И крошка-воздухоплавательчик

– Кажется, возможность сыграть в карты на высоте 10 тысяч метров, да ещё и выпить при этом, способна лишить рассудка не одну здравомыслящую голову, – иронизировала полковница, вспоминая о недавней поездке. – Немало работы будет и газетным аэрорепортёрам; вы только представьте: в Париже мужчина-аэронавт поднялся на дирижабле с супругой. Спустя несколько часов они благополучно возвратились на землю, но уже втроём – с «крошкой-воздухоплавательчиком».

Да, то, что ещё 20 лет назад давало благодатную тему карикатуристам, в Европе 1909 года становилось действительностью. Немецкий город Цеппелин заявил, что к концу года наладит постоянное сообщение между южными окраинами империи и центральной Пруссией. В сутки предполагается совершать по два рейса, при этом машина средних размеров готова принять на борт двадцать пассажиров с ручным багажом и пять человек прислуги. Просчитали уже и стоимость одного билета (10 марок), и доходность каждого «цеппелина» – по меньшей мере, 60 тысяч марок в год. После чего франкфуртские капиталисты, не раздумывая, объединились в акционерное аэрообщество. 

К этому времени во Франции зарегистрировались 17 больших аэроклубов: все ждали немалых барышей от Ламаншской воздушной флотилии, и газеты уже оттачивали заголовки: «Из Франции в Англию – всего за 25 минут! И без морской качки!» 

«Сигара» или «фургон»?

В Монако и Париже устраивались блестящие фестивали летательных снарядов, и экзальтированная публика с упоением повторяла, что с появлением воздухоплавания  в корне изменятся и условия современного существования, зародятся новые нравы, обычаи, вкусы, мода и отношения. Полковник фон дер Ховен  от таких пассажей всегда отмахивался – зато самым внимательнейшим образом изучал рисунки летательных аппаратов. Что до полковницы, то она за время их заграничного тура усвоила «главное»: немецкий самолёт напоминает исполинскую сигару, а англо-французский похож на фургон. 

– Да нет же! – сердился полковник. – Принципиальная разница в том, что один легче воздуха и поднимается силою водорода, а другой – тяжелее воздуха и потому приводится в движение механическим двигателем.

– А который дешевле?

– Конечно же, англо-французский!  Каждый «цеппелин» обходится немцам более чем в миллион марок, в то время как «райт» укладывается в 20–25 тысяч франков (или 10 тысяч российских рублей). Кстати, я вычитал из газет, что один из заводов братьев Райт расположился прямо в рабочем квартале Парижа, наискосок от Булонского леса. Так что у нас будет шанс взглянуть.

Чревато новыми войнами

Нельзя сказать, чтобы это известие очень обрадовало госпожу фон дер Ховен, но, добравшись до Парижа, они действительно отправились в тот тесный и не самый чистый квартал. Полковник без труда опознал в огромном сарае «фабрику аэропланов» и добился встречи со старшим из братьев Райт – Вильбуром. Это был высокий, чрезвычайно подтянутый господин, суховатый в общении. «Есть в нём что-то неуловимое, но явно выдающее существо из  другого мира», – подумала госпожа фон дер Ховен, не подозревавшая, что к такому выводу приходили и многие корреспонденты газет.

Полковника эта мысль смешила, не более. Его занимало совершенно другое: из «сарая» выходило по машине в неделю, и это  было делом рук всего 4-5 человек! Слышал он и о том, что несколько крупных берлинских компаний приобретают у братьев Райт право на  производство их аэропланов. А далеко идущие планы немцев использовать аэронавтику в разведывательных и наступательных целях ему были известны хорошо! Авиация вообще обещала переворот в способах ведения войн, и накопление новой техники неизбежно должно было привести к демонстрации силы. И на обратном пути, сделав остановку в Санкт-Петербурге, фон дер Ховен посетил выставку новейших российских достижений. 

Да, были здесь и свои, доморощенные Цеппелины и Райты, но несуразные их творения крайне неохотно поднимались – чтобы тут же опуститься опять. Особенно курьёзным выглядел крылатый велосипед: он так долго расправлял свои паруса, что полковник, не дождавшись, отправился на вокзал.

Супруге он об этом решил не рассказывать, тем более что перед отправкой в Иркутск они повстречали знакомых, и разговор сразу принял весёлую интонацию. 

И лошади, и экипажи, и собаки, и велосипеды!

В Томске у них появился новый сосед – гласный местной городской думы и в недавнем прошлом – заместитель головы. Полковник нашёл в нём интересного собеседника, и к вечеру они добрались уж до сравнения городских бюджетов.

– Доходы Иркутска, слава Богу, не уступают томским. Основные сборы у нас дают недвижимые  имущества, – солидно заметил полковник и заключил шутливо: – А недвижимые имущества тем и хороши, что никуда не двигаются из города.  

– А вот в Томске бюджет покоится на прочном производственном основании, – с достоинством отвечал гласный. – И доходы с принадлежащих городу предприятий и имуществ решительно преобладают над  разного рода сборами с обывателя. У нас обширнейшее лесное хозяйство, и муниципальная скотобойня даёт стабильную прибыль; равно как и городской ассенизационный обоз.

В Иркутске фон дер Ховен основательно погрузился в тему – и  в результате ещё более огорчился: 

– Да, оба бюджета, и иркутский, и томский, – миллионеры, но какая же разница в их структуре! В Иркутске угодья усиленно распродаются, и за суммы весьма незначительные; да и предприятия, которые город мог бы вести (та же переправа через Ангару), отдаются в невыгодную аренду. И надо ли удивляться, что доход с городских имуществ у нас застопорился на 185 тысячах, в то время как в Томске достиг уже 344 тысяч? И доходы с наших городских предприятий составляют  лишь 87 тысяч – против 210 тысяч в Томске. То есть если там ценности создают, то здесь их только растрачивают.

– Значит, должна быть какая-то компенсация, – вставила супруга.

– Уж разумеется: все потери покрывают новыми налогами с населения. В Иркутске облагается решительно всё: и лошади, и экипажи, и собаки, и велосипеды! В Томске разного рода пошлины дают только восемь тысяч, а у нас давно уж перескочили за двенадцать!  А глядя на местное самоуправление, и господа поверенные потеряли всяческий стыд.

Гонорар умаляет достоинство звания

О поверенных полковник вспомнил потому, что накануне читал изданный Иркутской судебной палатой доклад Ивана Сергеевича Фатеева, сделанный Совету присяжных поверенных ещё в прошлом, 1908 году. Среди коллег Фатеев слыл умеренным либералом, с редкой по нынешним временам взвешенностью позиций; вот и на этот раз он, ни на кого не ополчаясь, просто сделал углублённый анализ «увечных» дел за последние несколько лет. И все увидели, что несчастья такого рода приходятся главным образом на бедноту. Кроме того, пришлось согласиться, что такие дела в судах относят к самым простым, ведущимся по шаблону и отнимающим мало времени. В сущности, тут можно было б и вовсе обойтись без посредников, и только незнание элементарных законов вынуждает обращаться к поверенным. Которые очень охотно принимаются за такие дела, но при этом удерживают в свою пользу более половины отсуженной суммы. 

– Уверен, господа, что это как раз тот случай, когда большой гонорар умаляет достоинство звания! – с твёрдой решимостью заключил Фатеев.  

«Если доклад издан советом, решение по нему должно быть положительным», – предположил фон дер Ховен, однако никаких указаний на это в брошюре не нашёл. И лишь позже из газетных подшивок узнал: «Совет не нашёл возможным санкционировать выводы докладчика и передал доклад общему собранию присяжных поверенных». Правда, на нём Ивана Сергеевича поддержали, ограничив «увечный» гонорар десятью процентами. 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.