Начинается новый виток в этом словно заколдованном процессе, ведущем отсчёт с ночи на 26 ноября 2006 года, когда в гараже Черемховского районного суда родственники Ирины, проходившей в этом суде практику, нашли её в тяжёлом психическом состоянии и с признаками физического насилия в компании пьяного Добринца. Ушли годы на то, чтобы получить согласие судейского сообщества на возбуждение уголовного дела в отношении коллеги, обладающего по статусу неприкосновенно-

стью, провести предварительное расследование и судебные слушания. И провозгласить от имени Российской Федерации приговор, не отвечающий, по мнению кассационной инстанции, требованиям статьи 297 УПК РФ – быть «законным, обоснованным и справедливым».  

Как следует из текста кассационного определения, при оправдании Добринца суд первой инстанции сделал выводы, которые «содержат существенные противоречия», нарушают требования уголовного и уголовно-процессуального права. Усольский городской суд не нашёл в дей-

ствиях бывшего коллеги «прямого умысла на насильственное половое сношение», а значит, и его вины в преступлении, поскольку якобы «алкогольное опьянение снизило способность Добринца к правильной оценке сложившейся ситуации» и беспомощного состояния девушки он попросту не заметил. Эти выводы, по мнению коллегии областного суда, идут вразрез с положениями статьи 23 УК РФ, согласно которой «лица, совершившие преступление в состоянии алкогольного опьянения, подлежат уголовной ответственности без ограничения». Не прошло мимо кассационной инстанции и лукавство председательствующей по делу Людмилы Борзенковой, проявившееся при оценке результатов судебно-психиатрической экспертизы. На странице 139 приговора судья Усольского городского суда вслед за квалифицированными специалистами признаёт Михаила Добринца «вменяемым, способным осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими», в том числе «в период совершения инкриминируемого ему деяния». Однако на странице 142 она напрочь о своих выводах забывает и заявляет, что «Добринец был пьян и не был способен критически оценивать как свои действия, так и поведение потерпевшей». Такое же отсутствие логики продемонстрировала Людмила Борзенкова и при оценке поведения потерпевшей. Обнаруженные в крови девушки 8 промилле алкоголя заставили судью признать факт «беспомощного состояния, лишавшего её возможности выражения своего волеизъявления при вступлении в половой контакт» и одновременно… прийти к выводу, что «поведение потерпевшей не выходило за рамки обыденного». Не могла не заметить вышестоящая судебная инстанция и другую странность: председательствующая по делу признала достоверными совершенно противоположные по смыслу показания свидетелей, при этом даже не попыталась  устранить в них противоречия. Осталось для коллегии областного суда также непонятным, почему суд первой инстанции не исследовал такие доказательства «добровольности» общения потерпевшей с обвиняемым, как повреждения лица и тела девушки, поведение Добринца в кафе, где он махал перед ней пистолетом, стрелял из него, сам факт, что после распития спиртных напитков ночью он привёз практикантку в гаражный бокс суда, а не к маме с папой. 

Все эти нестыковки, ошибки в применении норм материального и процессуального закона можно было бы, наверное, списать на неопытность судьи. Однако заместителя  председателя Усольского городского суда Людмилу Борзенкову, несколько лет возглавляющую в этом суде уголовную коллегию, заподозрить в отсутствии опыта  сложно. При этом в ходе громкого процесса выявлены факты, заставляющие задуматься о том, как далеко может завести отсутствие судейской объективности. Государственный обвинитель Ольга Музыкова написала 73 замечания, касающиеся искажений протокола судебных заседаний. По мнению прокурора, потерпевшей и её защитника, многие фразы в этом документе были не просто искажены, но переписаны из приговора, составленного позднее. Получилась явная несуразица: стороны и свидетели, выступавшие на процессе, вдруг начинали говорить о себе в третьем лице. Однако ответом суда на замечания государственного обвинителя стало постановление об их отклонении, поскольку якобы  «протоколы велись непосредственно в судебных заседаниях, в них полностью отражён весь ход судебного процесса, показания всех участников процесса отражены полно и объективно». 

Основным доказательством несоответствия важнейшего процессуального документа действительности сторона обвинения считает тот факт, что протоколы судебных заседаний «велись» даже в те дни, когда слушания не проводились и вообще не назначались. По словам потерпевшей, в кассационную инстанцию она принесла справку о том, что 11 января и 1 августа прошлого года находилась на своём рабочем месте и на состоявшихся якобы при её участии судебных заседаниях присутствовать никак не могла. Её адвокат Александр Казаков представил заверенные соответствующим образом бумаги, не оставляющие сомнений в том, что 11 января он провёл в колонии на встрече с клиентом, а 1 августа его вызвали на беседу в другой суд – и всё это происходило как раз в то время, когда будто бы шли слушания по делу Добринца. Государственный обвинитель Ольга Музыкова, в свою очередь, попросила приобщить к делу копию приказа прокурора Иркутской области, на основании которого с 27 июня по 5 августа прошлого года она была в очередном отпуске, так что её участие 1 августа в судебном разбирательстве полностью исключено. Несмотря на это, кассационная коллегия почему-то «не усмотрела нарушений со стороны суда первой инстанции по оценке доказательств с точки зрения их допустимости». Надо полагать, протоколы судебных заседаний за те дни, когда никаких заседаний не было, признаны допустимым доказательством. И чем ещё, если не желанием завуалировать обстоятельства, имеющие признаки фальсификации судебных документов, можно объяснить обтекаемую фразу в кассационном определении: «Доводы прокурора и представителя потерпевшей о не проведении судебных заседаний при отложении рассмотрения уголовного дела не могут служить основанием для отмены или изменения приговора». 

Оснований для отмены приговора хватило и без того, но кто-то должен был дать оценку действиям судьи, положившей в основу приговора документ с признаками «липы»! Людей в мантиях государство наделило высоким статусом и неприкосновенностью, сегодня они подконтрольны только коллегам по цеху. В судейском сообществе есть структуры, специально созданные для того, чтобы следить за чистотой судейских рядов. Прежде всего Квалификационная коллегия судей. К этому выборному органу судейского сообщества Иркутской области сегодня и обращается «Восточно-Сибирская правда» с просьбой проверить факты, свидетельствующие о признаках фальсификации протокола судебных заседаний по делу Добринца. Да, вынесенный Людмилой Борзенковой оправдательный приговор, правосудность которого вызывает сомнение, отменён. Но где гарантия, что при рассмотрении очередного уголовного дела история с липовыми протоколами не повторится? Хотелось бы убедиться в реальности существования механизма воздействия на тех служителей Фемиды, которые злоупотребляют властными полномочиями.