издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Живая геология Ирины Чувашовой

«В геологию влюбляешься с первой экспедиции». – Кандидат геолого-минералогических наук Ирина Чувашова семь лет увлечена этим делом. Сотрудник лаборатории изотопии и геохронологии Института земной коры СО РАН занимается вулканами кайнозоя Центральной Монголии и Северо-Восточного Китая. В конце 2012 года за цикл работ по изучению кайнозойского вулканизма Азии она получила именную премию СО РАН имени Н.А. Логачёва. Когда разговор заходит об экспедициях, видно, как меняется лицо Ирины. Она точно человек не кабинетный. Ночёвки в палатке при ветре, который раскачивал экспедиционный «уазик», детишки-монголы вчетвером на одном коне, юрты, степи, где нет ни души, – она описывает это с таким увлечением, что хочется бросить всё – и в Монголию. «Всё, ты теряешь голову и без полей просто уже не можешь», – говорит она.

«Чем хорош кайнозой?»

– Когда я закончила 11 класс, мне очень хотелось стать охотоведом, – рассказывает Ирина Чувашова. – У моей подруги отец этим занимался, а мне очень нравилась биология. Я даже пошла в ИСХИ, но в приёмной комиссии меня отговорили: «Тут у нас в основном парни, да и лесником работать не будете!» Тогда мой классный руководитель и посоветовал геологию. Так я оказалась на геологическом факультете ИГУ. Преподаватели были очень сильными и интересными, я не пожалела. После третьего курса Татьяна Михайловна Мельникова, преподававшая у нас структурную геологию, предложила: «А почему бы тебе не пойти на практику в Институт земной коры?» В 2004-м я пришла в лабораторию к доктору геолого-минералогических наук Сергею Васильевичу Рассказову. А настоящая любовь к науке проснулась, когда я в первый раз съездила в поле в 2005-м – мы отправились от Хубсугула через Центральную Монголию в районы молодых вулканов, к Хорго, в верховья Орхона. Несмотря на то, что первая поездка меня сильно измотала – после нескольких часов в «уазике» даже в палатке качало, – я всё равно полюбила экспедиции. Когда ты не просто сидишь в кабинете и анализируешь чужой материал, а сам ездишь и отбираешь образцы – это совсем другое, это живая геология. А рядом ведь был наш Сергей Васильевич, замечательный учитель, я всё время узнавала что-то новое. Попадёшь в экспедицию – и всё, ты теряешь голову и без полей уже не можешь. 

В 2010 году Ирина защитила диссертацию и получила учёную степень кандидата геолого-минералогических наук. Лаборатория изотопии и геохронологии ИЗК СО РАН, которую возглавляет её учитель доктор геолого-минералогических наук Сергей Рассказов (тоже в своё время заканчивал геологический факультет ИГУ), основной упор делает на изучение возраста пород и их состава – микроэлементного, изотопного. В зоне внимания Сергея Рассказова – геология и магматизм кайнозоя Центральной и Восточной Азии, Восточной Африки и Северной Америки. В 1982 году Рассказов защитил кандидатскую диссертацию по кайнозойскому вулканизму хребта Удокан, а через 10 лет – по магматизму Байкальской рифтовой системы. «Сергей Васильевич – учёный в прямом смысле этого слова, – говорит ученица. – Видели бы вы, как он меняется, когда видит необычный или редкий для данного места образец породы. Он же просто ничего вокруг не замечает!» Для Рассказова это не просто профессия. О работе по изучению вулканизма учёный с коллегами даже снял фильм, который готовится к выходу.  

Лаборатория работает сразу по нескольким проектам. Изучение вулканических пород в континентальных рифтовых системах ведётся в сравнении с вулканизмом зарубежных территорий по международным проектам. Ирина Чувашова в рамках большой работы лаборатории занимается вулканами кайнозоя Центральной Монголии и Северо-Восточного Китая, по совместительству преподаёт на геологическом факультете ИГУ. 

«Ну какая ещё профессия даёт такую возможность поездить по миру?» – говорит она. За семь лет работы в ИЗК СО РАН она побывала на Витимском плоскогорье, на Сахалине, в Приморье, в Монголии, Китае,  Кыргызстане. Участвовала в конференциях в Новосибирске, Екатеринбурге, Томске, Питере, Москве, Вене, Харбине и Пекине. Особые воспоминания у Ирины о Монголии. 

– Почему именно кайнозойский вулканизм и именно Китай и Монголия? 

– Чем хорош кайнозой? Процессы происходили сравнительно недавно. Породы не изменены, поэтому мы получаем достоверные данные. Если возраст пород, скажем, 90 миллионов лет, они изменяются и выветриванием, и эрозией, и тектоникой. Достоверность данных серьёзно снижается. Монголия и Китай нас интересуют прежде всего сравнительно молодыми вулканами. Вблизи Байкала, к примеру, какая-то активная вулканическая деятельность в обозримом будущем возможна только в районе Удокана. У нас много древних вулканов, например в Тункинской долине, но они были активны сотни тысяч лет назад и теперь уже вряд ли заработают. А вот, к примеру, когда мы по приглашению китайского профессора Джяки Лиу были в Удалианчи (местность в северной части провинции Хейлунцзян, «пяти-

озёрье», курорт), имели возможность изучать очень молодые постройки. Извержения были чуть меньше 300 лет назад, в 1720-1721 годах. Они оказались очень интересными с геологической точки зрения. Проанализировав собранные образцы, мы обнаружили сильную перестройку земных глубин в это время. Окраина континента и процессы в океанах изучены, как ни странно, довольно хорошо. А вот как вулканические процессы развивались на континенте, это по-прежнему большой вопрос. Приведу простой пример – Тянь-Шань. Здесь, на вулканических полях Северного и Южного Тянь-Шаня, мы выявили резкие различия химического состава пород. Как это объяснить? Нередко получается очень сложная мозаика, которую нам нужно представить просто и понятно, объяснить химизм вулканических пород какими-то геологическими процессами. Мы открыты для общения  с геологами разного профиля, с геофизиками и сейсмологами. Мы не замыкаемся только на геохимии пород, пытаемся делать геологический синтез данных, которые получаем в экспедициях и в лаборатории. 

Премию Н.А. Логачёва Ирина Чувашова получила за цикл работ по изучению источников кайнозойского вулканизма Азии. Сибирское отделение РАН выделило порядка 60 молодых учёных, каждому досталась именная премия в 100 тысяч рублей. Премии присуждались в области математики, энергетики, физики. Ирина оказалась среди немногих молодых геологов, которые были удостоены этой высокой награды.

«Скачут трое-четверо ребятишек на одном коне»

«В экспедициях, когда берём образцы, всё бывает – и коленки в ссадинах, и молотком по пальцам прилетает. И в глаз, и в лоб – запросто»

В рабочем кабинете у геологов всё по-спартански. Под столом – мешки с образцами, в углу – большая кувалда для дробления образцов. В комнате рядом по коридору  как раз те самые образцы и дробят. Кувалду в руки – и вперёд. Ирина делает один намётанный удар, и каменный образец разлетается на кусочки. Фотограф еле успевает убрать камеру. «Вот такая работа: сначала дробим образец, потом в агатовой ступке растираем для химического и изотопного анализа в мельчайшую пыль, – смеётся Ирина. – А в экспедициях, когда берём образцы, всё бывает – и коленки в ссадинах, и молотком по пальцам прилетает. И в глаз, и в лоб – запросто. Приходится быть очень аккуратным».  Когда Ирина начинает говорить об экспедициях, сразу понимаешь – долго её возле компьютера не удержишь. Она всё же девушка, которой «в полях» как-то интереснее и привычнее. «Знаете, а ведь я ещё очень плохо знаю наш регион и нашу любимую Россию, а вот Монголию – достаточно хорошо, – говорит она. – Ситуация смешная. Очень дорогостоящими оказываются экспедиции, как ни странно, по России. Суточные – 100 рублей, проживание в гостинице – 500 рублей.  Почему у нас такое странное законодательство, я не знаю. Монголия для нас проще с финансовой точки зрения. Там суточные нормальные – 59 долларов. Получается, мы можем оплатить и бензин, и машину, и водителя». 

– Как проходят экспедиции? 

– При хорошем раскладе мы берём машину в институте, затариваемся продуктами, флягами с водой и бензином. И вперёд – чаще всего через Монды, Хубсугул. Ну или поездом до Улан-Батора, а там арендуем машину в Исследовательском центре по астрономии и геофизике Монгольской академии наук. И едем-едем… Тяжёлой была экспедиция 2006 года. Нам досталась машина, которая постоянно ломалась, а мы поехали на самый юг, в Долину озёр, а там никого нет, вообще. Степь, куда ни глянь – ни юрты, ни души. А мотор уже так пыхтит, что того гляди умрёт. Конечно, было не по себе, все на нервах, думали, что оттуда не выберемся. Но всё равно – образцы отобрали, работу выполнили. 

Обычно живём в палатках, спим в спальниках. Меня лично это устраивает, но есть девушки, которые не могут в таких условиях жить. Иногда ведь ни помыться, ни постирать. Сколько случаев у нас было, когда набираешь полную флягу драгоценной воды, а она в дороге вдруг расплескивается. Салон машины залит, вещи мокрые, а воды – чуть-чуть. Где это можно – варим на костре, где дров нет – на горелке. 

В первый год меня очень удивили монголы. Они ненавязчивые, но любопытные. Приходили к нам в лагерь в основном дети. Глядим – скачут трое-четверо ребятишек на одном коне. Садятся и молча смотрят. Угостишь их конфеткой, шоколадкой, они давай собираться. Глядим – едут назад с айрагом, такой местный напиток. Нам в подарок. На севере старые монголы ещё понимают по-русски, а на юге уже трудно найти кого-то, с кем можно объясниться. Потому мы стараемся взять с собой монгола-водителя, он же устроитель нашего быта в местных поселениях и переводчик. 

Монголы – очень хорошие, отзывчивые люди. Была однажды ситуация: застала нас ночь в поле, а ветер дует такой, что «уазик» раскачивается. Водитель довёз нас до юрты, монголы пригласили в дом, но я, если честно, не решилась там ночевать – в одной юрте больше десятка взрослых и детей. Палатку поставила, положила кувалды, рюкзаки, чтобы её не снесло. Вот так и спала, а мужчины – в «уазике». Вообще, часто при взгляде на монгольские юрты возникает сюрреалистичная картина. С виду юрточка небольшая, а люди начинают выходить – и идут, и идут… А ты думаешь: где же они там все поместились? Удивительная, необычная страна. Да и работа геолога в таких условиях – это трудно, но интересно. У нас сейчас есть задумка о серии международных практик для студентов геологического факультета ИГУ, чтобы они могли понять, как работают геологи в Монголии, России, Китае, в Альпах. 

Старший сын Ирины, четвероклассник Кирилл, бывал с мамой в мини-экспедициях, когда Ирина проводила практику для студентов-первокурсников ИГУ. И сейчас Кирилл в раздумьях – то ли быть геологом, то ли стоматологом. «У Кирюхи пока полёт фантазии», – говорит мама. Младший, шестилетний Ярослав, пока о жизни и судьбе не задумывался. В Монголию детей не берут по технике безопасности. Геологам приходится трястись в машинах в жаре, в пыли. «В Монголии и скорпионы, и змеи, – описывает экспедиционный быт Ирина. – Нынешним августом проснулись утром – а на палатке слой снега. Ну какие тут дети? Кирилл как-то ночевал со мной в Култуке в палатке, ночь была очень холодная. Вскочил, говорит: «Я замёрз, больше в экспедиции не поеду!» А утром солнышко пригрело, тут же всё забыл».   

Лучшие экспедиции – будущие экспедиции. Сейчас лаборатория работает по нескольким проектам, учёным хочется завершить исследование вулканических полей Монголии и Китая. «Серьёзный научный интерес представляют вулканические поля, распространяющиеся с территории Монголии на территорию Китая, – говорит Ирина. – У нас есть проект по сравнению Витима и Дариганги (вулканическое плато на юго-востоке Монголии). И если получится договориться с китайскими партнёрами, съездим на продолжение Дариганги на стороне КНР. Конечно, это было бы интересно, наша работа была бы более цельной. Мы делали ещё и сопоставление с Тибетом, но пока только по опубликованным работам. А хотелось бы посмотреть своими глазами. Экспедиция на Тибет – это большая наша мечта».

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры