издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Музыка и чувство любви

Два юбилея отмечает в этом году известный иркутский музыкант Владимир Карпенко – 50 лет со дня рождения и 30-летие творческой деятельности. Родился он в небольшом городе Восточно-Казахстанской области Лениногорске в семье музыканта и врача. В 1983 году с отличием окончил историко-теоретический факультет Алма-Атинской государственной консерватории. В Иркутске живёт с 1986 года. Двадцать лет назад основал ансамбль солистов Иркутской филармонии, является его художественным руководителем, аранжировщиком и пианистом-клавесинистом. Владимир Евгеньевич – заслуженный артист России, лауреат премий Иркутской области, губернатора Иркутской области, лауреат областного смотра-конкурса, посвящённого 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина, член Союза композиторов России. Наша беседа с Владимиром Евгеньевичем – о его творческом пути, музыке, которая, говоря словами Виктора Астафьева, «возвращает человеку всё лучшее, что есть в нём и пребудет на земле».

– В круглоюбилейные дни принято оглядываться назад, к истокам. Владимир Евгеньевич, какие события – встречи с людьми, с музыкой – в наибольшей степени повлияли на вас и ваше творчество?

– Своим первым учителем музыки, вне всякого сомнения, я считаю своего отца. Он вообще представляется личностью уникальной. Музыка всегда звучала в доме. К тому же, живя в небольшом промышленном городке, он собрал богатую фонотеку – огромное количество пластинок. Будучи теоретиком, педагогом, стал дирижёром им же созданного самодеятельного симфонического оркестра. Представьте себе – в провинции, в какой-то, извините, дыре, сколотить такой коллектив – это равносильно подвигу. И оркестр не только звучал, он стал лауреатом сначала Казахстанского, а затем и Всесоюзного фестивалей самодеятельного творчества. И где-то к пяти моим годам он обнаружил у меня абсолютный музыкальный слух, стал заниматься со мной на фортепиано. Я играл на разных инструментах – тех, что были у него в оркестре. К тому времени относятся первые опыты по сочинительству, конечно, это было несерьёзно.

– А что послужило толчком, стимулом для принятия такого решения – стать профессиональным музыкантом?

– О влиянии отца я уже говорил. Когда учился в музыкальной школе, представьте себе, написал письмо в Англию, любимому композитору Бенджамину Бриттену – и обозначил адрес: Англия, Лондон, театр «Ковент-Гарден», Бриттену. Ни дать ни взять – на деревню дедушке. И что самое удивительное – примерно через полгода приходит письмо от маэстро и ноты. Конверт, конечно же, был нещадно вскрыт. КГБ не дремал. Шёл 1972 год… Надо ли говорить, как ободряюще подействовало на меня слово великого музыканта.

– Говоря образно, вашей гаванью в житейском море на долгие годы стал Иркутск. Здесь вы состоялись и как педагог, и как музыкант-исполнитель, и как композитор. Как такое случилось?

– Откровенно говоря, об Иркутске я раньше и не помышлял. К тому же были предложения поехать в Красноярск или Якутск. А здесь, в Иркутске, работал (и сейчас работает) один из учеников моего отца, который начинал в его оркестре. Он как-то по приезде и рассказал о городе на Ангаре, дескать, здесь всё есть для настоящего профессионала: и филармония, и училища, и музыкальные школы – словом, сумел заинтересовать. Так в 1986 году я и оказался в Иркутске, спустя два года встретил Римму Граблевскую, виолончелистку, которая стала моей женой. И уже вместе с ней стали реализовывать идею создания ансамбля солистов Иркутской филармонии. Подобрался интересный состав – и уже в конце 1988 года в органном зале состоялся наш первый концерт. Так что нынче нашему ансамблю исполняется ровно 20 лет.

– Как возникла идея создания такого коллектива?

– Помнится, сильное впечатление на меня произвёл ансамбль «Барокко» из Ярославля. Успешный коллектив, он выступал с концертами, записывал пластинки. А познакомились мы на фестивале в Новосибирске. А почему бы, подумалось, не создать и в Иркутске нечто подобное. Но со своим уклоном, играть старинную русскую музыку прежде всего. До глинкинского периода. Конечно же, исполнять и старинную зарубежную музыку, равно как и современную.

Помню первый наш концерт. Публика тепло приняла программу, благо к тому времени ниша (русская старинная музыка) пустовала. Мы её заняли, и пошло-поехало.

– Если можно, чуть подробнее о содержании программ, стилистике ансамбля.

– За 20 лет ансамбль дал около 700 концертов, были подготовлены десятки разнообразных программ. Назову лишь некоторые: «Золотой век Екатерины», «Забытые имена», «Голоса минувшего» – музыка западно-европейского средневековья и Возрождения. Это и музыкально-литературная композиция «Метель», моно-графические концерты, посвящённые творчеству Прокофьева, Шостаковича, Свиридова, Гершвина, других классиков ХХ века. Среди крупных работ выделю постановку оперы Перголези «Служанка-госпожа», концертное исполнение оперы Перселла «Дидона и Эней».

– В те времена широко практиковались абонементы для разных категорий слушателей…

– Они и сейчас имеют место. Что касается нас, то на протяжении многих лет проводились абонементные циклы концертов для взрослой, детской и юношеской аудиторий: «Время в звуке, слове, живописи», «Русский музыкальный абонемент», «Детский альбом», «Вечера у княгини Волконской», «С Иркутском связанные судьбы» и другие.

Важное место в репертуаре ансамбля занимает современная российская музыка академического направления. Это произведения Екимовского, Подгайца, Смирновой, Слонимского – имён много. Ансамбль участвовал в многочисленных фестивалях: «Караван культуры», «Декабристские вечера», «Сияние России» в Иркутске и Братске. Это и первый международный фестиваль старинной музыки в Новосибирске, 14-й международный фестиваль «Рождественские музыкальные встречи в Северной Пальмире» в Санкт-Петербурге.

– У английского поэта и писателя Кольриджа есть высказывание о том, что «чувство музыкального удовольствия… является даром воображения». Видимо, он имел в виду «музыкальное» удовольствие, вызываемое поэзией. Тем более это верно по отношению к самой музыке.

– Да, это так, согласен. Более того, именно этот феномен подтолкнул нас к созданию уникальной программы. У ансамбля есть опыт создания музыкальных образов совместно с иркутскими художниками. Они рисовали, мы играли – и эта синхронизация искусств – красок и музыки – просто удивительна! А в последний раз мы объединили музыку и поэзию. Поэты читали стихи, а кто-то из наших солистов вёл свою партию. В связи с этим можно упомянуть о музыке Скрябина, которому более других композиторов удалось добиться желаемого другим великим композитором – Мусоргским: «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово…». Так что не мы являемся изобретателями соединения искусств, гармоничное сочетание которых подчас действует на публику просто ошеломляюще.

Словом, музыкант должен быть поэтом, а поэт – музыкантом. Все искусства черпают своё вдохновение и неизменные силы из одних и тех же источников.

– В ваших программах можно увидеть имена Антона Веберна, Арнольда Шёнберга, Пауля Хиндемита, т.е. тех композиторов, которых ещё сравнительно недавно клеймили как ниспровергателей контрапункта, гармонии в музыке…

– Да, ансамбль не замыкается на исполнении приоритетной для нас старинной музыки, русской классики. В своём творчестве мы обращаемся к музыке XX и даже XXI века. Сколько стрел нашей критики было обращено на Джорджа Гершвина, автора нашумевшей оперы «Порги и Бесс», а сегодня это классика! А Шёнберг, создатель метода сочинения атональной, додекафонной музыки. Классик! Кстати, он не разрешал своим ученикам сочинять в модернистском духе, но рекомендовал придерживаться классического контрапункта и композиционной техники. Т.е. когда ученик мог сочинять в духе реализма, только тогда он допускался к сочинению по его «нетрадиционному» методу. Добавлю к этому, что к модернистскому клану примыкают такие мэтры, как Онеггер, Мийо, другие. Тот же Веберн, который удивительным образом соединил в своём лице непреклонного додекафониста и руководителя симфонического оркестра, где под его управлением исполнялись хоровые и симфонические сочинения Баха, Бетховена, Шуберта, Брамса, Чайковского.

