Они, любимые, и приговорили?

Абсолютный достаток семьи Якова Ефремовича ощущался во всём. Младший сын Анатолий выделялся среди сверстников-гимназистов массивною золотою цепью и дорогими часами. Каждый день он получал от отца по 3 рубля на кинематограф, хотя сеанс обходился в 25 копеек. А едва лишь стали модными мотоциклетки, получил и мотоциклетку. Что до старшего брата, Сергея, то ещё три года назад отец предоставил в его распоряжение автомобиль. А когда он учился в Москве, то вместе с письмами и переводами доставлялись «дорогому Серёже от папы Яши» всевозможные лакомства. 

Супруга Метелёва Антонина Ивановна имела большой досуг и занимала его поездками на юг и выходами в театр. С переездом из Нижнеудинска у неё завязался роман с неким Комогоровым, и слухи об этом дошли и до самого Метелёва, но он не стал объясняться и только позже, заболев, попросил порвать эту связь. Но Антонина Ивановна лишь посмеялась, и, поправившись, Метелёв положил себя вправе иметь привязанности на стороне. 

Внешне ничего в семье не переменилось: в любом из мужниных магазинов Антонина Ивановна выбирала что хотела по специальной карточке, плюс ежемесячно ей выдавалось по 300 рублей, что составляло оклад крупного чиновника. В общем, денег в усадьбе не считали, и Сергей не задумавшись поселил у себя приятеля, образованного, здорового, имевшего дом и семью, но отчего-то взявшего роль приживалы. Впрочем, ясно отчего: у Метелёвых с него никто ничего не спрашивал, при первом требовании подавались коньяк и вино. В отсутствие же хозяина и вовсе поднимался дым коромыслом. «Завтра папа поедет в Тулун. У нас будет ещё веселей!» – радостно сообщала Антонина Ивановна старшему сыну. Так и продолжалось до 31 августа 1913 года, когда Якова Ефремовича попытались убить. И при первой же встрече с начальником сыскного отделения Романовым он заявил, что покушение – дело рук его сыновей, а подтолкнула их мать, Антонина Ивановна.

Словно бы ничего не случилось

Естественно, сыщик решил, что у раненого горячка, и поспешил на место происшествия. У Метелёвых не спали, но Романова поразила странная тишина во всём доме. «Как будто здесь ничего не случилось!» – невольно отметил он, принимаясь за опросы.

Оказалось, когда Яков Ефремович с криком «Убили! Убили!» бросился в дом, дверь открыла его старая мать, но ни жена, ни сыновья не вышли даже и в коридор. До извозчика Метелёва довела экономка, а до лечебницы – подоспевший городовой. Минут через десять в столовую вышел Сергей и на вопрос экономки, слышал ли он выстрел, отвечал утвердительно. А вот следующий вопрос (знает ли он, что отец ранен) сопровождался одним только «Разве?». Ещё из разговора с прислугой выяснилось, что в последнее время хозяин не расставался с револьвером и даже к чаю выходил с ним. А недавно отказался и от домашних обедов: боялся отравления. Изумлён был и доктор Бергман, в чью лечебницу Метелёва доставили после ранения: ни жена, ни дочь, ни кто-либо из сыновей ни разу не навестили своего кормильца. В момент отчаяния он даже телеграфировал знакомому: «Приезжай! Вокруг нет ни одной близкой души!»

А ещё Яков Ефремович озаботился, чтобы на суде его интересы представляли сразу два присяжных поверенных, потому что после ареста сыновей Антонина Ивановна обратилась к лучшему из иркутских адвокатов – магу и чародею от юриспруденции Григорию Борисовичу Патушинскому. И он ответил согласием.

Что, собственно, никого и не удивило: в этом громком деле всё было слишком уж очевидно, чтобы не вызывать сомнений опытного юриста: на месте преступления было старательно «забыто» оружие, принадлежащее Сергею Метелёву, а также его нож… Чья-то «заботливая» рука явно пыталась манипулировать. 

Как бывший следователь, Патушинский  сразу схватывал промахи обвинения и беспощадно демонстрировал несостоятельность доказательной базы. У него и сегодня приготовлен был целый чемоданчик контрдоводов. Вообще, линия защиты выстраивалась, оставалось ответить на главный для настоящего адвоката вопрос: а про что это дело, какая струна здесь определяющая и какая нота важнее всего? Первая догадка, по обыкновению, возникала сразу, при первом, ещё поверхностном знакомстве с материалом, и тем интереснее было её проверить, доказать или же опровергнуть. Бывало и то и другое, конечно, но в этом деле продолжала звучать одна мысль – что семейная драма Метелёвых  много больше, чем драма отдельной семьи. Ведь чем больше наращивался семейный капитал Метелёвых, тем сильнее давил он на семейные связи, пока не разрушил их вовсе. «Здесь все противостоят всем, – констатировал Патушинский. – Старший сын, Сергей, давно уже враждует с матерью. Жену свою он тоже не любит и не верит ей, да и она отвечает тем же: услышав о покушении на свёкра, решила свести счёты с мужем – сама напросилась к следователю и дала ложные показания. И Антонина Ивановна Метелёва не лучше: так ненавидит своего супруга, что и в детях видит средство борьбы с ним. Младший, Анатолий, не привязан ни к бабушке, ни к отцу. У Метелёвых никто никого не любит и все несчастны».

И через золото льются слёзы

«А всех несчастнее сам Яков Ефремович, потому что он меньше, чем кто-либо, может жить без любви. В сущности, он всё время взывает к ней и в 1001 раз прощает беспутного старшего сына, незадолго до покушения приезжает к жене поздравить её с днём ангела, отправляет матери пропитанную заботой записку в пору, когда сам он не мог переступить порог дома. Это поразительно, но это и правда, что богатому человеку труднее построить свой дом и, владея огромной недвижимостью, он порою не знает, куда голову преклонить. Метелёв ведь не случайно возвращался  в усадьбу уже после полуночи, это не от загруженности, а от неприкаянности», – объяснял события Патушинский.

Однажды ночью Яков Ефремович обнаружил в столовой свою дочку-гимназистку, уснувшую за взрослым романом. Расспросил прислугу и выяснил: девочка вместе с матерью смотрит двусмысленные водевили, засиживается в компаниях молодых артистов, приводимых её братьями в дом. Помнится, когда Лида была ещё маленькой, Яков Ефремович предлагал готовить её в Девичий институт императора Николая I, но нравы закрытого учебного заведения показались Антонине Ивановне слишком строгими – и  вот результат! А тут ещё и с сыновьями сквернее скверного. На старшего, Сергея, изначально смотрели как на продолжателя дела, наследника: выписали ему англичанина-гувернёра, окружили лучшими учителями, а он даже и реального училища закончить не смог – ни в Верхнеудинске, ни в ещё более отдалённом Троицкосавске. Отправился в Москву, на строительные курсы, но скоро возвратился без денег и «в костюме оборванца». Пришёл в себя и засобирался снова, обещая учиться, а не транжирить отцовские деньги. Прошло немного времени – и опять телеграмма: «Срочно вышлите!» Затем с Сергеем сблизилась одна сомнительная особа, и после скоропалительного венчания супруги занялись подделкой метелёвских векселей. 

Когда Сергей снова появился в Иркутске и обман всплыл наружу, отношения между отцом и сыном совершенно испортились. Яков Ефремович вообще стал очень нервным и с матерью наедине даже плакал от собственного бессилия: он, управлявший большими фирмами, чувствовал полную беспомощность перед собственною семьёй. И недоумевал, отчего Анатолий, ещё подросток, может выпить до 10 рюмок водки кряду; отчего он ходит не на каток, не в театр, а в портерную или играет в карты где-нибудь в дегтярных рядах. Экономка, кухарка, кучер жаловались, что Толя «не сдержан на руку», и не только с прислугой, но и со своей 80-летней бабушкой. Да и о самой Антонине Ивановне старый кучер Ледовский сказал: «Так обращается с нами, будто бы и не люди мы вовсе, а какие-то деревяшки». 

Не хватило воображения 

Антонина Ивановна Метелёва имела привычку не огорчаться по пустякам, и когда у мужа начали появляться симпатии на стороне, она лишь подтрунивала над ним. У него было три связи, по году каждая, и все в театральной, мимолётной среде. Недавнее же появление на горизонте госпожи Костомаровой, умной, образованной, зарабатывавшей на жизнь собственным врачебным трудом, разом всё изменило: Антонина Ивановна испугалась. И в узком её окружении не сыскалось человека, способного объяснить, что и влюблённый предприниматель остаётся слугой семейного капитала. Яков Ефремович, при всей отчуждённости своих близких и в самый разгар романа с Костомаровой, оформил очень взвешенное завещание, которым наделял сыновей небольшими долями (по 10 тысяч рублей каждому), дочери давал приданое  в 50 тысяч, а основную, огромную массу денег и ценных бумаг передавал жене. 

Представить такое Антонине Ивановне не хватило воображения – возможно, потому, что на первом месте у неё всегда стояла корысть. Она и торговалась до последнего, предложив в обмен на развод все фамильные драгоценности и большую сумму денег. Всё получила – и взяла своё слово обратно. А спустя несколько дней Якова Ефремовича попытались убить…

– Кто стрелял в него – это выяснится, но, судя по всему, не сейчас, – заявил Патушинский корреспондентам перед началом судебного заседания. – В рамках же данного уголовного дела нужен оправдательный приговор, и уже потому, что на Метелёва совершено новое покушение – в тот момент, когда  обвиняемые пребывали в тюрьме. 

– Наш цицерон намеренно опережает события, дабы воздействовать на прессу, на публику, а в конечном счёте – и на суд! – возмутилась сторона обвинения. Хотя, сказать по правде, она весьма опасалась этого талантливого оратора.

И не напрасно: он изначально взял нужную ноту и очень уверенно провёл всю партию от начала до конца. Тем не менее, когда суд удалился на совещание, полтора часа ожидания забрали у Патушинского много сил. Когда же огласили: «Признать подсудимых оправданными», – он побледнел. И какое-то время отстранённо наблюдал и взорвавшуюся от восторга публику, и попытки председателя водворить порядок. Когда же постановление было дочитано и суд удалился, плачущие мужчины и женщины принялись целоваться и долго, долго не расходились. И Григорий Борисович тоже внутренне ликовал: «Это случилось: бедные посочувствовали богатым, а самих себя ощутили счастливыми и без капитала!» 

На улице ему захотелось наконец рассмеяться, но сразу отчего-то не получилось, а вышел звук, более похожий на рыдание. 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.