издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Нилыч у нас был один

Правда, вот так, по-свойски, к нему обращались мало. Для этого требовался если не пуд соли, то энное её количество

Бориса Новгородова в Иркутске называли лучшим репортёром, а ещё – очеркистом от Бога. В нём чувствовался столичный лоск, а ведь корни крестьянские, из его любимой Шипняговки под Боханом. Про родовую деревню Бориса Ниловича в редакции знали все – не будь его золотого пера, возможно, она так и осталась бы безвестной в масштабах области. Он её описал во всех земных красотах и запахах – вместе со старожилами, колосьями, лошадьми, испечённым хлебом.

Как-то один читатель даже прислал ему письмо с вопросом, а нельзя ли пожить там недельку? Немногие певцы родной земли получают от благодарных земляков домики за околицей. А у Новгородова была такая «избушка на курьих ножках» прямо в поле. Он привёл её в порядок, повесил занавески, фотографии и картины. Но, поскольку бывал в ней нечасто, нашлись разорители.

В «Восточку» Борис Нилович пришёл в 1956 году, когда некоторых нынешних журналистов ещё не было в проекте. Уже готовилась дать ток Иркутская ГЭС и разворачивались другие грандиозные стройки. Помотался он по ним хорошо, выдавая репортажи с минимумом официоза. Это надо было уметь. А когда тема или сюжет хватали за душу, писал очерки. Несмотря на обязательные вещи, в них чувствовалась художественная сила с психологической прорисовкой героев. Его коллега Юрий Скоп, известный иркутский журналист и писатель, сказал по этому поводу: «У нас были первоисточные впечатления». Ветеран редакции Элла Климова вспоминала: «Стоп-кадром врезалось в память: поднимаюсь по лестнице, Борис Нилович сбегает навстречу – такой молодой, по-спортивному собранный, уверенный в себе и очень красивый. Вместо обычного «Привет!» он мимоходом, намекая на заголовок общего материала, кстати, им же и придуманный, бросает с улыбкой: «Ну и «Стужа» сегодня».

Про материалы Новгородова говорили: «Вкусно пишет». Он был мастер деталей, его взгляд постоянно искал знаковые мелочи в окружающем пространстве. Помню, он написал про срубленную новогоднюю ёлку – как погубили живое существо с липкой смолкой на ветвях. И это задело сердце. Ещё был у него маленький изящный рассказ о бутылке шампанского с проволочной уздечкой «мюзле», которую открывают с «выдохом или шёпотом пузырьков». По возможностям своего времени он умел ощущать роскошь бытия. Многие в Иркутске слышали о его богатой коллекции винных бутылок. Обрадовать нашего коллегу можно было легко, подарив ему очередной интересный экземпляр. Может быть, над этой коллекцией витал даже некий философский смысл: пусть вино выпито кем-то и давно, но остаётся послевкусие дружеских встреч. Оно словно заложено в букет благородного, выдержанного напитка. Сам он разбирался в винах превосходно и любил душевно посидеть с друзьями.

Несколько раз с удовольствием перечитывала его материал «А был ещё и такой случай». На журналистов свалилась новость: в космосе уроженец Иркутска Борис Волынов. Коллегам тогда страшно повезло, что по телефонному справочнику сразу напали на дядю космонавта. Вдобавок тот жил неподалёку. Репортёр описывает все этапы добывания материала (чтобы был фитиль всем прочим). Под честное слово забирает у дяди космонавта фотографии и мчится в редакцию. Все ждут сенсационных подробностей – и сотрудники, и печатные машины. Но это ещё не финал истории. Когда уже можно было вздохнуть спокойно, оказалось, что какой-то бойкий корреспондент из Читы проник в типографию и вынес бесценные фотографии. Новгородов пришёл в ужас, ведь он обещал их отдать. Пропажу удалось перехватить уже на борту улетавшего самолёта.

