По мнению руководителя политологического департамента Центра
политических технологий Алексея ЗУДИНА, заявления, сделанные президентом в
ходе недавней встречи с российскими послами, являются попыткой осмыслить
роль России в глобальном меняющемся мире и предложить
внешнеполитическому ведомству новую повестку дня.

— На совещании с послами Владимир Путин назвал отношения с
государствами СНГ «главным приоритетом» российской внешней
политики. Но далее заявил, что «отсутствие действенной российской
политики в СНГ неизбежно влечет за собой энергичное заполнение этого
политического пространства другими, более активными государствами».
Каким образом эти два утверждения могут формировать «целостную
долгосрочную стратегию» на этом направлении?

— В самом обозначении в качестве главного приоритета российской внешней
политики государств СНГ ничего нового нет. Но есть некий важный элемент
новизны — его даже можно считать неким качественным переломом — в том, что
касается нашего отношения к проблеме ближнего зарубежья. Раньше и Кремль,
и МИД, и большая часть российских элит автоматически рассматривали
территорию бывшего Советского Союза как зону доминирования России,
доставшуюся в наследство от СССР. Активность других игроков на
постсоветском пространстве воспринималась негативно: «Мы с вами партнеры, а
вы в наш огород залезаете».

Реальность же такова, что четкое деление мира на зоны влияния исчезает, на его
месте формируется новая конкурентная геополитическая среда. Никаких четких
зон влияния, жестко маркированных, больше не существует. Все
геополитические зоны стали проницаемыми. И степень влияния достигается
благодаря не молчаливой договоренности между игроками мировой политики, а
совокупной силой конкретного игрока. Безусловно, Латинская Америка
находится в сфере американского влияния, но эта сфера определяется
совокупным притяжением США как сильного соседа. Точно так же и
постсоветское пространство находится под влиянием России. Однако это
влияние обусловлено, опять же, не молчаливым согласием или долгосрочными
договоренностями, оно подвижно и может измениться.
Другое дело, что в постсоветском пространстве продолжает работать ряд
инерционных факторов, одни из них «работают» на Россию, другие — против.
Пример позитивного инерционного фактора: элиты в постсоветских
государствах получили воспитание и образование в России, русский язык для
них либо один из основных, либо главный. Негативный инерционный фактор,
который отталкивает от России государства СНГ, — сохраняющаяся энергия
распада СССР. Она проявляется в том, что амбициозному лидеру маленькой
страны вполне достаточно для повышения своего рейтинга заявить, что его
страна становится жертвой российского империализма. Это любимая игра
маленьких против больших, ею злоупотребляют лидеры прибалтийских
республик, в нее играют часть украинской элиты и многие другие, когда это
становится им выгодно.

На место крупноблочной конструкции мирового порядка приходит сетчатая, где
не только отсутствуют четкие границы влияния, но и сами зоны становятся
неоднородными. На одном и том же куске географического пространства
становится возможным присутствие разных игроков, разделивших сферы
деятельности (экономическую, культурную, военную). И даже не разделивших —
например, в Киргизии одновременно находятся военные базы и России, и США.
Естественным образом геополитическое пространство в этих условиях
превращается в конкурентную сферу. Конечно, эта трансформация в ближайшее
время будет доставлять головную боль России как слабому мировому игроку. По
совокупной геополитической силе Россия проигрывает и США, и Евросоюзу.
Нужно привыкнуть к мысли, что Россию постоянно «бьют по голове» не потому,
что «ее не любят и хотят обидеть», а потому, что она — конкурент в этой большой
игре.

Но превращение геополитического пространства в конкурентное создает
потенциальную выгоду для всех игроков, в том числе и для России. Все зависит
от самой страны, насколько она сможет сама себя построить: усилить
экономику, административную среду, наладить ротацию власти… В этой связи
выступление президента приобретает большую важность. Признание
конкурентности — проявление реализма во внешней политике. Учитывая
заявление президента о том, что Россия должна играть активную роль, такое
признание уже нельзя квалифицировать как капитуляцию. Все вместе это —
мужественный взгляд стратега, который смотрит в будущее, то есть мыслит не
событиями, а тенденциями.

— Какова роль и задачи российского МИДа в новых условиях? В последние
годы это ведомство нередко подвергалось критике за несоответствие
важности стоящих перед страной задач.

— Сам факт прошедшего совещания означает, что внешняя политика становится
президентской. Сегодня роль МИДа и его автономия снижены. Как временная
мера это оправданно. Потому что МИД давно уже не играл никакой роли, как
инструмент внешней политики он был в свое время уничтожен Сталиным. В
таком своем виде он был обречен на пассивную роль — сбор информации и
передачу сигналов из Кремля. А в конкурентных условиях для того, чтобы
приносить пользу, посольства должны вести себя более активно.
Нужно учитывать и то, что большая часть российской элиты в силу своих
архаических установок не способна видеть новый геополитический порядок во
всех его проявлениях. Она реагирует только на расширение Евросоюза и НАТО,
но совершенно не замечает того, как Россия становится глобальной страной и у
нее появляются актуальные экономические интересы в совершенно разных
странах. Это новое присутствие в мире России непосредственно связано с
развитием крупного российского бизнеса. Задача состоит в том, каким образом
использовать естественную экспансию крупного российского бизнеса за рубеж
во внешней политике. Между прочим, первым, кто внятно заговорил об этом,
был Анатолий Чубайс. Он не был услышан, однако эта проблема сохраняется.

Конечно, при сегодняшнем состоянии отношений государства и большого
бизнеса проблема может показаться неактуальной. Но если посмотреть на
несколько шагов вперед, мы увидим, что крупный капитал превращается в
новый инструмент российской внешней политики. Речь вообще идет о том, что
мы не видим ресурсов там, где они есть. Экспансия частного капитала,
российские эмигранты за рубежом, достижения российской культуры — все это
недостаточно используемые или вообще не используемые ресурсы.

Нужно отходить от представлений о том, что государство за рубежом должно
охранять только государственные интересы и не заботиться о своих гражданах.
Это отношение к уехавшим как к предателям досталось нам в наследство от
Советского Союза. А ведь там находятся наши люди, они составляют тот
капитал, который мы не ценим. Имидж России за рубежом — это вопрос не
столько пропаганды, сколько совокупной силы России, тесно связанный
с осмысленностью нашего поведения на мировой арене.

— Многие эксперты ставят в минус действующей российской власти то, что
она до сих пор не сформулировала ясный внешнеполитический курс России
относительно стран СНГ. Внес ли президент ясность в этот вопрос?

— Президент сделал важный шаг на пути к формированию внешнеполитического
курса, объединив реализм в оценке внешнеполитической обстановки с
требованием активизации на этом пространстве, которые были до недавнего
времени разорваны. Реализм расценивался как капитулянтство, а активность —
как имперские амбиции. Пора соединить эти факторы вместе, но совсем по-
новому.

По существу, президент в своем выступлении во многом подтвердил то, что он
сам и его представители ранее говорили по этому поводу: были зафиксированы и
признаны существующие внешнеполитические реалии. Однако в сочетании с
высказыванием Путина относительно стран СНГ получила определенность
структура нового внешнеполитического курса России. На первом месте —
ближнее зарубежье, потом — Евросоюз, в военно-политическом смысле — НАТО,
и только на третьем месте — США. Эта доктрина предельно реалистична.