– Театр, в котором я работаю сегодня, и в который я когда-то пришёл, почти на 95% изменился. Актёры почти все другие, как и режиссёры, как и цеха. Но традиции, которые были в театре в те времена, живы, прочувствованы каждым новым поколением, и теми, кто будет после нас. Все мы значение нашего театра для города, для области, для страны ощущаем кожей. Юбилей – это повод ощутить эту «связь времён» особенно остро. Ведь когда мы играем какой-то спектакль, говоря со зрителем, мы ведь ведём разговор и с самим собой.

Всякое будущее опирается на фундамент прошлого. В театре было разное, трудное и тяжёлое, но в итоге мы пришли к победе. У нас есть зритель, у нас есть здание, у нас есть то, для чего мы работаем, наша духовная, душевная совместимость. И молодые артисты, которые сегодня пришли, видят, как актёры старшего поколения относятся к профессии и несут театральный дух.

Театр – это искусство. Это художественное отображение действительности. Есть Божьи заповеди: не убей, не укради, чти отца своего, лечи свою душу. Театр для меня сегодня – это поиск формы этой проповеди… Мы все грешные, в силу каких-то жизненных обстоятельств: кто-то мечтает о деньгах, кто-то мечтает о славе. А очень хочется, чтобы мечтали о совести, о чести, любви.

У театра есть соборное действие, когда ты сидишь один дома, и когда ты сидишь с группой в зрительном зале – это разные вещи. Не зря же говорят, в театр приходит публика, а уходят граждане. То, что несёт разумное, доброе, вечное, не должно оцениваться деньгами. Нам сказали, что театр – это сфера услуг, а не партнёр государства. А он должен быть партнёром, должен возвышать, ведь не зря же говорят: если бы все были духовными людьми, войн бы не было. Не зря же написал Николай Васильевич Гоголь: «Театр – это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра».

У нас в театре за моё сорокалетнее директорство было несколько главных режиссёров. Они все были хорошие ребята. Кто-то ушёл, потому что искал себе другое, у кого-то закончился запал. И как-то так получалось… Я к этому не стремился, но за долгие годы все дороги стали приводить ко мне. В театре три направления – искусство, здание и производство. Я как директор должен возглавлять производство. Но сюда входит важная составляющая под названием «выпуск спектаклей», не только декорации и другие технические вещи, но и – смысл, идея, духовный посыл.

Я был знаком с многими крупными директорами. С Александром Михайловичем Пидустом, который возглавлял Мурманский областной драматический театр, с Мигдатом Нуртдиновичем Ханжаровым, который руководил Омским академическим театром драмы. И с Николаем Фёдоровичем Стародубом, директором Амурского областного театра драмы. Почему они были лидерами? Потому что любили людей. И я стараюсь, чтобы театр был семьёй, домом, чтобы мы любили друг друга. А что такое «директорская» любовь? Это предельное внимание. Мне очень хочется, чтобы артисты ездили на хорошие гастроли. Чтобы у всех были хорошие зарплаты. Чтобы у артистов были хорошие гримёрки, бытовые условия. У нас нет такого, чтобы мы какому-то не помогли, когда человеку трудно и он пришёл за помощью. Только любовь к своему коллективу делает тебя лидером, а любовь – это поступки, не слова.

У нас образованные ребята, актёрский цех, мы набрали курс Щукинского института на базе нашего театра несколько лет назад. И в этом году мы договорились с ректором института Евгением Владимировичем Князевым ещё на пять человек, будем у него учить на целевом направлении. У нас неплохо с техникой, слава Богу, правительство Иркутской области оснастило нас. Есть, конечно, сложность: чем мы выше ставим планку, тем выше должны быть талант и умение, особенно сейчас в связи с новыми технологиями.

Всё время думаешь о том, по какой дороге идти. Эдак, примитивно рассуждая, чем больше публики, тем ты «больше» директор. Нет. Воспитывать души, «чинить калитку». Наша «калитка» – это любовь к человеку, это добро, это честность, совесть, порядочность, патриотичность. Поэтому театр должен свою калитку чинить, чинить и чинить.

Я ощущаю возраст. Особенно после всего того, что у меня произошло… Но есть желания, стремления, даже азарт. Казалось бы, ну, смирись уже, ну сиди, да и всё, Господи. Но – три фестиваля, в этом году 80 лет Победы, 175 лет театру, ремонты, выпуски спектаклей, работа по бюджету, выполнение госзадания. Мне очень хочется ещё повозить наш театр по миру. Мы, наверное, один из немногих театров, который был в Америке, в Японии, во Франции, в Израиле. Сейчас всё трудно и перекрыто, но это не навсегда. Мне хочется, чтобы и нынешние мои артисты – ребята из Оёка, Чуны побывали в Париже. Гастроли воспитывают нас, они на нас больше отражаются. Когда мы ездили к военным на СВО, я сказал там зрителям: «Не знаю, для кого это больше надо, для вас или для вот этих хлопцев, что приехали со мной».

Потому что общение с другими людьми, общение с другими городами – это ценно. В Волгограде мы все пришли к Родине-Матери, в Берлине – были в Трептов-парке, где стоит памятник советскому Воину-освободителю. Были и у Алёши в Болгарии. На Шипку поднялись. Я же всех туда привёл, Венгера, Королёву. Сказал – поднимайтесь, у кого есть силы. А там непросто, что-то около 900 ступеней. А когда мы спустились вниз, к храму – там есть плита воинам Иркутского казачьего войска, павшим в боях за Шипку. И грусть, и горечь, и гордость.

Господь создал человека по образу и подобию, наделив его совестью, любовью, добром, лаской. И дай Бог, чтобы весь мир, и театр в том числе, и через 25 лет, к нашему 200-летию, был добрым, любимым. Дай Бог, чтобы театр сохранил чистоту человеческих отношений. Дай Бог, чтобы театр всегда призывал людей к добру и к миру, и был востребован.

Я не очень верующий человек, но хочу им быть. И я понимаю, что некая сверхъестественная сила есть, которая всё-таки должна сделать мир разумным и правильным. И дай Бог, чтобы при помощи искусства, веры, образования человек стал человеком, тем, ради чего его Господь создал.

…Меня можно, конечно, во многом упрекать. Нет того человека, который праведен и безгрешен. Но человек молится и говорит: прости мне грехи мои, вольные и невольные.