В читальном зале областной библиотеки им. Молчанова-Сибирского, как говорится, яблоку негде было упасть. И неудивительно: встретиться с поэтом, отмечающим в эти дни свой 75-летний юбилей, пришли те, кто жил, взрослел, постигал суть бытия под влиянием творчества Евгения Александровича Евтушенко.

Что и говорить – в 60-е, 70-е годы прошлого столетия он был кумиром миллионов читателей. Это было время, когда поэтическое слово, словно набат, поднимало и вдохновляло молодые умы. Ему поклонялись и его проклинали, его выступления собирали многотысячные аудитории, и одновременно на него строчили доносы в «компетентные» органы: дескать, не слишком ли много позволяет себе этот ершистый, не знающий запретов «писака». Люди старшего поколения – те, кто рос и мужал с его стихами, помнят времена, когда официальная партийная пресса окрестила его «Хлестаковым», «выскочкой», ибо не могли верноподданные перья осмыслить и переварить очевидный факт – истинная поэзия неподвластна конъюнктуре и так называемой злобе дня. Где-то в году 1963-м, когда поэту исполнилось тридцать лет, во французском журнале «Экспресс» была опубликована «Автобиография рано созревшего человека Евгения Евтушенко».

Шуму было – через край! С ожесточением наши газеты, в том числе «Комсомольская правда», цитировали его якобы дикие, вероотступнические признания. Позволю себе привести некоторые из этих «кощунственных» цитат – с тех пор прошло 45 лет! И заметить: кто же был прав? Итак, «Революция принесла русскому народу много новых тяжестей и много новых слёз. Это правда». О наших первых пятилетках: «Россия выстрадала марксистскую идею не только в эпоху царизма. Она продолжала платить ценой боли и ошибок в эпоху строительства социалистического общества». О нашей победе над фашизмом: «Русский человек привык к страданиям», «Жизнь русского народа была более лёгкой во время войны, ибо она была более искренней. В этом одна из причин нашей победы». «Русский народ… работал с ожесточением, чтобы грохот машин, тракторов и бульдозеров заглушал стоны и рыдания, прорывавшиеся из-за колючей проволоки сибирских концлагерей».

«Пушкина нет, Маяковского нет. А что современники? Они путешествуют из одного конца в другой, чтобы смотреть на новые стройки, созерцать новые машины. Люди, которые работали на этих машинах, их не интересовали».

«Эти произведения были настолько пустыми, что их трудно было отличить одно от другого».

«Ах, если бы машины умели читать! Они оценили бы стихи, написанные в ту пору. О, я знаю, конечно, у некоторых хватило таланта, чтобы выражаться удачнее других. Но их мысль была стереотипна».

«Меня давило чувство новой ответственности, упавшей на мои плечи. Русские издавна считали своих поэтов духовными вождями, хранителями истины…»

«Некрасову принадлежит знаменитое изречение:

Поэтом можешь ты не быть,

Но гражданином быть обязан.

Я был и тем и другим…»

«Я не мог ничего писать в стиле эпохи. Я сочинял только интимные стихи, рассматривая их как форму протеста против официальной поэзии».

«Экспресс» о нём: «Евтушенко очень быстро обрёл чувство, что он предназначен судьбой стать согласно великой русской традиции лирическим голосом своей эпохи и своего века, глашатаем нового поколения».

Время показало, что Евгений Евтушенко действительно стал таким глашатаем, отлил в чеканную форму поэтических строк мысли и переживания своих молодых современников.

Конечно, в каких-то моментах наш дорогой земляк противоречит самому себе – вспомним, что в то же самое время созревал замысел одного из самых значительных его произведений – поэмы «Братская ГЭС»:

Сонька пляшет в исступленье,

Будто знает наперёд:

Не умрёт вовеки Ленин

И Коммуна не умрёт…

Около трёх часов продолжалась встреча Евгения Евтушенко с поклонниками его творчества. С известной долей юмора он вспоминал эпизоды из своей биографии, встречи с Фиделем Кастро, Никитой Хрущёвым, другими «сильными мира сего», о непростых отношениях с художником Ильёй Глазуновым, вспомнил несколько эпизодов о разгоне выставки в Манеже, о том, как родилась и почила в бозе мечта о запрете цензуры во времена незабвенного Никиты Сергеевича.

Большое место в разговоре наш именитый земляк уделил размышлениям о Сибири и сибирском характере; отвечая на вопрос о наиболее дорогих для него местах, заметил, что последний пышный приём в Саянске, конечно же, тронул его. Но было бы намного более справедливо организовать такую встречу в родной для него Зиме, ибо этот город является волшебной частицей старой Сибири, кладезем традиций и истинно интернациональной по сути территорией. Было бы неплохо, если бы администрации двух городов – нового индустриального Саянска и исторически значимой Зимы – сблизились. Нельзя предавать забвению корни, из которых мы все произошли.

Вопросов поэту задавали множество. В том числе и о его отношении к так называемой «чернухе», которая изобилует буквально повсюду – и в кино, и в литературе, и в языке. Чего стоит, скажем, одно из самых ядовитых и пошлых выражений: «как бы». Одна читательница призналась ему как-то: «Я вас, Евгений Александрович, как бы люблю».

С теплотой отозвался поэт о творчестве выдающегося писателя-сибиряка Валентина Распутина, о том, что после некоторого охлаждения их отношений они наконец пожали друг другу руки. «Нам нечего делить, – резюмировал Евгений Александрович. – У нас одна родина – Россия, одно призвание – служить своему народу».

И, конечно же, были стихи. В основном новые. Мастерство, с которым поэт их читает, в очередной раз покорило слушателей.

Я сибирской породы.

Ел я хлеб с черемшой

И мальчишкой паромы

Тянул, как большой…

…Всё на свете я смею,

усмехаюсь врагу,

потому что умею,

потому что могу.