– Без вас сформировать нашу позицию по ряду спорных вопросов очень сложно, – объясняет причину создания рабочей группы Алексей Калинин, Западно-Байкальский прокурор, инициатор совещания. – Без консультаций профессионалов в разных областях знаний нам, юристам, трудно определиться, в каком направлении развивать дальше свои проверочные мероприятия для защиты Байкала. Цель создания рабочей группы мы видим в том, чтобы вы помогли нам определиться с дальнейшим алгоритмом действий.

Когда-то, ещё в самом начале весны, на одной из научных конференций академик Грачёв, отвечая на мой вопрос, сравнил нашествие нитчатых зелёных водорослей на прибрежные байкальские мелководья с эпидемией. В этот раз он оценил ситуацию более жёстко. Михаил Александрович избегает экспрессивно окрашенных слов для «впечатления». И если произносит слово «кризис», значит, имеет в виду именно кризис, потому что всегда использует термины в их буквальном значении, и никогда – «для красного словца». И тем не менее, кроме приведённых выше слов «катастрофа» и «кризис», услышал я из его уст и другие неприятные определения. Грачёв всегда говорит, что думает, даже если заведомо знает, что его выводы слушателям не понравятся. Не стесняется признаться в том, чего не знает. Не пытается понравиться аудитории, выглядеть всезнающим. Он стремится быть понятым. И в этот раз, увидев в распечатанной повестке совещания слово «заболачивание», академик категорически с ним не согласился.  

– Заболачивания Байкала не будет никогда, потому что его глубина 1637 метров. Такого размера травы не растёт, поэтому не надо этим термином пользоваться. Этот термин введён «зелёными», но надо его из нашей жизни исключить, – говорит Грачёв. И, как я понимаю, не для того, чтобы «не нагнетать», а чтобы называть вещи своими настоящими именами. 

Позже, покопавшись в словарях и научной литературе, я согласился с Михаилом Александровичем. Слово «болото» ни в одном из научных определений не имеет прямого, буквального отношения к сегодняшней ситуации на Байкале. Но это если говорить о Байкале в целом, если подразумевать всё озеро целиком. А вот если говорить о его прибрежных мелководьях, тут возникают сомнения. В мире есть много крупных озёр и рек с настолько сильно заболоченными берегами, что сквозь топи да хляби добраться до чистой воды, чтобы удочку забросить, к примеру, или чтобы сесть в лодку, бывает очень проблематично. Не происходит ли на Байкале сегодня нечто подобное? Тем более что для нашего озера заболоченные берега тоже не исключение. Вспомните хотя бы устья (или дельты) рек Анга и Сарма на иркутском берегу. Там не в любом месте можно подойти к озеру в босоножках, не замочив пяток. А крупнейший приток – Селенга? А знаменитый Байкальский сор в северной оконечности? Не знаю точно – с учёными не консультировался, но смотрю на карту, и возникает подозрение, что когда-то давным-давно это был чистый, но мелководный залив озера, похожий на сегодняшний Мухор. И там, наверное, тоже сиги зимовали.

– С 2011 года начала бурно расти зелёная водоросль – спирогира, – не докладывает, а как-то почти по-домашнему, чтобы всем понятно было, рассказывает работникам прокуратуры и всей рабочей группе Михаил Александрович. – Она похожа на мочалку,  скользкая, плохо пахнет. Воду в прибрежной зоне не пьют животные, чай тоже не вскипятишь. Слава богу, что явных случаев отравления не было. То, что происходит в прибрежной зоне, – это ЧП.

Заболачивание обмелевших озёр – процесс естественный, но очень неспешный даже в исторических масштабах времени. Для обыкновенного человека (если он не ведёт специального инструментального мониторинга) естественные процессы изменения крупных экосистем практически незаметны. А то, что мы видим на Байкале, судя по темпам «освоения» мелководий спирогирой, вызвано, скорее всего, многократно возросшим антропогенным прессом, которого озеро не испытывало никогда. 

– Я говорю, что это ЧП, потому что история научных наблюдений за Байкалом – больше ста лет, – продолжает академик. – А если считать с протопопа Аввакума, то даже с 1600-х годов. И ни разу такого бурного цветения в прибрежной части не замечалось. Поэтому мы считаем, что это кризис. И поэтому наиболее разумно предполагать, что он имеет антропогенное происхождение. Хотя другие факторы, неантропогенные, могли внести свой вклад. Достоверно его причины пока неизвестны.

Причины необъяснимой (правильнее сказать – ещё не объяснённой) эвтрофикации байкальских мелководий не то чтобы совсем уж неизвестны. Они на слуху, но научно не доказаны, а потому сейчас их корректнее называть гипотезами. Количество таких гипотез невелико, даже если научные и бытовые сложить вместе. В конечном счёте все предположения и догадки замыкаются на плохо работающих очистных сооружениях в прибрежных населённых пунктах. На практически полном отсутствии очистки стоков на турбазах, облепивших доступные для автотранспорта берега Байкала. Всем известно, что отходы жизнедеятельности животных, включая человека, – это питание для растений. А «сдобренные» соединениями фосфора из современных моющих средств – тем более. 

– Изначально эта проблема, как я понимаю, была поднята Лимнологическим институтом, – говорит Алексей Калинин. – С подачи лимнологов начались проверки действующих очистных сооружений. Некоторые представители органов власти не верили: «Ну, мало ли что лимнологи скажут. Вот сейчас прокуратура проверит, и выяснится, что никаких нарушений на очистных сооружениях нет». Мы проверили. И оказалось, что предположения Лимнологического института полностью подтвердились. Все очистные проверили. Выяснили, что – да, действительно, они все (!) работают с нарушениями.  

– Эвтрофикация – это значит избыточное питание, – поясняет научный термин академик. – По какой-то причине в прибрежную зону поступает избыточное количество азота и фосфора. Благодаря этому бурно развиваются водоросли.

Спирогира в Байкале была всегда, но «в меру». В малых количествах она законный элемент большинства пресноводных экосистем. Небольшие зелёные «лужайки» и «пятнышки» на песчано-каменистом дне Байкала оживляли скупые подводные пейзажи озера. Вениамин Ханаев, водолаз-исследователь Лимнологического института Сибирского отделения РАН, ещё года полтора-два назад рассказывал мне, что спирогира пришла на байкальские мелководья (на Листвянское, в частности) не одномоментно. Не сразу и навсегда. В течение нескольких лет она появлялась и исчезала. Лето, вода прогрелась – появилась зелёная нитчатая водоросль. Зима, холод – водоросли исчезали, и к весне ничто не мешало байкальским бычкам откладывать икру на самом-самом мелководье по линии прибоя. Но буквально в течение нескольких лет «лужайки» стали превращаться в «поля». Водоросли затянули практически всё дно до глубин в несколько десятков метров. Рыбкам, откладывающим икру в чистый галечный грунт, нереститься стало негде. Во время нереста люди начали находить у берега мёртвых бычков, жабры которых забиты спирогирой.

Первыми на оккупацию дна байкальских мелководий нитчатыми зелёными водорослями обратили внимание водолазы-исследователи из Лимнологического института и дайверы, приезжающие снимать Байкал на фото и видео из многих-многих стран. Вблизи Листвянки вместо привычно чистого дна с «рощицами» и «перелесками» из ветвистых губок, куда ни поверни фотоаппарат или видеокамеру, в видоискателях оказывалась сплошная зелёная тина и всё больше скукожившихся от непонятной болезни эндемичных губок, формировавших так хорошо узнаваемый на фотографиях образ подводных ландшафтов Байкала. 

– Второе бедствие, которое произошло, может быть, год спустя, а может быть, оно и раньше началось, – это гибель байкальских губок, – продолжает учёный. – Губки – это не растения, а животные, прикреплённые к грунту. Зелёные, очень красивые, ветвистые. Вот эти губки в массовом количестве начали вымирать. И так же, как спирогира распространилась более или менее по всему периметру Байкала, и губки более или менее по всему периметру Байкала начали болеть. Они становятся белыми. Потом рога у них обламываются. Всё это падает вниз, на дно. Губка погибает. Не все губки погибли, но очень значительная их часть. Так что здоровую губку теперь даже для опыта трудно найти.

Прямая связь гибели эндемичных байкальских губок (не только ветвистых, но и невзрачных корковых) с нашествием спирогиры, как понял я из разговоров с лимнологами, научно ещё не доказана. Но и грешить больше не на что. Дно Байкала, занятое спирогирой, несмотря на его зелёный цвет, превращается в пустыню. Здесь вымирает или вытесняется практически всё живое, кроме самих нитчатых водорослей. Даже омуль, веками подходивший к берегу, чтобы полакомиться вылупившимися из икры личинками бычка, теперь на мелководье появляется редко. По мнению одних ихтиологов, он предпочитает оставаться в открытом Байкале. По мнению других – в прежнем объёме его просто нет, потому что ловят его в недопустимо больших количествах и потому что иссякла кормовая база. Последние настаивают на полном запрете его лова хотя бы на несколько лет для восстановления численности. Хотя многие специалисты считают, что меньше омуля не стало. Что он просто переместился в открытый Байкал.

Но и это, судя по рассказу Михаила Грачёва в прокуратуре, ещё не все беды сегодняшнего Байкала. 

– Третий признак экологического бедствия состоит в том, что развелись сине-зелёные водоросли, – негромко, без эмоций, рассказывает академик РАН. – На самом деле это не водоросли. Это особые микробы, которые тоже нуждаются в свете для роста и поэтому живут только на мелководьях. В глубине они жить не могут. И эти водоросли появились в очень больших количествах. Они выделяют вещества, токсичные для человека. Правда, в малых дозах. Но факт имеет место. И это ставит под угрозу глубинные водозаборы и обычные, которые берут воду из Байкала. Хотя мы проверяли, в глубинной зоне как будто токсинов нету.

Моя работа связана с командировками, поэтому и воду мне доводилось пить разную, из многих водопроводов. Убедился, что в Иркутске вода самая вкусная. Родственники и друзья, приезжающие в гости из других регионов России, со мной соглашаются. 

