корабля. И я как мог
передавал читателю свои эмоции.

А потом
цензорам все это надоело. Впрочем,
цензорам ли? Кто-то гораздо более
могущественный позвонил редактору
молодежной газеты и предложил
прекратить публикацию моих
воспоминаний. Дескать, вы что, с ума
сошли — ни в одной газете
Советского Союза не упоминается
эта фамилия — Королев С.П. А в
Иркутске — на тебе, открытым
текстом все это идет в газету.
Запретить!

— Но цензура
же разрешает, — слабо попытался
возразить редактор, — а мы люди
законопослушные.

— Цензура не
знает еще этой фамилии, —
ответствовали с другого конца
провода, — вот и разрешает. Короче,
запретить, и точка!

И я притих. Ни
одной заметки, ни одной фамилии.
Нельзя так нельзя. Более того, меня
вызвали в соответствующее место и
строго-настрого наставили: а ну как
закордонный шпион пронюхает, что вы
работаете в газете после службы в
таких войсках, и захочет этим
воспользоваться? В общем,
"успокоили" меня окончательно
и бесповоротно.

Прошло с тех
пор несколько лет. И однажды группа
американских туристов
напрашивается к нам в гости, в
молодежную газету. — Да ради бога, —
говорим, — приходите, спрашивайте,
расскажем вам о нашем
замечательном крае, о людях, о чем
хотите.

Ну, приходят
американцы, беседуют. Милая беседа
получилась, под омулек, под водочку
кедровскую.

— Куда
дальше-то путь держите, —
спрашиваем американских туристов.
Те, пошарив в своих рюкзаках, карты
нашей страны достают. Хвастаются,
где уже побывали, куда дальше
поедут. И карту раскрывают, дескать,
распишитесь на память, что мы у вас
в Иркутске побывали. Все
расписываются по очереди. И вот
карта попадает в мои руки. Взглянув
на нее даже беглым взглядом, я
буквально похолодел. Уж не
провокация ли? На всем протяжении
страны (хотя названия городов и
станций на английском языке
написаны) я увидел обозначения:
"Ракетные базы СССР". И там, что
я и в страшном сне не мог
представить себе, нарисованы
значками расположения самых
крупных стратегических баз. И среди
них — моя, та самая, на которой мне
довелось служить — Плесецк. Сегодня
это всем известный
ракетно-космический комплекс
страны, но тогда!

— Откуда, —
тихонько, настороженно так
спрашиваю, — откуда у вас эта карта?

— Ах, эта? Да у
нас она продается в любом книжном
магазине. Издана она
Географическим обществом США. А
что, есть претензии?

— Да нет, —
говорю, — претензий у меня никаких.
Хорошая карта. Подробная. Даже
слишком…

Ушли
американцы, так и не поняв, что это
меня могло так смутить. А я сидел и
думал… О чем — читатель только
может догадываться. Стоило столько
лет зажимать себе рот, боясь
похвастаться тем, где служил, даже
родной маме, чтобы вот так, открыто,
на весь мир увидеть то, что увидел у
обычного американского туриста в
рюкзаке.

Вот вам и
военная тайна…