Бельгийский посол

«Из тайги, тайги дремучей, от Амура, от реки молчаливо, тёмной тучей шли на бой сибиряки…» – так начинается это стихотворение, напечатанное в одном из декабрьских номеров «Иркутской жизни» в 1914 году. «С ними шла былая слава, беззаветна и грозна, через Вислу переправа забайкальцам не страшна…». Стихотворение подписано инициалами «В.Г.», но нетрудно догадаться, что это знаменитый «Марш сибирских стрелков» Владимира Гиляровского в первой из его редакций. Однако стихотворение в газете озаглавлено по-другому: «Казаки». Как оказались стихи в Иркутске, ведь считалось, что они получили широкую известность и ушли в народ, скорее всего, после издания военных песенных сборников 1915-1916 годов? 

Но это явно не перепечатка – под стихотворением нет указания на какую-либо московскую газету. Более того, идёт подпись: «Это стихотворение любезно доставлено нам присяжным поверенным М.С. Стравинским». Мечислав Стравинский – присяжный поверенный округа Иркутской судебной палаты, видный общественный деятель, а с мая 1914 года – ещё и бельгийский нештатный консул в Иркутске. Осенью 1914 года Стравинский развернул в Иркутске целую кампанию «в помощь разорённой Бельгии», собрав 3609 рублей. В «Иркутской жизни» как отклик на трагедию Бельгии, пострадавшей от захватчиков, печатались многочисленные стихи и рассказы в поддержку этой страны. События в Бельгии нашли отклик в сердцах поэтов Серебряного века. В Москве, в столичной газете «День» от 21 октября были напечатаны их стихи, посвящённые Бельгии. В Иркутске эти стихи были перепечатаны в начале ноября. Благодаря талантливому редактору газеты, видимо, ценившему хорошую поэзию, иркутяне смогли прочитать «Антверпен» Александра Блока, «Три креста» Зинаиды Гиппиус, «Бельгийский гимн» Леонида Афанасьева, стихотворения «Обстрелян» Фёдора Сологуба и «Та, что не погибла» Владислава Ходасевича. «Иркутская жизнь» опубликовала и большую статью Леонида Андреева «Восхождение». Игорю Северянину, тоже написавшему стихотворный текст о Бельгии, газета даже посвятила отдельную критическую статью: «Странный поэт! Побывавший в стане «праздно-болтающих» футуристов – и ушедший оттуда, потому что совсем другими, чуждыми им поэтическими озарениями была полна его душа…». Правда, стихи Северянина «Поэза о Бельгии» переделали в газете на «Поэзию о Бельгии». 

Иркутск откликнулся на бельгийские события не только театральными спектаклями, исполнением гимнов стран-союзников, а также деньгами, которые собирал Мечислав Стравинский, но и поэзией, прозой. В газетах печатались трогательные письма от детей, которые слали на фронт завёрнутые в бумажку серебряные рубли, чтобы помочь воинам. И патриотические стихи Гиляров­ского были очень уместны. 

«Наш отец – сам Байкал…»

Это стихотворение было передано в газету бельгийским консулом
Мечиславом Стравинским

Но откуда Стравинский мог получить стихи дяди Гиляя? Читаю статью «Из тайги, тайги дремучей. Поэтический штрих к творчеству Владимира Гиляровского» профессора Сергея Красноштанова, опубликованную в 2005 году. Красноштанову тогда удалось обнаружить две книги, в которые было включено это стихотворение Гиляровского: «Солдатские песни Великой Отечественной войны 1914-1915 гг…» (Харбин, 1915 год) и «Новейший военный песенник. Прапорщик…» (Петроград, 1916 год). Однако уже сегодня известно, что это стихотворение впервые было напечатано в сборнике Гиляровского «1914 год. Казаки», издательство Мамонтова. Однако что это был за сборник? В статье «Образы Кавказа и кавказцев в русской литературе Первой мировой войны (II). Гиляровский» автор Дарья Завельская упоминает, что сборник представлял собой «нечто вроде книжки-открытки без нумерации страниц».

Если мы обратимся к газете «Искра» за ноябрь 1914 года, то увидим, что 1 ноября в Москве был «Казачий день» – состоялся кружечный сбор на подарки воинам-казакам. «В день 1 ноября будут продаваться эмблемы и открытки с рисунками 

С.С. Ворошилова, А.С. Степанова и А.М. Герасимова. Под открытками стихотворения В.А. Гиляровского», – писали в газете больше века назад. Сами открытки, да и их изображения сохранились, одна из них носит название «Забайкальцы», это копия с картины художника Алексея Степанова, а на оборотной стороне открытки – тот самый текст Гиляровского. В выходных данных: «Т-во типографии А.И. Мамонтова, Москва». Возможно, именно эти открытки и были тем самым «сборником» Гиляровского «Казаки». Так или иначе, но Мечислав Стравинский через полтора с лишним месяца после раздачи этих открыток на «Казачьем дне» в Москве передаёт в газету текст стихо­-

творения, и названо оно точно так же – «Казаки». Текст совпадает. Стравинский наверняка имел много знакомых в столице, легко мог получить от кого-то эту открытку и передать её в «Иркутскую жизнь». 

Однако внимательное изучение текста в газете и на открытке заставляет задуматься. Пунктуация в некоторых местах не такая, как в тексте на открытке, в третьей строке вместо «молчаливой, тёмной тучей», в газете идёт «молчаливо, тёмной тучей», есть орфографические разно­чтения. Это может означать, что в редакции был вовсе не печатный, а рукописный текст, потому и идут ошибки. Возможно, этот текст был передан в Иркутск для Стравинского самим дядей Гиляем, хотя утверждать этого нельзя. Кроме того, на открытках стоит подпись «Влад. Гиляровский», а под текстом в газете «В.Г.». Если бы сотрудник редакции переписывал текст с открытки, он бы наверняка указал так, как в ней и было: «Влад. Гиляровский», а «В.Г.» – это намеренное сокрытие авторства, на которое волен решиться только сам автор. Что касается Мечислава Стравинского, то информацию о каких-то связях его с Владимиром Гиляровским найти не удалось. Однако известно, что Стравинский учился и начинал работать в Санкт-Петербурге, вероятно, тесно был знаком с представителями юридической элиты России, как и журналист, поэт Владимир Гиляровский. 

Так или иначе, но мы можем 

утверждать, что в Иркутске благодаря этой газетной публикации с будущим «Маршем сибирских стрелков» ознакомились в конце 1914 года, а не в 1915 и 1916 годах, то есть ещё до выпуска в свет песенных сборников. В 1915 году у Гиляровского в издательстве «Улей» вышла книга «Год войны. Думы и песни», в которой были несколько стихотворений, посвящённых сибирякам. Было и то самое, «Из тайги, тайги…», но у него не было названия. Кроме того, дядя Гиляй дополнил сибирскую тему стихотворениями «Сибирский стрелок» и «Сибиряки». Последнее начиналось так: «Наш отец – сам Байкал, мать – седая тайга, братья, сёстры – безбрежные дали. Грозы, бури, снега нас, железных бойцов, воспитали…».

Однако стихотворение дяди Гиляя – не единственное, посвящённое сибирским стрелкам из тех, что были напечатаны в дни войны в «Иркутской жизни». Удалось обнаружить ещё одно стихотворение, названное «Песня сибирских стрелков». Это знаменитая казачья песня, начинающаяся словами «Из-за леса…» и существующая в самых различных вариантах, каждый из которых был адаптирован под конкретные казачьи войска. Вариант, напечатанный в «Иркутской жизни», полностью нигде не встречается. Начинается он со слов: «А за ними все сибирские стрелки, все штыками, как щетиной, обросли… Мы на выручку пришли издалека, мы оттуда, где течёт Амур-река. «Вы поставьте, детки, ворогу волдырь» – нас просила наша Матушка-Сибирь». В конце достаточно длинного стихотворения стоит помета: «У.С.». Известно, что похожее стихотворение было напечатано в 1914 году в «Новом времени», однако совпадают в лишь несколько строк – иркутское стихотворение больше, и оно полностью посвящено «сибирской» теме. 

Кроме того, в одном из номеров «Иркутской жизни» за 1915 год найдено стихотворение, озаглавленное «27-му сибирскому стрелковому полку». Оно начинается строчками: «В груди твоей пылает пламя любви к Царю, стране родной, Георгия Победоносца знамя несётся гордо над тобой…». Стихотворение принадлежит перу офицера, участника русско-японской войны, обороны Порт-Артура, командиру роты 1-й Иркутской школы прапорщиков Сергею Фёдоровичу фон Дитмару. Он также в своё время служил в 27-м полку и был трогательно предан ему, просил через газету увековечить в Иркутске память всех погибших на войне стрелков 27-го полка. Впоследствии фон Дитмар стал одним из активистов антибольшевистского подполья в Иркутске. В 1918 году при аресте покончил жизнь самоубийством.

«Помог дядя Гиляй» 

1 ноября 1914 года на «Казачьем дне» в Москве раздавали открытки со стихами Гиляровского

Неслучайно, наверное, сегодня иркутское землячество «Байкал» располагается в Москве на улице Гиляровского. Дядя Гиляй благоволил сибирякам, как вспоминал зять Гиляровского Виктор Лобанов, в числе гостей в квартире дяди Гиляя в Столешниковском переулке были и служивые люди: «Из военных наиболее частыми гостями были донцы, кубанцы и сибиряки. Среди них даже распространилось мнение, что того, кого «благословит» дядя Гиляй, пуля на войне не достанет». В книге «Москва и москвичи», рассказывая о трактирах столицы, Гиляровский упоминает трактир Лопашова на Варварке. «Неизменными посетителями этого трактира были все московские сибиряки, – писал дядя Гиляй. – Повар, специально выписанный Лопашовым из Сибири, делал пельмени и строганину. И вот как-то в восьмидесятых годах съехались из Сибири золотопромышленники самые крупные и обедали по-сибирски у Лопашова в этой самой «избе», а на меню стояло: «Обед в стане Ермака Тимофеевича», и в нём значилось только две перемены: первое – закуска и второе – «сибирские пельмени». Никаких больше блюд не было, а пельменей на двенадцать обедавших было приготовлено 2500 штук: и мясные, и рыбные, и фруктовые в розовом шампанском… И хлебали их сибиряки деревянными ложками…». 

Знал дядя Гиляй и других сибиряков – из трущоб: «…Трущобный люд, населяющий Хитров рынок, метко окрестил трактиры на рынке. Один из них назван «Пересыльный», как намёк на пересыльную тюрьму, другой «Сибирь», третий «Каторга». «Пересыльный» почище, публика в нём поприличнее, «Сибирь» грязнее и посещается нищими и мелкими воришками, а «Каторга» нечто ещё более ужасное. Самый Хитров рынок с его ночлежными домами служит притоном всевозможных воров, зачастую бежавших из Сибири». 

Однако это всё косвенные свидетельства контактов Гиляровского с нашими соотечественниками. Есть одна невероятная история, которая напрямую связывает московского писателя с одним иркутянином. Его мемориальную доску мы сейчас можем увидеть на здании Политеха. Это доктор геолого-минералогических наук Михаил Михайлович Лавров. В 2003 году его дочь опубликовала в «Московском журнале» воспоминания, в которых сообщила, что их семья была дружна с Гиляровским ещё со времен прадеда Вукола Михайловича Лаврова, который редактировал и издавал журнал «Русская мысль». «На моего отца Михаила Михайловича Лаврова, жившего с родителями в Малеевке, «дядя Гиляй» сразу произвёл неотразимое впечатление. Гиляровскому в то время было около 60 лет, но он всё ещё обладал железным здоровьем и огромной физической силой, – писала дочь учёного. – Мальчика поразил его колоритный облик – широченные украинские шаровары, кушак, папаха, висящие седые усы…». Дружба не оборвалась и после того, как мальчик вырос. И однажды дядя Гиляй очень сильно помог ему. Накануне нового, 1930 года, Михаил попал в неприятную историю, вступившись на улице за женщину и ударив пристававшего к ней мужчину. Мужчина оказался социалистом Максом Гельцем, бежавшим из фашистской Германии. Поскольку женщина скрылась, а иностранец отрицал её присутствие, дело в глазах милиционеров выглядело не в пользу Лаврова. Михаилу грозил суд, и дядя Гиляй, пытаясь уладить дело, укрывал его с братом в «подземной Москве», в канализации. Гельц, отказавшись от судебных разбирательств, всё же настаивал на товарищеском суде, что было для Лаврова неприемлемым. Дело кончилось тем, что Гиляровский посоветовал Михаилу уехать из Москвы на несколько лет. «Советом помог тот же «дядя Гиляй»: страна огромная, нужно скрыться куда-нибудь – лучше всего в Сибирь, а через несколько лет можно будет и вернуться, – писала дочь. – Отец, зная, что худого Гиляровский не посоветует, выбрал Иркутск. Там он экстерном сдал все экзамены, защитил диплом, преподавал химию и литературу в школе, стал ассистентом, потом доцентом, а со временем доктором геолого-минералогических наук, профессором Иркутского Политехнического института. До конца жизни он не уставал повторять, что всем этим обязан «дяде Гиляю», в глубочайшем уважении к которому воспитал и нас, своих детей…». 

Дядя Гиляй, как ни странно, находясь на огромном расстоянии от Иркутска, всё же сумел оставить нам добрую память – от стихотворения, напечатанного в 1914 году и позже ставшего народным, до невероятной операции по спасению от суда будущего доктора геолого-минералогических наук. Кто знает, какие ещё следы его всеохватной деятельности могут быть найдены в Иркутске?