издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Деньги горят

Не используемые бизнесом древесные отходы в Иркутской области исчисляются миллионами кубометров

Во время рейда по пресечению незаконных рубок группа работников лесной полиции и авиабазы Агентства лесного хозяйства Иркутской области поднялась на «лысый» взгорок, чтобы запустить беспилотный летательный аппарат и с его помощью осмотреть окрестные леса. Примерно в километре хорошо просматривалась чуть дымящаяся огромная свалка древесных отходов. Пейзаж привычный. Пока готовили беспилотник к запуску, дыма на свалке обзола и горбыля становилось всё больше, больше… И вдруг полыхнула она языкастыми клубами красного пламени.

– Хорошо горят лесные деньги! – хмыкнул кто-то из рейдовой бригады. – Но почему дым-то чёрный такой?

– Так там, наверно, кроме денег, чья-то совесть чёрная загорелась, – предположил его коллега. 

В прошлом году объём древесины, заготовленной на территории Приангарья, перевалил за 25 миллионов кубометров. Эта цифра – предмет гордости Иркутской области и якобы показатель её активного экономического развития. На международном форуме «Лес и человек – Сибирь», который состоялся в Иркутске нынешней осенью, многими многократно подчёркивалось, что больше нас никто в России древесины не заготавливает. Древесных отходов у нас, естественно, тоже больше всех в стране. Но на этом власти и бизнес стараются внимание не акцентировать. 

Одних только порубочных остатков, по данным Василия Зырянова, вице-президента Союза лесопромышленников и лесоэкспортёров Иркутской области, на делянах остаётся ежегодно более пяти миллионов кубометров. Республика Бурятия и Забайкальский край, даже вместе взятые, деловой древесины заготавливают, пожалуй, поменьше. 

– Целенаправленной системы использования этого ресурса, как в европейских странах, где всё это применяется в качестве биотоплива, в Приангарье не существует, – констатирует Василий Николаевич. 

Обратите внимание: для наших лесозаготовителей это отходы, но применительно к европейской практике Василий Зырянов называет их ресурсом. Для Китая, судя по фотографиям огромных грузовиков, везущих толстые древесные ветви, понятия «порубочные остатки» тоже не существует. Эти фото в прошлом году, вернувшись из командировки в Поднебесную, мне показывал Юрий Михайлов, начальник Центра защиты леса Иркутской области. По его словам, там используют не только вершинник и ветви, но даже пни выкорчёвывают и умудряются превращать в юани.  

Бросать на лесных делянах миллионы кубометров древесины в виде сучьев и вершинника, конечно, жалко. Но хотя бы понятно, почему мы их не пытаемся использовать. Вывозка даже на относительно короткие расстояния обошлась бы бизнесу в длинные рубли, потому что и в кузове с высоко наращенными бортами воздуха всё равно окажется больше, чем древесины. Ветки – они же кривые. Как ни укладывай, всё равно врастопырку торчать будут. Чтобы не возить из леса воздух, на деляну нужно пригнать какую-то мобильную рубилку-дробилку для пре-вращения порубочных остатков в однородную сыпучую древесную массу, из которой, к примеру, потом отличные топливные брикеты сделать можно. Да и не все учёные лесоводы согласятся с тем, что полная очистка лесосек от древесины – это хорошо. Лесные почвы у нас плодородностью не отличаются, а если вывезти с деляны всю органику, так «отощают», что и сосна расти перестанет. 

Другое дело материалы, которые в России называются отходами лесопиления, а в тех странах, что живым лесом победнее, считаются ценным и дорогим сырьём. Таких «отходов» в виде обзола, горбыля и прочих обрезков  у нас на деревенских свалках бывает выше деревенских крыш. И плюс кора. И плюс опилки… Миллионы кубометров. 

В переработке обзол и горбыль куда технологичнее порубочных остатков. Можно наделать много чего полезного. Древесно-стружечные и древесно-волокнистые плиты, к примеру. Или топливные пеллеты, или красивые, удобные топливные брикеты, которые в лесной России принято называть евродровами. 

Можно-то можно, но лесному бизнесу это не нужно. Потому что с организацией производства дополнительной продукции дополнительные хлопоты гарантируются, а рентабельность предприятия повысится не очень заметно. Это во-первых. 

А в-главных, потому, что при сегодняшней экономической политике, несмотря на обилие призывов к более глубокой переработке древесины, бизнесу на практике проще и, главное, многократно прибыльнее не «отходы» лесопиления в полезный продукт превращать, а живой лес вырубать на новых участках, которые государство с удовольствием и совсем дёшево сдаёт в аренду. 

Заметил, что чиновники, от муниципальных до федеральных, так же как и представители лесного бизнеса, очень не любят, может быть, даже стыдятся слова «вырубили». 

Спрашиваю: «Сколько леса вырубили в прошлом году?», а на лице собеседника – обида. 

– Что значит «вырубили»? Спрашиваете, какой объём древесины заготовили?

Объясняю, что меня интересует площадь вырубленного леса. В ответ вначале растерянность – об этом обычно никто не спрашивает. Потом ссылки на необходимость посмотреть документы, которых, как нарочно, нет под руками. И слово «вырубили» заменяется словом «освоили». Так принято, потому что звучит поприличнее. 

В прошлом году, чтобы заготовить более 25 миллионов кубометров древесины, Иркутской области потребовалось вырубить – простите, «освоить» – более ста тысяч гектаров таёжных лесов, превратив их в пенькастые участки. Это только по правилам, по закону, без учёта того, что натворили «чёрные» лесорубы. И в позапрошлом году было почти столько же. И нынче будет… А вот сколько тысяч гектаров живого леса вырублено для того, чтобы в итоге выбросить древесину на свалки, мне выяснить не удалось. Не сумел я найти людей, которые это знают.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры