Мы жили в неизвестных городах,

Отсюда выезжать не разрешали.

!I1! Эти строчки Виктора Федоровича Новокшенова — не
только об Ангарске, «прописавшем» у себя Почтовый
ящик N 79 — уникальную «Десятку», которая в октябре
1957 года ровно в 4 часа 18 минут по московскому
времени запустила свой первый агрегат. Это он — о
времени, суровом, противоречивом; и о себе, не
имеющем права на открытость, на
обыкновенную житейскую доступность и общительность.
Отвечающем не только за производство
обогащенного урана, но и за судьбы тысяч людей,
доверившихся ему и зависящих от него.

И теперь, в самом истоке третьего тысячелетия, я
словно вижу этого человека. На первый взгляд, такого
обыкновенного — ни намека на грозное и тайное по
тем временам дело, к которому он был приставлен. И
которому был предан до конца своих дней:

До внешней зоны — это был предел,

И он же централизмом занимался.

Случаются нечаянные свидания. С теми, с кем не суждено
было свидеться при их жизни. Спустя десятилетия мы
вдруг обретаем возможность видеть их, ушедших, в
полный рост; внимать их словам; ощущать тепло и
обаяние их облика. Поверьте, тут нет мистики. Просто
таково предназначение и сила любивших и любящих их.
Вот и Нина Прокофьевна Новокшенова в небольшую,
скромно изданную книжечку воспоминаний о муже
вложила все свои силы, которых, увы, не так много, и
всю свою преданность. И все надежды на то, что он,
«хозяин» «Десятки», «батя», как звали его за глаза
рабочие комбината, придет и останется с нами.
Останется таким, каким знали его очень немногие:
никого не подставившим под удар сильных мира сего,
наоборот, всегда рисковавшим самим собой. Властным и
нежным. Суровым и… озорным. Сдержанным и
отчаянным. Давайте же считать, что встречу с ним —
именно таким — организовала для всех нас она, женщина,
совершившая свой негромкий и бескорыстный подвиг не
только ради любви. Я полагаю, она убеждена в том,
что Виктор Федорович Новокшенов и по сию пору может
преподать высокий урок порядочности — душевного
свойства, не так уж часто встречающегося среди
руководителей его ранга, командиров и хозяев
крупных предприятий.

!I2! Он никогда не бравировал смелостью, но был тверд,
отстаивая свои убеждения. Одно из мгновений его
будней. Декабрь шестьдесят пятого года. «Оттепель»
вот-вот отступит перед наступающими «холодами».
Новокшенов пишет письмо в областную прокуратуру,
защищая человека, в невиновности которого уверен:
«Дело идет о сознательном, необоснованном обвинении в
преступлении невиновного; в попытке лишить
свободы невиновного; о случае возобновления политики
необоснованных репрессий. Мне понятно, что поскольку
такая линия взята нашей прокуратурой, то она
постарается в следующую очередь рассчитаться и со
мной. Тем более что сделать это со мной значительно
легче, чем с Аверьяновым. Но молчать, когда
возобновляются методы и обстановка времен
необоснованных репрессий, в которые мы пережили так
много тяжелого, мне кажется неправильным».

Что правда, то правда. Руководя «Десяткой» ровно 31
год, Новокшенов всегда был на острие критических
обстоятельств. Леонид Шинкарев в своем очерке о
директоре Ангарского электролизного химического
комбината приводит слова академика И.К. Кикоина:
«Виктор Федорович отличался от многих других
директоров храбростью. На современном атомном
производстве храбрость руководителя имеет отличные
от привычных представлений черты. Ошибка в одном
звене может привести к тяжелым последствиям, а
принимать решение надо по всей цепи. Тут нечего
делать авантюристу, нельзя рисковать бессмысленно».

А он и не позволял себе роскошь что-либо делать
«напоказ». Он вообще, как мне видится по прочтении
этой книжки, никогда не «казался». Он всегда только
БЫЛ. Он БЫЛ, когда обустраивал знаменитый «квартал»
Ангарска с его детскими садиками, школами,
магазинами и зеленью; с ДК «Современник» и ледовым
кортом, на котором тренировались известные
конькобежцы страны. Он БЫЛ, когда первым в стране в
мае пятьдесят девятого перевел комбинат на
пятидневку: тогда в Советском Союзе вообще никто не
знал, как это делать. Он БЫЛ, когда строил
водноспортивный комплекс на радость ангарчанам и
когда приобретал 20 тысяч книг для технической
библиотеки комбината, хотя оборудование еще не было
смонтировано.

Недаром нынешний генеральный директор Ангарского
электролизного химкомбината В.П. Шопен написал в
этой книжке о своем предшественнике: «Те, кто прошел
школу Новокшенова, стали крупными руководителями и
не только на своем комбинате, но и в других областях
производства». Но что же такое — «школа
Новокшенова»? Может быть, это и есть школа истинного
мужества? Удивительна и очень характерна история с
монтажом вентиляционной системы на комбинате. Один
из работников Московского НИИ ее изобрел. И очень
негодовал, что директор не спешит воспользоваться
его открытием. Даже «телегу» накатал на
Новокшенова в ЦК КПСС. А директор стоял на своем. И своего
добился: были поставлены принципиально иные
вентиляционные шкафы. «Та вентиляция никуда не
годилась, это и дураку было ясно, — уже позже
объяснял Виктор Федорович. — Нельзя убирать грязь из цеха,
а наверху ее же затягивать в корпус обратно…»

Или, может быть, «школа Новокшенова» — это
способность отличать истинные ценности от мнимых,
поднимаясь над мишурой суеты? Нина Прокофьевна
вспоминает, как в очередной приезд на комбинат
начальник главка А.Д. Зверев сказал мужу: «Ты уже
давно должен был быть Героем. Первый раз — за
строительство комбината, а получил орден Ленина;
второй раз — за пуск комбината, а получил орден
Трудового Красного Знамени; третий раз — когда
отмечал комбинат круглую дату, а тебе дали орден
Октябрьской революции.

Ну и что? Всему же нашлось объяснение. Первый раз ему
никак не могли дать высокое звание: на ТЭЦ-10
случилась авария, и он всю ночь вместе с рабочими
разбирал завал. Второй раз вышло и вовсе нелепо. Он
пришел на пленум обкома партии в новом костюме,
брюки которого были, согласно моде, узкими.
Навстречу шел второй секретарь обкома.
Увидел модный костюм и сделал Новокшенову, скажем
так, не очень корректное замечание. На которое
получил моментальный ответ: «Никогда не думал, что
широта марксистского мировоззрения измеряется
шириной брюк».

Кстати, вы замечали, что чувство юмора и самоирония
часто сочетаются с мудростью и скромностью? В
анналах ДК «Современник» сохранился снимок:
космонавт Георгий Гречко рядом с директором
комбината Виктором Новокшеновым. На пиджаке
космонавта нет звезды Героя. Вот объяснение, каким
дошло оно из уст очевидцев: «У директора, наверное,
несколько звездочек, — сказал
космонавт, — а я тут своей трясу…»

Человек, который умел взглянуть на жизнь широко,
словно сместив стены многокилометровых
производственных цехов и впустив в них все
многоцветье мира: кто не знает, кто не слышал про
созданную Новокшеновым на комбинате картинную
галерею? Человек, умевший жить в созвучии со своей
непростой эпохой, со своим призванием, наконец, со
своим долгом, о котором так откровенно в свое время
говорил Андрей Дмитриевич Сахаров: «То, что мы
делали, было на самом деле большой трагедией,
отражающей трагичность ситуации в мире, где для
того, чтобы сохранить мир, необходимо делать такие
страшные, ужасные вещи». Андрей Дмитриевич сказал
эти слова, имея в виду не только себя самого, но и
Виктора Федоровича Новокшенова, и всех физиков,
работавших над проблемой управляемого атома, и всех
строителей засекреченных объектов, и всех
эксплуатационников, всех солдат, всех жертв и всех
победителей в жестокой атомной гонке двадцатого
века. Написавший предисловие к книге о первом
директоре Ангарского электролизного химкомбината
Геннадий Кондобаев хорошо знал Новокшенова и очень
к месту привел откровение «отца» отечественной
водородной бомбы. Потому что Виктор Федорович
Новокшенов так же глубоко и пронзительно ощущал
противоречия времени, но, в отличие от многих, умел
видеть главные его ориентиры.

Ангарчане, да и не только они, хорошо знают поэта
Валерия Алексеева, попавшего в город, «рожденный
победой», по этапу. Знают его горькие строки:

Под российским потрепанным флагом,

За решеткой недаром сидит…

Мне же сейчас очень хочется, чтобы ангарчане, и не
только они, услышали иные поэтические строчки.
Написанные Новокшеновым намного раньше, когда «мэров»
еще не было и в помине, но звучащие отповедью:

Не выбирали здесь мы горсовет.

Могучее и грозное оружие.

!I3! Перекличка голосов, как игра света и тени? Как
блики на мраморе памятников? Или как эпиграф к
повести не столь и давних «временных лет»? Тех лет,
когда любой день мог обернуться трагедией и
необходимо было иметь отвагу, чтобы встретить беду.
В последней, самой щемящей, главе книги есть
воспоминание Нины Прокофьевны о нескольких таких
черных днях. Это случилось 1 апреля шестьдесят
третьего года. Авария на электролизном заводе. У
проходной — все руководство. Рабочих посылают по
очереди, чтобы нашли место, «где газует». Новокшенов
надел противогаз и шагнул, как рассказывает Нина
Прокофьевна, в серое молоко газовки. Вернулся, снял
с кого-то халат, намочил его и пошел «затыкать
дырку». И еще раз пошел, чтобы показать рабочим, что
и как нужно делать. Домой Виктор Федорович вернулся
на четвертые сутки. Предварительно позвонил жене и
спросил, есть ли молоко, и еще добавил, чтобы в
прихожей постелила что-нибудь на пол. Так Нина
Прокофьевна поняла, что стряслось. А вечером ей
позвонили из поликлиники и сказали, что Виктор
Федорович «хватанул 17 норм». И так было всегда: где опасно,
он шел первым. На него ворчали, но он всегда поступал, как
считал нужным. Наверное, и это тоже притягивало к нему
неординарных людей, чьи имена у нас и сегодня
на слуху. Марк Сергеев с его песней об Ангарске,
«Городе моей юности». Евгений Евтушенко с премьерой
своего фильма «Детский сад», прошедшей в ДК
«Современник». Леонид Шинкарев с «Очерками с
атомного комбината», кстати, написанными тридцать
лет тому назад, но только под обложкой книги
воспоминаний о Новокшенове увидевшими свет. А
журналисты Бовин и Кондрашов! А академики Кикоин,
Харитон, Легасов! А директор Иркутской музкомедии
Николай Загурский и ведущая актриса театра Вера
Пляцковская! Каких славных, достойных людей собирал он вокруг
себя! Спасибо Нине Прокофьевне Новокшеновой за то,
что позволила нам встретиться и с ними, в ту пору еще
молодыми и полными замыслов. И еще благодарность
Ангарскому электролизному химическому комбинату за
то, что он издал книгу о первом директоре на
свои средства. Словно услышал сокровенное желание
Виктора Федоровича Новокшенова и откликнулся на него:

Когда откроют эти города,

Мы в них работали. Работали и жили!