– Мы сегодня не можем однозначно утверждать, что дело именно в антропогенной эвтрофикации, – говорит академик. – Это факт, который требует научного доказательства. Надеемся в течение двух-трёх лет выяснить, то ли это связано с поступлением биогенных элементов, в первую очередь фосфора, то ли всё-таки не связано. Но действовать нужно уже сейчас. Мы не должны ждать, пока наука родит какой-то ответ, положительный, отрицательный. Есть закон о Байкале. Есть подзаконные акты – нормы допустимых воздействий на экосистему озера Байкал. Сейчас очевидно, что на Байкале творятся безобразия. 

Чем активнее мы развиваем на байкальских берегах туризм в его сегодняшнем виде, тем больше жируют водоросли. Михаил Александрович – человек тактичный. То, что мне кажется преступлением со стороны государства и бизнеса, он вежливо назвал безобразиями. Учёный не стал приводить в пример конкретные населённые пункты и конкретные туристические объекты, которые, теоретически, могли стать причиной массового поступления в озеро соединений азота, фосфора с неочищенными или плохо очищенными стоками. Но, наверное, не потому, что не хотел кого-то обидеть, а потому, что объекты можно перечислять долго и бессмысленно. 

– Из 29 очистных сооружений, которые присутствуют на Байкале, по данным Росприроднадзора, кое-как работают только два, – говорит Грачёв. – Люди берут воду из озера или из артезианских скважин, выливают её в так называемые септики, в которых никакой очистки не происходит, кроме удаления взвесей. И дальше вся эта вода, которая  содержит много биогенов, это доказано, попадает в Байкал. С существующих сооружений сброс того же самого фосфора происходит в концентрации в шесть раз больше, чем допускается нормами допустимых воздействий на водные объекты в центральной экологической зоне Байкала. Тем не менее каждый год они получают так называемые «временные согласованния на сбросы», если я не ошибаюсь. Им вместо одного миллиграмма на литр разрешают сбрасывать шесть миллиграммов на литр. На восточном берегу ни одно сооружение не работает как надо. В Листвянке нет канализации. В Больших Котах нет канализации и водопровода. В бухте Песчаной, на Малом море то же самое. 

Михаил Грачёв не юрист, но законы, связанные с охраной окружающей среды и уж тем более Байкала, знает. Поэтому счёл возможным высказать личную точку зрения на отсутствие КОС и плохо работающие очистные. 

– Это грубейшее нарушение закона, – говорит он. – Как с этим бороться – я не знаю, сложно предложить людям справедливое решение так, чтобы не разорился туристический бизнес… Но нужно пытаться это делать. И нужно заставить тех, кому положено, проектировать и водопровод, и канализацию, и очистные сооружения. Это очень непростая задача, потому что обычные очистные сооружения фосфор удаляют в очень малой степени. Здесь ещё и технологии нужны самые современные.

Очищать стоки от соединений фосфора действительно сложно. И, главное, дорого. Добровольно частный туристический бизнес (другого на Байкале нет), привыкший обходиться даже без примитивных очистных сооружений, не станет тратить деньги на самые современные технологии очистки. Цель любого бизнеса – доходы и прибыль, а не расходы. К необходимым расходам для гарантированного сохранения участка всемирного природного наследия его должно принудить государство. Но поиск технологий, проектирование очистных сооружений, их строительство – дело долгое, многолетнее. А меры (не случайно даже прокуратура взялась за проработку этой темы) необходимо принимать немедленно, сейчас, чтобы потом не оказалось слишком поздно.

– Что можно предложить? – скорее размышляет, чем  утверждает академик Грачёв. – В качестве одного из вариантов быстрой меры можно обязать туристические фирмы, особенно мелкие, пользоваться биотуалетами. И проследить, куда девается их содержимое. Некоторые гостиницы собирают стоки и с помощью ассенизаторских машин увозят их куда-то, сливают. Вот надо проверить, куда они их сливают. 

Есть ли люди, виновные в сегодняшних байкальских бедах, или эти беды порождены какими-то неизученными природными процессами – будет выяснять прокуратура. Она взялась за дело основательно. Как раз сегодня, в день выхода газеты, запланировано ещё одно совещание. Теперь – у прокурора области. Но ждать нельзя. Целиком и полностью, двумя руками поддерживаю предложение Михаила Александровича по использованию биотуалетов в качестве временной, но срочной меры уже в нынешнем туристическом сезоне. А ещё (полагаю, что это возможно), необходимо обязать туристические базы и гостиницы, все прачечные в прибрежных населённых пунктах использовать для стирки только бесфосфорные моющие средства. Такие средства есть. А ещё очень важно выделить (из любых бюджетов и из самых что ни на есть неприкасаемых резервных фондов) достаточное количество средств учёным для изучения начавшихся процессов. На гипотезах далеко не уехать. Нужны научные факты. А надежда, что со временем проблема сама рассосётся, уже привела к экологическому кризису байкальских мелководий. Вблизи Листвянки и в некоторых других местах эндемичной байкальской ветвистой губки больше нет.