И сказали ему академики «спасибо!» 

О тех впечатлениях я поведал недавно генеральному директору Усольского свинокомплекса И.А. Сумарокову.

– Когда это было? – прервал рассказ Илья Алексеевич. – Лет пять назад? Ну-у, мы за это время далеко ушли. Имеем сейчас 12 магазинов, в самых разных микрорайонах Иркутска они работают, а всего по области 25.

– Сейчас в выходные дни я редко хожу в тот магазин, с утра в будни да после обеда всё норовлю попасть. Народу мало. Неужто покупательский спрос упал в связи с усложнением нашей жизни?

– Я бы этого не сказал, – возразил Илья Алексеевич. – Сужу по объёму продаж. За сутки их посещают 11,5 тысячи человек, а в предпраздничные дни – 13 тысяч. Неплохо.

С Ильёй Алексеевичем я познакомился ещё тогда, когда он руководил строительством Усольского свинокомплекса. В чём-то он остался прежним: весёлый, озорной, все-гда с доброжелательной улыбкой, в шутках иногда лёгкое деревенское ёрничество ощущается. И в то же время он усложнился. Говорит, говорит с тобой легко, приятно, улыбаясь, и вдруг замолчит. Глядит куда-то в сторону. Взгляд строгий, даже суровый. О чём он думает? Но это ненадолго.

В 2005 году приезжали к нам директора зональных институтов экономики, доктора наук, профессора, академики. Делегацию возглавлял вице-президент РАСХН И.Г. Ушачёв. На встрече со специалистами главного управления сельского хозяйства устроили разнос. Наши говорили потом, что упрёки были не совсем справедливы, но не в этом дело. Дали слово Сумарокову. Тёплая улыбка, светлый костюм. Вышел на трибуну и начал содержательный, рассудительный разговор. Цифры, факты, логика и… даже крохотного листочка бумаги не лежало перед ним. Профессура заворожена была. Аплодисменты. Именно тогда он коснулся сложных вопросов приватизации, акционирования, не приемля их. Рассказал о формах оплаты. Очень важно то, по его словам, что это крупное предприятие было приватизировано с письменного согласия всех членов коллектива по-особому. 

Встречаемся с Ильёй Алексеевичем недавно, и он снова не может обойти стороной тот вопрос. Никуда не денешься: собственность – один из краеугольных вопросов экономики. 

– У нас все основные фонды неделимы и являются собственностью коллектива. Поэтому на Усольском свинокомплексе самая высокая производительность труда и достойная заработная плата. Знаете, какие стимулы применяем? Итоги года подвели – треть прибыли используется как фонд экономического стимулирования. Но распределяем эту треть, исходя не из наличия у тебя акций, у нас их нет. В основе выплаты премии лежит твоя заработная плата. Хорошо потрудился, за год получил 500 тысяч – на эту сумму и начисляется премия из прибыли каждому работнику. Второе: зарплата чиновников, то есть бухгалтера, кладовщика, директора, зависит от заработной платы рабочих. Чем больше заработали рабочие, тем выше заработок чиновников. Нормальный метод? Социалистический метод. Да хоть как его назовите. Это не ново. Такая форма стимулирования специалистов, управленцев применяется в Канаде, в Японии. Сейчас раздаются голоса в пользу использования оплаты областных чиновников в зависимости от средней заработной платы по области.

И кормит их сельхозкооператив 

Ну ладно, высокая заработная плата – это прекрасно, но есть объективные экономические законы. Даже при социализме рост заработной платы не должен превышать рост производительности труда и наоборот. Напоминаю об этой истине собеседнику.

– А как иначе?! – раздаётся в ответ. – И в самом деле можно так задрать зарплату, что послезавтра вообще нечего будет платить. Нет, это требование, мы стараемся выдержать. В прошлом году на каждого работающего было произведено и реализовано мяса и мясопродуктов 22,6 тонны.

Обескураживающая цифра. Можно представить ту продукцию, погружённую в колонну грузовиков. Вот пять автомашин, доверху заполненных коробками с сардельками, сосисками, колбасами, другими копчёностями и мясом, – это колонна, допустим, оператора цеха откорма Петровой. Следом столько же и таких же машин слесаря Иванова, затем – ветврача, уборщицы, директора и так далее на каждого из 928 работников. Это визуальная картина. Есть и другая. Если исходить из медицинской нормы потребления (74 килограмма на человека), то каждый работник свинокомплекса обес-печил мясом и мясопродуктами 305 человек. Впечатляет?

Впечатлять-то впечатляет, но кто ещё в нашей области использует такую систему стимулирования производства, которую применяет СХПК (сельскохозяйственный кооператив) «Усольский свинокомплекс»? Большинство колхозов и совхозов нашей области преобразованы в открытые акционерные общества (ОАО), в закрытые акционерные общества (ЗАО), и таким образом были созданы хотя бы на первых порах разнообеспеченные слои акционеров, когда доход года должен делиться по количеству акций у тебя. Можно ли в таких условиях применить тот справедливый принцип распределения части прибыли?

Подводные камни экономики 

Есть тут ещё один подводный камень, о который легко споткнуться. Начну издалека и с основного. Как это ни странно на первый взгляд, но с переходом от социалистичес-кой экономики к рыночной мы перестали пользоваться различными методами экономического анализа, отказались от профилирующих оценочных показателей. На всех уровнях главным стало такое определение, как «производство продукции». Не пытаются ли у нас за таким первоначальным показателем скрыть подлинную ситуацию в аграрном секторе? Вот и Сумароков, когда касается этой темы, начинает горячиться.

– Увидели несколько коров – решаем продовольственную проблему. Едем мимо доброго пшеничного поля – то же самое говорим. Но кому нужна твоя хорошая урожайность пшеницы, если ты её не довёл до ума и не смог продать без убытка.

– Или, так сказать, мыши съели?

– Кому нужно такое молоко, если ты его не продал, а свиньям споил? Судить об эффективности работы хозяйства надо по выходу ТОВАРНОЙ продукции!

Ежедневно Усольский свинокомплекс производит в среднем 36 тонн свиного мяса. Ну, повезёт его на рынок, и что дальше? Продаст он всё по цене выше себестоимости, нет? А себестоимость свинины несколько выше цены, которую предлагает рынок. Вот почему ещё двадцать лет назад Илья Алексеевич, его коллеги и товарищи по работе озаботились созданием своего цеха забоя и цеха переработки. И каждый год эти две сферы совершенствуются, модернизируются, усложняются. Тогда же предприятие позаботилось об организации своей торговли. Начинали с простого, с примитивного. На Свердловском рынке в железном полувагончике начинали торговать своей продукцией, а сейчас любо-дорого зайти в магазины свинокомплекса. Он завоевал доверие людей, городских властей, и покупатель потянулся к нему. Но это к слову. Главное – те три сферы подпитывают, поддерживают основное производство, точнее, производство свинины. Переработка и торговля позволяют создать новую добавленную стоимость высокого уровня. Отсюда и хорошая прибыль.

Поинтересовался во время беседы, как у генерального директора рабочий день начинается. Планёрка, обход цеха опороса, откорма, ещё какого-то?

– Не-а. Там всё понятно. Трудятся прекрасные свинарочки-операторы, опытные специалисты. С утра изучаю документацию: сколько вчера продано продукции, сколько осталось, сколько денег сдали в банк наши 25 магазинов. Какие жалобы были и как на них отреагировали.

Не спросил сразу: когда Илья Алексеевич успел освоить методы рыночной экономики? Но это частности. Главное, когда во главу угла становится выход товарной продукции, то это и позволяет предприятию держаться на плаву, платить хорошую зарплату и немалые налоги. 

И, по мнению Сумарокова, используя этот принцип (выход товарной продукции), можно оценить эффективность работы всего агропромышленного комплекса Приангарья, а не по валовому производству.

«А вы знаете, откуда мы везём говядину?»

– Нам надо знать свою историю (изменений в сельском хозяйстве за последние годы. – Авт.), – говорит Сумароков. – Нам надо точно знать, что мы производим, сколько продуктов завозим. Сколько имеем, допустим, молока и сколько заво-зим сухого, цельного. Без правдивой информации по этим вопросам невозможно выработать правильную аграрную стратегию.

Эта тема и меня как журналиста волнует. Долго разбирался с молоком, кое-что нащупал и потому не верю сообщениям о том, что Иркутская обеспечивает себя молоком на 83%.

– Да враньё всё это! – взрывается при этих словах Илья Алексеевич. – Враньё! Я говорю совершенно точно. При изготовлении колбас мы используем 85% собственной охлаждённой свинины и 15% говядины. Вы знаете, откуда заво-зим скот или говядину? Из Красноярского края, Новосибирской области, Хакасии. Привозили нам говядину из Ленинградской области, Бурятии. Но это не местное сырьё. Ходят наши два скотовоза, собирают КРС в Иркутской области. Охватываем Усть-Ордынский округ, Залари, Балаганск, пригород областного центра. Но то, что они привозят, не обеспечивает нашей потребнос-ти и на 20%.

Звучат чеканные фразы, выкладывается один аргумент за другим, а у меня в памяти всплывает информация Иркутскстата. В 1980 году – а это был, как иные любят утверждать, период махрового застоя – в Иркутской области было произведено 38,4 тысячи тонн колбасных изделий, в 1990-м – 45,3 тысячи тонн этой продукции, а в 2012 году изготовлено всего 29 тысяч тонн колбасы из собственного мяса. Не поверил своим глазам, когда в первый раз увидел последнюю цифру. Вон сколько мяса импортируем из Германии, Бразилии, Уругвая и так далее, а до уровня более чем двадцатилетней давности дотянуться не можем. Теперь более понятными становятся причины собственного колбасного падения. Правда, на прилавках много чего есть. Но чьё?

– Приходит к нам фура с мясом из Новосибирска, – продолжает Сумароков. – Спрашиваю водителя: вас кто-то останавливал по дороге? Документы проверяли? С грузом сверяли? Нет. Много говорят: у нас то есть, это есть. Ну нельзя без конца врать. Нас когда-то обвинят во лжи. Скажут: вы почему не занимаетесь сельскохозяйственным производством? Поэтому нам нужна честная статистика, правдивая информация о том, что мы производим. Исходя из которой и должны выстраивать аграрную стратегию.

«Нам не нужны какие-либо преференции»

Само предприятие многое делает для своего развития и укрепления. Особое значение придаётся росту производительности труда, улучшению условий труда и качеству продукции. Для этого в последние годы на модернизацию и реконструкцию производства ежегодно затрачивается по 300–340 миллионов рублей. И вместе с тем предприятие только за год увеличило число работников на 60 человек. Но, с другой стороны, поскольку «у ребят» хорошо дела идут, то с них и хорошо берут. Только в прошлом году свинокомплекс уплатил налогов, внёс в различные фонды 216 миллионов руб-лей. То есть в расчёте на каждого работника заплачено 240 тысяч руб-лей. Не жидко.

Нашего крестьянина часто попрекают, образно говоря, куском дарового хлеба. Так вот, из бюджетов всех уровней в 2012 году свинокомплекс получил всего 29 миллионов рублей разных субсидий. Сюда входит и компенсация части затрат по выполнению инвестпроектов.

Но финансовые вопросы, вопросы субсидирования – сложные вопросы, и решаться они должны грамотно, на подлинно экономической основе. Если говорить о конкретных подходах, то у Сумарокова здесь своё видение. Рассуждает он довольно-таки жёстко:

– Субсидии должны работать на производство. Оценивать вклад того или иного сельхозпроизводителя должны по товарной продукции. Ты дал – тебе дали. Ты наобещал – вот тебе. Все эти разговоры «тому, мол, мало дали, а этот рот разинул – ему и потекло» – это не то. Продал молоко (на приёмный пункт или переработчикам. – Авт.) – получи. Сдал мясо на переработку или на рынок – получи. Именно такой метод – оплата по товарной продукции – применяется в Красноярском крае. Почему у нас его не внедрить? Нам (свинокомплексу) ничего не надо. Мы ничего не просим. Не нужны нам какие-либо преференции. У нас 928 работников. По сравнению с прош-лым годом количество их увеличилось на 60 человек. Платим вовремя налоги. Люди в наши магазины идут, нам доверяют. Разве всё это плохо? 

Серьёзную озабоченность вызывает у Ильи Алексеевича решение Заксобрания области о гарантиях инвестиционным проектам. Депутат Сумароков предлагал ограничить эти гарантии и держать бюджетные расходы под контролем. Иначе мы столкнёмся с фактами разбазаривания средств. Но предложение опытнейшего аграрника не прошло. А жаль.