издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Бомжи с большой буквы

«Я 20 лет бухал – и дальше бухать буду!»

Неотвратимо наступают холода, и местные бомжи готовятся к переездам на «зимние квартиры»: присматривают уютные колодцы, обустраивают картонные бункеры в трубах теплотрассы или ищут открытые подъезды и подвалы. О необходимости муниципальной ночлежки для них говорят давно, а пока ситуацию спасают общественники. Не первый год в Иркутске работают благотворительные столовые, для уличных бродяг периодически собирают тёплые вещи. Как оказалось, ночлежка тоже существует уже достаточно давно. Три года назад благотворительный фонд «Оберег» арендовал у городских властей двухэтажный кирпичный особнячок на улице Александра Невского и сразу разгрузил подвал, обустроив там место для жизни всем желающим бомжам. О том, кто приходит туда ночевать и почему люди оказываются на обочине жизни, «Иркутскому репортёру» рассказал учредитель фонда Александр Соболев.

15 суток за благотворительность 

– Сегодня у моего ребёнка день рождения, девять лет, – задумчиво говорит Александр. 

Этот факт только на первый взгляд не имеет никакого отношения к теме нашей беседы. Между тем именно с него началась долгая история, благодаря которой сегодня первая благотворительная ночлежка может одномоментно приютить до сорока бездомных. А начиналось всё издалека – с брошенных в родильном доме детей. 31 октября 2004 года Александр приехал в роддом забирать жену и ребёнка. Жена Оля рассказала ему, что в её палате оказалось сразу двое отказничков – две молодые девушки почти одновременно отказались от своих новорож­дённых чад. 

– Потом, когда начал заниматься этой темой, я понял, что история типовая, повторяющаяся в деталях из раза в раз каждый день, – рассказывает Александр. – Приезжает девушка из деревни, здоровая, красивая, благополучная. Устраивается на работу, снимает с подругой жильё. Сразу начинаются знакомства, общение, появляются поклонники. Очень быстро она беременеет, парень сразу куда-то теряется, с работы её увольняют под надуманным предлогом – чтобы не оформ­лять декретные. За квартиру платить нечем, пузо растёт, в деревне – строгие или пьющие родители. Куда ей девать ребёнка? И новорож­дённый пополняет список отказничков. По данным статистики за прошлый год, из 120 оставленных в иркутских роддомах детей у 60% были благополучные молодые мамы. 

Я думаю, в нынешнем году этот показатель будет ещё хуже: по моим сведениям, только в трёх основных роддомах Иркутска – на Бограда, в Юбилейном и Иркутске II – уже сейчас 86 отказников.

Одного из брошенных детей Соболевым тогда удалось вернуть в семью. Александр с женой поговорили с молодой мамой, взяли её жить к себе в квартиру, через некоторое время государство дало ей жильё, загульный муж вернулся – больше из-за квартиры, чем из-за жены, но уж какой есть – и сейчас у Юли, некогда чуть не отказавшейся от ребёнка, уже двое малышей. 

Тогда Александр впервые заинтересовался детьми-беспризорниками. Ситуация была сложная – они толпами слонялись по центру города. Молодой человек стал сначала подкармливать их, потом снял деревянный дом на улице Рабочей, устроил там настоящую коммуну.

– У беспризорников тогда была своя основная «трасса» – они циркулировали от автовокзала до Центрального рынка по Тимирязева. 

Каждый день люди приносят в фонд тёплые вещи

Я знал четыре подвала по этой улице, в которых они постоянно ночевали. Приезжал, привозил продукты, потом забирал их в коммуну, – вспоминает Александр. – Это была полная «отсебятина» – никаких прав у меня на это не было, никаких разрешительных документов.

Как говорится, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Александру тоже пришлось пострадать за идею. Однажды его машину, в которой сидели четыре чумазых малолетних путешественника, остановил экипаж ДПС. Благо тогда ещё не пошла общественная волна охоты на педофилов, но и без этого он выглядел подозрительно: человек, не имеющий никакого отношения к социальным службам, неизвестно куда везёт четырёх бездомных детей, которых, если что-то случится, никто не хватится. Соболева задержали, посадили на 15 суток в ИВС. И спасло его только то, что беспризорники Александра хорошо знали – он уже подкармливал их раньше. Дети дали показания в стиле «дядя хороший», и из пятнадцати полученных он «чалился на киче» только три дня. 

Тем не менее у вскоре зарегистрированного общественного фонда «Оберег» «детское направление» долгое врёмя остаётся приоритетным. С появлением три года назад собственного, хотя и арендованного у города, здания появился социальный детсад для детей из неблагополучных семей. Сегодня в нём находятся 28 детишек. 

– Мест категорически не хватает – огромная очередь, мамы идут каждый день, – сокрушается Александр. – Истории тоже незамысловатые – ребёнку два года, мать-одиночка, своего жилья нет. Мы принимаем ребёнка, кормим, одеваем, обучаем. Условие ставится только одно – мать должна в течение месяца найти себе работу. 

Одновременно с появлением собственной «жилплощади» у фонда появились ресурсы на благоустройство и более старших беспризорников.

«Банда Славы» предпочла свободу на помойках труду Олег Денисов, зам Александра, должность которого звучит солидно и забавно одновременно – «руководитель структурного подразделения по работе с лицами категории «бомж», показывает свои владения. Если заходить в здание фонда с центрального входа, то первое, что видишь, – в гулком холодном холле стоят деревянные стеллажи со свободно лежащими вещами для нуждающихся. Преобладают детские вещи. 

– Люди несознательные, к одежде для взрослых относятся, мягко говоря, цинично, – недовольно комментирует Олег. – Мы несколько раз ловили вполне благополучных граж­дан, когда они набирали у нас вещи на продажу. 

На первом этаже пахнет детским садом, здесь же столовая. Второй этаж отдали кризисному центру для женщин, попавших в сложную жизненную ситуацию. 

– Нам не сюда, – Олег ведёт «Иркутского репортёра» к выходу. – Вход в ночлежку отдельный, с другой стороны здания. Сами понимаете, к детям наших обитателей подпускать нельзя. Они же приходят в… скажем так, разном состоянии – пьяные, с похмелья, больные. К нам в последнее время отправляют бомжей даже из соцзащиты и полиции, – в его голосе прорывается гордость, сменяющаяся деловитой горечью: – Привозят и сами люди подобранных на улицах. Но у них к этому отношение странное – рядом со входом в подвал ночлежки расположена площадка автостоянки. Люди привозят их в невменяемом состоянии и бросают прямо на улице, на обочине автостоянки. Они лежат, пока их не заметят. Один трое суток после этого в себя приходил… 

Три года назад первого обитателя ночлежки Александр подобрал на улице Партизанской.

– Максима я заметил, потому что он пытался спать, сидя на корточках прямо на тротуаре. Недавних бомжей сразу видно – они ещё ощущают себя на улице неестественно, не умеют как-то вписываться в ланд­шафт, – вспоминает Александр. 

Максиму было тогда 22 года, он был выпускником музыкальной школы и детдомовским воспитанником. История, опять же, типовая и незамысловатая – как и многие детдомовцы, Максим получил выходное пособие в восемьдесят тысяч и ещё двести тысяч на приобретение жилья. 

– Статистика неутешительная – 72% выпускников детских домов к моменту вступления в самостоятельную жизнь так или иначе связаны с криминалом, – уверен Александр. – Когда они получают на руки живые деньги, тут же собирается огромная компания друзей из детского дома, других недавних выпускников, случайных знакомых – и начинается запойное гуляние. Денег хватает на две недели «красивой жизни». И всё – пора на улицу, жить в подъездах и питаться на помойках. Получается, что государство этой практикой воспитывает иждивенцев: детдомовцы изначально уверены, что им все должны – власти, работодатели, даже благотворительные организации. Сами они работать и прилагать какие-либо усилия не хотят категорически. 