– Владимир Евгеньевич, приходится удивляться диапазону, широте ваших интересов, а как с публикой? Принимает она вас как интер-претатора музыки модернистского направления?

– Я, можно сказать, всеядный. Люблю хорошую музыку, а она есть во всех видах композиции. От древнеегипетской до современной. Должен, однако, сказать, что в нашем городе, в отличие от Москвы или Питера, нет в достаточном количестве той аудитории, которая бы жила категориями современной музыки. Сегодня собрать в органный зал публику даже на популярную программу очень трудно, как ни странно. На программу же, составленную из произведений современных композиторов, боюсь, мало кто пойдёт. Придут родственники, ученики (если ты педагог). А после концерта – вот феномен – спасибо, что пригласили. Должен признаться, что иной раз приходится подстраиваться под уровень публики. Для многих Прокофьев, Шостакович, конечно же, классика, далеко вчерашний день в музыке. Не хотят, не могут слушать. А что тогда говорить о музыке Бартока, Хиндемита, Шёнберга? Не только публика, у нас иные музыканты не знают этой музыки.

– А где же выход? Как вы строите свои программы, чтобы современные композиторы всё-таки звучали?

– Приходится, как говорится, завоёвывать слушателя. Помнится, играли в органном зале Виктора Екимовского, это, можно сказать, классик, величина. На первом ряду сидели мать с дочерью. Слышу, мать шепчет: «Давай уйдём». Но я предусмотрел такую реакцию и вставил в конец программы «развлекуху» – пародию на популярную музыку из кинофильма «Берегись автомобиля» – играли на двух роялях. Публика в конце ревела от восторга. Дочь и говорит матери: «Хорошо, что не ушли».

– Владимир Евгеньевич, вы член Союза композиторов России, автор многочисленных произведений разных жанров. Что вы пишете, над чем работаете?

– Ещё в детстве я что-то пытался сочинять, в музыкальной школе. Но это были лишь эпизоды. В консерватории не было времени. Вот когда приехал в Иркутск, здесь мало-помалу вошёл в колею. Из наиболее значительных считаю музыкально-поэтический спектакль «Житие Франсуа Вийона», «Фантазию» для симфонического оркестра. Это «Квартет 2+2» для двух скрипок и двух виолончелей, «Квинтет» для флейты, кларнета, скрипки, виолончели и для фортепиано, фортепианное трио № 3 «Воспоминания о Казахстане», пьесы для органа и фортепиано, романсы и вокальные циклы, в том числе на стихи иркутских поэтов А. Сокольникова, М. Сергеева, Т. Суровцевой, С. Эпова и других, хоры. Буквально на днях под руководством Сильвестрова прозвучала моя фантазия для симфонического оркестра «Памяти Андрея Петрова».

Добавлю к этому, что писать музыку современному композитору, живя в провинции, очень трудно. В Москве, Петербурге, скажем, действуют устойчивые композиторские союзы, ориентированные на современную музыку, у них есть своя публика, которая регулярно ходит на их концерты. Их произведения звучат на международных фестивалях, они могут пообщаться, поговорить. У нас же в Иркутске говорить о «классической» публике не приходится. Но что делать – замыслы, идеи требуют выхода, людям творческим знаком этот зуд.

– Вы упомянули о своих учениках. Что для вас педагогическое поприще?

– Для меня преподавательская деятельность не только, как говорится, кусок хлеба. Это потребность для души, ума, профессионального роста. Мой иркутский период – в основном музыкальное училище и педуниверситет, где вёл музыкально-теоретические предметы. Довелось поработать в Москве в школе искусств им. Балакирева, где освоил синтезатор, профессионально. Я и в Иркутске, в училище культуры, веду курс по этому инструменту, также музыкально-теоретические дисциплины. Да и в 4-й школе искусств в Ново-Ленино учу ребятишек игре на этом инструменте. Разве это не радость – видеть, как в твоих учениках рождается любовь к музыке. Как тут не вспомнить слова поэта: «Только две вещи остаются в вечности: музыка и невысказанное чувство любви».

Беседовал Олег БЫКОВ

Фото Егора СОБОЛЕВА

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры