Чужую
боль в слова облечь…

6
февраля Валентине Юдиной
исполнилось бы 60 лет

Валентина МАРИНА,
писатель

Одна
неправда нам в убыток,

И
только правда ко двору!

Александр
Твардовский.

В сентябре
80-го она приехала в один из совхозов
нашей области, а до этого только что
перешла работать в
"Восточно-Сибирскую правду".
На прежней работе, на ТВ,
"пахала" — дай бог каждому.
Валентину Юдину хорошо знали как
автора и ведущую "Сельских
вечеров".

… Пожилой
механизатор резво соскользнул с
мостика комбайна и, не здороваясь,
воскликнул: "Валентина Ивановна,
а за что вас с телевидения сняли?"
А она радовалась возвращению к
любимой газетной работе…

Восьмой год
Валентины нет в живых. В эти дни ей
исполнилось бы шестьдесят. Но ее
помнят читатели и зрители, помнят
друзья. Наверное, не забыли и
недруги…

Удивительно
быстро и естественно ей
открывались сердца. Сегодня, когда
любое суждение можно громко
высказать не только на трамвайной
остановке, но и с трибуны, поноси
хоть президента, хоть начальника
милиции — ничего тебе за это не
будет, теперешней молодежи и не
понять, какое это было ценное
качество — уметь вызывать людей на
откровенность… Высказаться о
наболевшем, открыть душу хотелось
во все времена. Идет ли речь о
разладе с любимым детищем или о
несогласии с политикой совета
министров. Высказаться человеку
необходимо.

В те
застойные времена, в которые ей
довелось заниматься журналистикой,
нам с Валентиной Юдиной
откровенничать было небезопасно.
Но эта воспринятая с молоком
матери, укрепленная годами
самовластия Никиты Хрущева
осторожность таяла, как снег под
лучом солнца, под умным, добрым
взглядом Валентины Ивановны, и
хотелось бесстрашно говорить все
то, что (это понимали оба
собеседника) напечатано в
советской газете быть не может.

Удивительный
то был дар — просто, без уловок и
подходов располагать людей к
откровенности. Не потому ли почти
со всеми знакомыми она легко
переходила на доверительное
"ты". Без фамильярности, без
панибратства, просто потому, что
официальное "вы" не
располагает к душевному разговору.

Сидим в
кабинете известного председателя
колхоза. Не буду называть его, он,
может, и не одобрит таких
"разоблачений". Заходит
механик и докладывает, что
сломалась АВМ — машина для
производства витаминной травяной
муки. Председателю эту новинку, что
называется, силком всучили. Он
своих коров к сену приучил и
заготовлял его достаточно, а машину
взял, чтобы антимеханизатором не
прослыть. За такие настроения могли
и с работы снять. Председатель
хитро посмотрел на нас, потом на
механика, сказал веско: "Напиши
бумагу в "Сельхозтехнику" и ни
разу не напоминай!"

А когда
механик ушел, смеясь, рассказал, как
увиливал от подъема целины:
"Распахал вагон под самые
райкомовские окна, засеял зеленкой.
Райкомовцы у нас кучно живут, в
новых домах. Ну а скотинку кое-какую
держат. Выпустить стадо некуда. Они
и отвязались со своей целиной.
Поняли, как без сенокосов и выпасов
жить". Вряд ли он кому-нибудь еще
так доверился — Валентине Юдиной
доверяли.

Краткой, как
пронесшийся метеор, была ее жизнь, и
совсем уж искра малая из этого
полета приходится на Иркутск. Но
как они запомнились, врезались в
память, эти счастливые дни! Вот
Валентина Ивановна пришла работать
в областное сельскохозяйственное
управление и на очередном
партийном собрании громко назвала
те язвы, которые мешали делу. Вряд
ли кто-нибудь из работников
управления не знал об этом. Они
пришли сюда из райсельхозотделов, а
то и прямо из хозяйств, где каждый
день натыкались на эти болезни, но
говорить о них вслух было не
принято. Старая коммунистка
Гдовская так и сказала после
выступления Юдиной: "Сколько лет
хожу на собрания, а такие правдивые
слова слышу впервые".

Теперь
удобно клеймить всех, кто состоял в
коммунистической партии. Клеймить
легко. Но как трудно, почти
невозможно было действовать
несостоящему в партии журналисту!
Вспомним недавнее шумное
возмущение общества, когда какой-то
чинуша попытался закрыть
журналистам доступ на заседание
Думы. А журналист того черного
времени, будучи вне партии, мог
компетентно писать разве что об
искусстве и науке, да и то не всегда.
Валентина Юдина писала только о
том, что хорошо знала. Но если тебя
даже на заседание бюро райкома не
пускают, когда там обсуждается
важный для общества вопрос, что ты
можешь в своем газетном
выступлении этому самому обществу
поведать?!

Это о доле
таких журналистов, как Валентина
Юдина, поэт писал: "Там, где мы
бывали, нам танков не давали".
Какие танки?! Бросаясь в атаку на
очередное негодяйство, даже
соломки не подстилала, чтобы мягче
было падать. Защитой ей была только
правда. В нее она верила, как в Бога.
Но ведь и Бог не всегда помогает. И
правда нередко терпит поражения от
негодяйства. А вместе с ней
страдают и те, кто защищает правое
дело. Те, кто идет работать в
журналистику, должны это знать.
Валентина Юдина знала: служение
журналистике — это служение правде,
а правда трусости не терпит!

В двадцать
пять лет Валентина стала
редактором краевой молодежной
газеты. В те дни газеты отличались
только названиями. А Валентине
хотелось сделать свою интересной.
Она настойчиво старалась печатать
то, о чем думают, о чем мечтают ее
молодые читатели. Думать же тогда
наособицу не полагалось. Думать
следовало о светлом будущем, о
преданности партии, о могуществе
страны.

Сняли с
работы за политическую незрелость.
Не просто сняли — начисто выгнали
из журналистики. Она не сломалась,
вернулась к своей прежней
специальности, стала зоотехником
на звероферме. Замечательное было
место для разведения пушных зверей:
морозы за сорок и двенадцать
месяцев зима. Людям приходилось
похуже, но люди жили и там. Как
везде, они трудно зарабатывали свой
хлеб, любили, ссорились. И мечтали.
Мечтала и наша Валентина,
стремилась вернуться в
журналистику. Ее очерк "Бабьи
разговоры" о людях этого
заброшенного на край земли селения
напечатал самый авторитетный
литературно-художественный журнал
страны. Ее талант заблистал, как
сверкнет вдруг после огранки
бриллиант. Только мало оставалось
времени этому таланту. Болезнь уже
подтачивала Валентину.

* * *

Когда мороз
приходит на голую, еще не укрытую
снегом землю, он еще лютее, а если к
тому же ветер… Мы с Валей поехали в
чабанскую бригаду. Несколько
километров от совхозной конторы до
бригадного домика на мотоцикле,
окоченели и никак не могли
согреться у жарко горящей печки. К
тому же приехали неудачно. Чабаны
ждали зоотехника с машиной, чтобы
погрузить выбракованных овец,
возились в кошаре.

Только
лучший чабан совхоза Арсений
Петчинов был в домике, варил
бухулер. В его элитной отаре
выбракованных не было.

Ветер совсем
уже по-вьюжному завывал в трубе,
колотился в окна. По усталому лицу
Вали было видно, что она недомогает.
А Петчинов рассказывал:

— Моя дочка
ездила в город. Поступала. Я ей на
доктора велел подавать или на
учительницу. А она: только на тебя, и
больше ничего слышать не хочет. По
телевизору тебя видела.

Усталость
сошла с Валиного лица. Она вся
засветилась, сказала:

— На будущую
осень пусть приезжает ко мне.
Посмотрим, хватит ли у нее сил на
меня учиться.

Что-то она не
приехала. Говорили, вышла замуж. Но
сколько других, которые читали
статьи и очерки Валентины, смотрели
ее передачи по телевидению,
зажглись такой же верой в силу
журналистики и служат ей сегодня.

В
журналистике нечего делать тому,
чье сердце защищено от чужой боли
непробиваемой кольчугой. Не сможет
он донести до читателей чужое горе,
никого не заставит сочувствовать,
когда сам не чувствует. Валино
сердце было распахнуто и чужую беду
воспринимало, как свою. А горе
многодетной семьи Сотниковых было
из тех, про которое говорят:
"Пришла беда — отворяй ворота".
Тяжело заболела мать, отец ослеп от
недавно полученной
производственной травмы. Совхозный
механизатор, он хорошо зарабатывал
и получал бы эти деньги до конца
жизни. Но случай производственного
травматизма — дело и для начальства
неприятное. Чинуши из дирекции
совхоза побоялись серьезного
разбирательства, оформили бедолаге
обычную инвалидность с грошовой
пенсией и успокоились. В довершение
всех бед снова, как и в прошлом году,
не нашлось денег для постройки
обещанного многодетной семье
нового дома. Старую халупу он и
здоровым мужиком с трудом
отапливал, со старшим
сыном-подростком месяцами
заготовляли дрова. А много ли
заготовит инвалид? Предстояла
страшная зима.

В массе своей
наши люди отзывчивы, пока не
обросли чинами и не отгородились от
народа приемными. Недавняя
иркутская трагедия наглядно
показала это. Для пострадавших в
авиакатастрофе иркутяне нанесли
столько одежды, продуктов и денег,
что на приемных пунктах некуда было
складывать.

Гневная,
полная душевного сострадания
статья Валентины Юдиной о
несчастье в семье Сотниковых
вызвала в читателях буквально
взрыв участия. Семью завалили
посылками с детскими вещами и
денежными переводами. Галина
Сотникова плакала, получая эти
переводы. Ведь было ясно, что
десятки и двадцатки (попадались и
пятерки) оторваны от скромного
бюджета, может быть, и от пенсии.

Лепта
вдовицы испокон веков ценилась
дороже золота. Поток этот устыдил и
совхозное начальство. Нашлись
деньги на строительство дома,
проснулось гражданское мужество,
чтобы признать свою вину, оформить
механизатору заслуженную пенсию.

Обратная
связь — вот, что дорого в
журналистской работе. У Валентины
Юдиной связь эта была постоянной,
кровной. Она и поддерживала ее на
трудных дорогах, на холодных
ночлегах, на ковре в высоком
кабинете, когда партийному
начальству казалось, что
журналистка переступила грань
дозволенного. А что было дозволено
журналистам? Взахлеб хвалить нашу
жизнь, бранить ту, что "за
бугром", и критиковать всех, но не
выше управдома. Валентина Юдина
позволила себе эту роскошь —
критиковать и выше. С ней в союзе
была правда. Она могла себе это
позволить, потому что платила за
правду по самой высокой таксе —
кровью сердца.