Максим прожил в ночлежке два года. Парень оказался «стремящимся к исправлению» – работать не отказывался, подметал, приколачивал, помогал по хозяйству. Вскоре привёл в ночлежку девушку. 

– Она до этого уже родила в подвале, в котором жила, – рассказывает Александр. – Отец неизвестен – в подвале же с кем спишь, тот и папа. Она легла в больницу с новорож­дённым, там его оставила, сбежала, познакомилась с Максимом, он её привёл в ночлежку. Они и ушли отсюда вместе – заработали немного денег, сняли квартиру, сейчас живут семьёй. 

За три года через подвал фонда прошло около двухсот человек. Историй с хэппи-эндом, как у Максима, – не более десятка. Подавляющее большинство бомжей не нуждается в помощи – это «романтики вольной жизни», которых вполне устраивает то, как они живут: находят на помойках пищу, сдают найденный там же металл, на эту мелочь покупают алкоголь на ночь, а с утра – всё по новой. 

– Я по этой причине никогда не подаю нищим на улицах, – с убеж­дённостью в голосе говорит Александр. – Милостыня – это ещё один шаг к деградации. Я обычно говорю: «Приходи к нам в фонд, мы поможем заработать, жить нормально». Приходят далеко не все.

Показательным в этом отношении является случай «старой гвардии» – Славы. Слава в ночлежке появился весной этого года – 35 лет, здоровый, сильный, с ярко выраженными лидерскими качествами, он сразу поставил себя негласным боссом среди бомжей. Про себя он рассказывал, что ушёл из дома от матери ещё ребёнком, скитается уже двадцать лет, за это время сидел несколько раз по восьми статьям, среди которых и тяжкая 105-я – убийство. 

– Мы стали замечать, что бомжи, которых мы встречали на улицах, отказываются к нам приходить, – рассказывает Олег. – Стали выяснять причину, а они одно твердят: «Не пойдём, там Слава». Оказалось, что он целыми днями лежал на кровати и бухал, а остальные его обслуживали – девушки несли ему еду, остальных он обложил данью. Они должны были приносить ему мелочь за сданный за день металл. В среде бомжей вообще нет понятия «взаимовыручка» – у них сильный давит слабого. 

Славе и ещё нескольким его приближённым поставили условие: они могут оставаться, но отныне вводится запрет на алкоголь. И если кто-то не хочет работать, то по крайней мере должен поддерживать порядок в помещении ночлежки. За время своего владычества Слава сотоварищи превратили её в такую же свалку, с которой они пришли сюда из вольной жизни. Слава орал с неподдельным возмущением: «Я здесь уже полгода живу, пусть «молодые» работают! Я двадцать лет бухал – и дальше бухать буду, никто мне не запретит!» В результате этих принципиальных противоречий с администрацией заведения Слава предпочёл минимальным усилиям абсолютную свободу. Ушёл и увёл с собой свою банду из пяти приближённых. 

– Слава – это наша ошибка, – признаётся Александр. – С тех пор мы поставили единственное жёсткое условие пребывания в ночлежке – работать, не лежать целыми днями. Даже с алкоголем так жёстко не боремся – бесполезно. Но днём все они должны что-то делать: если не хотят устраиваться на предложенную нами работу, то хотя бы убираться в ночлежке, мести двор, выполнять мелкий ремонт они обязаны. Слава же был бомжем с большой буквы «Б».

– Как это? – удивляется «Иркутский репортёр».

– Я разработал собственную классификацию бомжей, – скромно улыбается Александр…

Три вида и четыре уровня бомжей 

Александр Соболев и Олег Денисов: «Управлять бомжами – дело хлопотное»

По теории Александра, всех обитающих на местных улицах бомжей можно разделить на три категории. Первая – это люди немощные и больные. Сюда относятся старики, инвалиды и люди со мно­жеством хронических заболеваний. Родственникам они не нужны или потеряли жильё по каким-то причинам, самостоятельно уже не могут подняться со дна жизни. В ночлежке они по принципу «никакой халявы» работают дежурными по помещению. 

Второй вид – это такие люди, как Слава, «бомжи с большой буквы «Б» – романтики вольной жизни, не поддающиеся никакой социализации. Они промышляют на помойках, живут в подвалах и колодцах, сильно выпивают, и им всё это ужасно нравится. Никаких жизненных планов и стремлений у них нет. В ночлежке они не задерживаются и уходят обратно на улицу без сожаления. Именно они составляют основную массу «зимних мигрантов» подвала – приходят переждать холода. Помочь им невозможно – им это не нужно.

Третий тип – это люди, попавшие в сложные жизненные обстоятельства, по несчастью лишившиеся жилья, вполне вменяемые и стремящиеся любыми способами выбраться на поверхность. 

– Я их называю «бомжи с маленькой буквы «б», – опять улыбается Александр. – У нас была такая, Наталья Александровна, – очень интеллигентная, строгая женщина. Два высших образования, сидит – спинку тянет, разговаривает – как учительница с проштрафившимся учеником. В 55 лет встретила свою любовь – какого-то жителя Кавказа. Он ей заморочил голову: предложил продать квартиру и вложить деньги в какой-то бизнес. Как только квартиру обналичили – он тут же исчез в неизвестном направлении. 

Олег вспоминает, что, когда открыли ночлежку, зимой 2011 года в 130-м квартале, где он работал мас­тером управляющей компании, от неё работала целая бригада дворников. Через месяц никто не мог подумать, что они – бомжи. Бригада даже снялась в клипе одноимённой местной группы – «130 квартал». Однако тяга к вольной жизни не отпустила и их – проработав зиму, вес­ной они опять рассосались по местным помойкам и подвалам. Сейчас в ночлежке обитает около десятка человек. Часть работает на строительстве торгового центра под новым мостом, живут там же, в обустроенной фондом теплушке. Один из обитателей работает охранником в развлекательном центре – встретив его, невозможно предположить, что он тоже бомж. История банальная: его кинули с продажей квартиры и он оказался на улице. 

Мы с Олегом спускаемся в подвал. Там стоит несколько застеленных двухэтажных нар, кипятится чайник, работает телевизор. На кровати сидит одинокий обитатель – благодаря посменной работе и выпавшему выходному он сильно навеселе. Олег неодобрительно качает головой и продолжает рассказ: 

– К холодам мы ожидаем новый приток обитателей. Закупили матрацы, стройматериалы для новых нар. Сколачивать спальные места они должны будут сами – у нас слуг для них нет. Но нормальные люди здесь не задерживаются – начинают зарабатывать, в подвале жить становится некомфортно. Мы можем перевести их жить в отдельные квартиры – на второй этаж фонда.

– То есть у вас возможна «вертикальная карьера»? Подвал – первый уровень, второй этаж – второй…

– Первый уровень – это улица, – не поддерживает шутку Александр. – Второй – подвал. Третий – комната на втором этаже. Четвёртый – съёмная квартира. У нас так недавно один из обитателей ушёл – работал на отделке квартир, познакомился с женщиной-маляром из соседней бригады, они поженились и сняли квартиру. Кстати, женщин у нас мало, две на восемь мужчин. И практика показывает, что их с улиц забрать труднее – они больше пьют, сильно опускаются, когда попадают в ночлежку, не хотят даже мыться. 

– А вы как сюда попали? – обращается «Иркутский репортёр» к одинокому обитателю подвала. Он смотрит туманным взглядом вдаль и мучительно выдавливает из себя единственную фразу:

– Вот то, что здесь организовали, – это очень хорошая идея! 

Бомжи вряд ли читают нашу газету, но если у вас во дворе или подъезде прибился такой человек – его можно направить или отвезти в ночлежку по адресу Александра Невского, 38. Сюда же можно привезти ненужные тёплые вещи.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры