В театральной среде шутят, что бывают режиссёры-постановщики, а бывают – «расстановщики». Режиссёр-постановщик всегда воплощает на сцене какую-то идею, которую хочет донести до зрителя, по возможности подчеркнув и обогатив авторский текст. А «расстановщик» делает режиссёрскую работу чисто технически, для него главная задача – расставить актёров так, чтобы на сцене они друг на друга не натыкались. В принципе, любой опытный актёр может поставить свой спектакль.

Слава Кокорин никогда, ни в одной сцене не позволял себе (и другим тоже) делать свою работу чисто технически. Он был по-хорошему одержимым человеком и если уж брал пьесу, то прорабатывал её очень глубоко. О какой-то удаче в театре можно говорить лишь тогда, когда совпадут режиссёрское решение, авторский замысел и актёрская игра. Так вот, у Кокорина такие совпадения случались часто. Он всегда твёрдо знал, что хочет сказать этой пьесой и как её поставить, чтобы донести до зрителя своё послание. Для актёров это тоже очень важно. Сложно работать с режиссёром, который сам не знает, чего хочет, и подспудно ждёт, что ты сам как-то сыграешь, найдёшь ходы, а он под этим в программке распишется. Слава Кокорин был совсем другим.

Я очень ярко помню наше знакомство, которое произошло прямо на сценической площадке. Кокорин ставил спектакль по пьесе Островского «Лес», а я там играл роль купца Восьмибратова. Начали репетицию. Обычно перед репетицией актёры «раскачиваются» – сначала поговорят, потом выходят на мизансцену, потом начинают работать и нащупывать постепенно ту самую нужную интонацию. На той первой репетиции я как-то сразу почувствовал нужную интонацию, а Кокорин это заметил и отметил. С тех пор нам всегда было легко работать. Наверное, можно сказать, что я сразу вошёл в его команду, он впоследствии часто задействовал меня в своих спектаклях.

При этом я знал, конечно, что Кокорин – режиссёр требовательный, жёсткий, не позволяющий себе панибратства. В общем, это и хорошо. Когда режиссёр начинает дружить с актёрами, как правило, это плохо сказывается на творческом процессе.

Он умел добиваться от актёров того, чего хотел. Помню, мы ставили «Привидение» по Ибсену, главную роль там играл Виталий Венгер. И что-то у него не сходилось, так бывает. Но Виталий Константинович очень тяжело переживал, если у него не получалась роль, и тут он начал «уходить» от роли – то заболеет, то ещё что-то случится у него. Тогда Кокорин предпринял экстраординарные меры – взял и остановил репетиции на 10 дней, сказал: «Будем ждать Венгера». И действительно дождался, пока актёр будет готов, и спектакль поставил так, как задумал.

К сожалению, не всё у него сложилось с нашим театром. Из-за его требовательности часто возникали конфликтные ситуации. Кокорин совершенно не переносил халтуру, не позволял себе работать в полсилы и того же требовал от других. Иногда на репетициях актёры не выкладываются в полную силу, особенно если роль эпизодическая, небольшая. И течёт весь репетиционный процесс вяло, без огонька. Помню одну такую репетицию, когда Кокорин на это смотрел, смотрел, а потом посадил всех в зал, сам встал перед нами и «закатил» такой монолог о профессии, что все прониклись. «Я ночью не сплю, готовлюсь, ищу новые решения, – говорил Кокорин. – А вы еле-еле по сцене ходите. Если вы не хотите работать, уходите из профессии!» Прошло уже много-много лет, но этот монолог остался в моей памяти. Если ты пришёл в театр, то надо заниматься по-настоящему, невзирая на то что один режиссёр тебя видит, а другой не видит, одна роль тебе нравится, а другая не нравится.

Не только на сцене мы вместе работали с Вячеславом Кокориным. Я 33 года преподавал в нашем Иркутском театральном училище, вёл там «грим». У Кокорина какое-то время тоже был свой курс, и мы находили поводы для сотрудничества. На своих занятиях я всегда старался дать несколько больше, чем требовалось по программе. Мне важно было, чтобы ребята гримировались в образе, а не просто технику показывали. Иногда мы совместно с Кокориным делали короткие постановочки, в которых актёр должен был продемонстрировать не только актёрское мастерство, но и соответствующий внешний облик, правильно наложить грим. Кстати, потом эти наши постановочки, короткие истории он воплотил в спектакль.

Разногласия, которые у нас возникали, были скорее философскими, мировоззренческими. Кокорин был новатором, он любил «закрутить» в спектакле что-нибудь эдакое. Например, в «Старшем сыне» мог заставить Сарафанова вылезать из какого-то подвала. Я же принадлежу к классической школе и всегда оставался ей верен. Однако разность взглядов никогда не мешала нам работать вместе, тем более что, работая в иркутском театре, Кокорин всё же в основном придерживался классики.

Попадая к нему в спектакль, я точно знал, что из этого получится что-то стоящее и я смогу почерпнуть из этой роли нечто новое для себя, потому что Кокорин был одним из самых ярких режиссёров, очень творческим, талантливым и глубоким человеком.