Юмор помогал ему в жизни. Сквозь его призму легче воспринимались неприятности. Он любил анекдоты без пошлости, когда искра сама высекается из фраз и ситуаций. Одно время в их доме затянулся капитальный ремонт, и они с женой жили в подвале. В редакции Борис Нилович рассказывал: «Проснусь ночью в полной темени и представляю себя кочегаром в трюме. Рядом с кроватью трубы, вентили. Корабль наш плывёт без капитана неизвестно куда, и я должен поддавать топкам жару». Рассказчик он был необыкновенный. Я не могла бы сейчас просто так пройтись по уже чужому коридору бывшей нашей редакции на улице Советской. Слишком многое сразу оживёт, и станет больно, что ушли такие умные, интересные мужики, мои коллеги. И этот звук, когда ракеткой отбивается подача. Обыграть Бориса Ниловича в настольный теннис было невозможно. Он прекрасно писал о спорте и участвовал в редакционных турнирах.

Пост ответственного секретаря ему подходил, как никому. Материалы он правил по делу, щадяще мог объяснить коллеге, в чём его неудача. Но не любил выставлять оценки. Хвалил тоже редко. Зато похвала человека с безупречным литературным вкусом стоила дорогого.

У меня перед глазами картина: Борис Нилович шагает в туалетную комнату с белоснежным полотенцем, перекинутым через плечо. Мыло в туалете было, но он предпочитал своё. Жирная типографская краска со свежеиспечённых полос въедалась в кожу, как у шахтёра.

Его летящий почерк узнавали сразу: он писал только перьевой ручкой, заправленной чёрными чернилами. При всём своём природном такте мог иногда вспылить. Однажды даже ушёл из «Восточки» после ссоры с редактором Еленой Яковлевой. С подчинёнными она иногда разговаривала круто, но совершенно не собиралась Новгородова увольнять. Он сам ушёл в никуда. Так в его жизни появилась Иркутская студия кинохроники. Но ведь снова вернулся в газету! И опять же всплывает один вечер. В самые дефицитные времена нас, журналистов, пригласили в студию кинохроники на закрытый просмотр зарубежных фильмов. По бокам кинозала были устроены хитрые буфеты. В обкомовском маняще пахло сосисками. А в противоположной комнате – для газетной братии – их не было и в помине. Борис Нилович тогда не притронулся даже к чаю. Видя, как я надкусываю бутерброд с чёрствыми крылышками сыра, заметил: «Надо менять страну». А вообще, в политические страсти он не старался сильно окунаться.

Новгородов много раз становился лауреатом журналистских конкурсов. Помню, как с размахом мы праздновали его 60-летие. Хозяин торжественно внёс гостям муксуна горячего копчения и попутно представил в лицах готовый рассказ, как его добывал. В самый разгар веселья мы обнаружили, что в соседней комнате, наевшись пирожков, мирно почивает незнакомый человек. Видимо, вошёл под шумок. Юбиляр велел его не будить. Сказал, словно режиссёр фильма о самом себе: «Я знал, что на моём празднике должно быть что-то такое. Было бы странно, если бы всё проходило чинно и благородно».

Беда с инсультом пришла неожиданно. Мы навещали Бориса Ниловича в палате областной больницы. И совершенно искренне утверждали, что он уже отлично выглядит. Восстановление шло, но такие испытания не проходят бесследно. Всё чаще ему приходилось смотреть на мир сквозь оконное стекло. В редакции не ожидали, что накануне 75-летия Борис Нилович принесёт стихи. Некоторые даже не знали, что он их пишет. И не все тогда догадывались, что эти строки – прощальные:

На восток уплывают тучи.

На восток. Далеко-далеко.

Есть в Сибири таёжный ключик,

Ключик имени моего.

И дальше:

Положу я на дно подковою

Пёстрых камешков голыши.

Дай мне, ключик, твою родниковую

Чистоту и свежесть души.

Газета сделала лучший подарок своему журналисту, опубликовав стихи в день его круглой даты. Земная дорога Бориса Ниловича закончилась в феврале 2005-го, через год с небольшим. Мне кажется, эти стихотворные строки были его выстраданной молитвой, и он принёс их для своего читателя.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры