издательская группа
Восточно-Сибирская правда

В тюряге тоже можно жить ( если она немецкая )

3. В тюряге тоже
можно жить ( если она немецкая )

(продолжение)

Владимир
Кинщак, "Восточно-Сибирская
правда"

Я слышал, что за
"бугром" тюрьмы не сильно
похожи на наши и что в странах
развитой демократии зеки живут за
решеткой припеваючи. Не очень я в
это верил, насмотревшись
американских фильмов, настоянных
на тюремной экзотике. Одной
"Тюряги" с Сильвестром
Сталлоне достаточно, чтобы
избавиться от иллюзий.

Оказалось, однако,
что немецкая тюрьма совсем не то
что российская, да и американскую —
киношную — не очень напоминает.
Экскурсию в германский "казенный
дом" организовали для своих
гостей, иркутских и казахских
милиционеров, приехавших на
международную встречу полицейских,
их немецкие коллеги из Пфорцхайма.

От города до
местечка Хаймсхайм около 20 км.
Могучая бетонная стена с сеткой. В
набитой электроникой проходной
отутюженные охранники. Здесь нас
встречает заместитель директора
тюрьмы герр Штрох — строгий серый
костюм, белая рубашка, модный
галстук… Через чистый пустынный
двор идем в административный
корпус. На первом этаже в помещении,
отделенном от холла стеной с
широким стеклянным окном, ряды
видеомониторов. За ними люди в
форменных рубашках — мужчины и
женщины. В холле — автоматы с
сигаретами, напитками и таксофоны.

Поднимаемся по
лестнице. За стеклом во внутреннем
дворике детская площадка — качели,
горка, песочница.

— Посетители
приходят на целый день, — объясняет
Штрох, — чтобы дети не скучали, они
играют здесь или в детской комнате
под присмотром воспитателя.

В конференц-зале
беседа за "круглым столом".
Штрох рассказывает, мы спрашиваем.

Тюрьма мужская
серьезная . И народ здесь сидит
"крутой", с приличными сроками
—15, 20 лет и больше. Заведение
переполнено. Вместо расчетных 450
клиентов в нем сегодня томится 600.
Поэтому в некоторых камерах вместо
одного содержится по два человека,
что, конечно, по их мнению, создает
неудобства. Ведь по немецким нормам
на каждого заключенного отводится
11 кв. метров казенной жилплощади с
удобствами, а в этой стране законы
принято выполнять…

Вмешивается
комиссар криминальной полиции Ханс
Гюнтер. В прошлом году он был в
командировке в Казахстане. — В
Алма-Ате я видел камеру на двадцать
заключенных. Люди в ней жили в два
этажа, а естественные потребности
справляли в большую бочку… — Ханс
запнулся.

— Параша
называется, — помог ему казахский
коллега.

Содержание одного
заключенного обходится казне в 125
марок в сутки ( около 500 тыс. руб. ).
Примерно 30% населения тюрьмы
иностранцы, много переселенцев из
Восточной Европы, есть русские, но
мало. Наряду с англичанами,
французами и другими сидят два
китайца. С ними проблемы —
по-китайски никто из персонала не
говорит.

Тюремный
распорядок дня: 6.00 — подъем, 6.15 —
завтрак, с 7.30 до 15.30 работа на
тюремных предприятиях с
получасовым перерывом на обед. Едят
заключенные в камерах. Потом до 16.30
заключенный может находиться в
запертой камере, а может пойти
погулять во двор. Ужин, отдых. В этот
промежуток времени камеры не
закрываются — пинг-понг, спортивный
зал, можно пойти в небольшую кухню и
приготовить себе что-нибудь
перекусить. В 20.30 обитатели тюрьмы
должны вернуться в свои камеры,
которые запираются до утра.

В заведении — 6
сотрудников социальной службы,
психологи, представители церкви,
учителя тюремной народной школы, в
которой можно ликвидировать свою
малограмотность и к моменту выхода
на свободу получить диплом… На
последнем году отсидки действует
система поощрений: заключенные при
хорошем поведении могут работать
вне тюрьмы и даже посещать
родственников — ночь здесь, а утром
на работу.

— Есть ли
пожизненное заключение?—
спрашивает Амиржан Токсаибаев,
начальник казахстанского
Интерпола.

— Да. Как правило,
за убийство. Эти люди обычно сидят 15
лет. Потом суд решает, что с ними
делать дальше. В зависимости от
тяжести преступления и поведения
заключенного в тюрьме его могут
освободить, а могут оставить сидеть
дальше. В нашей тюрьме один человек
сидит уже 30 лет — убил трех женщин.

— Совершаются ли
преступления в тюрьме? —
интересуется полковник Юдалевич из
Иркутска.

— Бывает. Драки,
торговля наркотиками. Есть люди,
которые пытаются заниматься
бизнесом, — организуют фирмы с
адресом тюрьмы…

Кто-то
интересуется проблемой
гомосексуализма. Штрох пожимает
плечами.

— Если по любви
или за деньги, то это личное дело
человека. Если по принуждению, то
наша задача пресечь.

Посещение
заключенных — 4 часа в месяц,
одновременно могут прийти 3
человека. За встречей никто не
наблюдает, надсмотрщик в помещении
не сидит, иначе будут нарушены
права человека.

Имеется целый
каталог проступков и наказаний за
них: сокращение времени свидания,
отмена свиданий, ограничение
свободы (остается в камере, когда
остальные гуляют), лишение льгот,
урезание денег, которые
выплачиваются за работу.
Заработная плата переводится на
счет заключенного, на руки он
получает лишь небольшую сумму. Все
деньги ему выплачиваются, когда он
выходит из тюрьмы. Ежедневно
приходит торговец — можно купить
все необходимое…

Потом была
экскурсия по тюрьме. Сначала мы
прошли в автопарк. Здесь стояли
автобусы для перевозки
заключенных. Бронированный
"мерседес" с отдельными купе
на одного-двух человек. Я вошел, сел
в мягкое кресло. В это время
раздался щелчок — кто-то закрыл
дверь. Открыть ее изнутри нельзя —
ручки нет. Стальная поверхность,
покрытая гладким пластиком. Вдруг
стало душно, из встроенной в столик
пепельницы резко воняло застарелым
табаком. Меня охватила паника: а
вдруг дверь закрылась случайно?
Сейчас все уйдут, а я здесь
останусь… Я заколотил в дверь. Ее
открыл, спустя пару минут, ласково
улыбаясь, наш иркутский милиционер.
Не помню, что я ему сказал, тоже
ласково.

Прямо из гаража мы
прошли в тюремный корпус — дверь
Штрох открыл своим ключом. За
стеклянной армированной стеной в
спортивном зале "качали" на
тренажерах мышцы
"шварценеггеры" и прочие
"сталлоне".

— У нас очень
хороший зал, — заметил с гордостью
Штрох, — его даже город арендует.

Тюремный коридор
напоминал коридор гостиницы
"Ангара". Только вместо
ковровых дорожек здесь на полу был
рифленый пластик, как в казарме
бундесвера, и двери в номера
(извините, камеры) были пластиковые
— синие.

Надзиратель
открыл камеру — в светлом чистом
помещении метров на двадцать
стояли три койки в европейском
интерьере, накрытый скатертью
металлопластиковый стол, платяной
шкаф. На стенах картинки в рамках, в
углу ящик пива (купленный, видимо, у
тюремного торговца), в просторном
туалете-ванной "сантехника,
достойная внимания" нового
русского сибиряка.

В цехах —
полиграфическом и
электромонтажном трудились, не
напрягаясь: что-то переплетали,
собирали несложные электрические
приборы.

Я услышал русскую
речь, подошел к двум заключенным.

— Вы русские? А как
здесь оказались?

— А… — поморщился
лысоватый, еще молодой мужик в
потертых джинсах, по пьяни залетел.

Рудольф и Ганс —
российские немцы. В Германии их
называют русскими, хотя приехали
они в фатерлянд десять лет назад —
один из Красноярска, другой из
Братска, земляки значит. За что их
упрятали за решетку, мне узнать не
удалось, но вряд ли за пьяный дебош
— Ганс сидит уже 8 лет, Рудольф — 6.

Я деликатно
предположил, что на бывшей родине в
тюрьмах не так уютно, как здесь.

Шутку не приняли.

— Морально очень
тяжело, — заметил Ганс, а Рудольф
добавил мрачно:

— Тюрьма она везде
тюрьма…

Последним пунктом
экскурсионной программы была
столовая для персонала. В немецких
тюрьмах одна кухня — для
заключенных и надзирателей, одно
меню и один рацион. Нас угостили
тюремным обедом: овощной салат,
мясная, размером с кулак котлета с
подливкой и стакан сока. Мне
понравилось.

Перед тем как
попрощаться, мы вернулись в
административный корпус, чтобы, как
сказал Штрох, обменяться мнениями.
Когда шли по коридору, я обратил
внимание на внутренний двор для
прогулок. Он был пуст и чисто
выметен. В центре, как в японском
садике, имело место озерцо с
декоративной растительностью по
берегам.

Во время обмена
мнениями я выяснил для себя две
вещи. Оказывается, далеко не всем
полицейским нравится то, что их
клиенты — насильники и убийцы —
попадают в "санаторий" за
решеткой. Но, как признался мне один
из них — комиссар криминальной
полиции, это "эмоциональный"
подход. Ибо принципы демократии, на
которых строится жизнь всего
общества, незыблемы. Если их
нарушать в тюрьме, то вряд, ли они
сохранятся и за ее стенами…

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры