издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Изнанка родительского дня. Кладбищенские истории

Родительский день – очень странная дата. Праздником её вроде не назовёшь. А ведь это церковный праздник Радоницы, поминовение усопших и радость в ожидании их воскресения. Всякий раз он выпадает на будни: девятый день после Пасхи – вторник. Поэтому значительная часть людей едет на кладбище всё-таки в ближайшие к Радонице выходные. То есть и «празднуют»-то её достаточно приблизительно. После войны, когда перешивали старые костюмы внутренней, непотёртой стороной наружу, ходила такая шутка – потереть лацкан собеседника и насмешливо сказать: «Хорошая ткань. А третьей стороны у твоего костюма нет?». Вот и «Иркутский репортёр» заинтересовался – а есть ли третья сторона у родительского дня? И, конечно, её нашёл.

Кладбищенский Догвилль

Шурик, скажем прямо, на роль героя репортажа о светлом родительском дне не подходит совсем. Родился он 27 января 1957 года в селе Бухун под Иркутском и всю жизнь так и прожил бухуном и бродягой – формально прописанный в Свирске, он кочевал по всей стране, сначала по Союзу советских, а потом и по матушке-России, и даже развал СССР застал его в пути из ниоткуда в никуда. Последние несколько лет он прибился к Радищевскому кладбищу. Здесь, в садоводстве имени пионера-героя Володи Дубинина, которое сами его обитатели непочтительно называют «Дубы», есть домик у его племянника Алексея.

В родительский день Шурика было не сыскать – он промышлял на кладбище. На следующий день очень маялся головой, а когда мы приехали, беспокойно спал. Его гостеприимный племянник Алексей, лениво улыбаясь, неспешно повествовал:

– У нас здесь Догвилль, – сказал он, немало удививши нас сравнением местности с Dogville, показанным в психологическом триллере культового режиссёра Ларса фон Триера. Фильм отличался тем, что в нём было минимум декораций, а границы домов и комнат лишь условно обозначены на полу съёмочной студии.

[width=»40%»]
Я сам видел – до пятидесяти стопок с водкой оставляют. Видимо, когда много людей приезжает, но напиваться не собираются, приличные же люди ездят – пьянь на кладбище не поедет поминать, дома помянут. Ну вот, приедут, капнут на могилу для приличия, водка ещё осталась, а домой забирать с кладбища – грех. Её и разливают до конца по всем стопкам.

– Внутри садоводства даже заборов между участками нет, одна межа. Все на виду, поэтому у нас очень спокойно. Мы, наверное, единственное садоводство из окрестных, где почти нет воровства (вдоль объездной дороги кладбища по правой стороне в ряд стоят восемь садоводств, разделённых только заборами, впритык. – Прим. авт.) Опять же все друг друга знают в лицо – садоводство маленькое, девяносто домов, в тринадцати домах люди живут круглый год. Стоит на отшибе, это последняя точка, край географии. Дальше садоводств нет. 

– Что тут за люди живут?

С Радищевским кладбищем через дорогу соседствуют восемь садоводств, стоящих подряд, разделённых только заборами

– У нас в «Дубах» идёт жёсткая сортировка. Ни китайцев, ни «чёрных» сюда не пускают. У нас председатель правления садоводства женщина волевая, и муж у неё какой-то бывший силовик, у них не забалуешь. Вот соседний «Металлист» – более злое место. И люди там какие-то более беспокойные. Иногда молодёжь оттуда приходит сюда к своим друзьям, могут нахулиганить, пошуметь. В общем, возмутители спокойствия. А у нас живут люди интеллигентные. Вон, сосед у меня – артист. 

– Кладбище на жизнь садоводств как-то влияет?

– Здесь очень многие живут с кладбища. Например, кладбищенские – те, которые копают могилы, – сами живут в садоводствах. Их легко узнать – они вечно ходят чёрные, закопчённые, потому что зимой жгут покрышки, чтобы отогреть промёрзшую землю. Их немного, человек пять-семь, но они часто меняются – очень быстро спиваются, хотя мужики по большей части здоровенные. Многие на кладбище кормятся с могил. Кстати, сюда и из города за этим приезжают. Для кладбища «своих» нет, едут все. То есть нельзя сказать, что местные под себя территорию забрали и чужих не пускают.

– Не страшно по соседству с кладбищем?

– Это от человека зависит. Я знаю, некоторым настолько неприятно соседство, что они до Топкинского доехать вызывают такси, чтобы мимо могил не ходить, – тут две минуты ехать, минималка, – Алексей на полуслове задумался и неожиданно изрёк: – На самом деле, каждый относится по воспитанности. Я вот на кладбище стараюсь даже не материться, всё-таки какое-то уважение к месту нужно иметь. Вот Шурик – он ничего не боится. Он и спал на кладбище, и в магазин в Топкинский ночью сгонять для него не проблема……

Уловив волны внимания к своей персоне, Шурик начинает ворочаться, кряхтеть и просыпаться.  

«Для них этот праздник больше, чем Новый год»

Про нашего героя нам рассказал сторож садоводства в родительский день. Здесь его называют «бегунком». У этого слова много значений. Так называют обходной лист при увольнении и какую-то автомобильную деталь, убежавших в самоволку из армии и мелких розничных «пушеров», продавцов героиновых «чеков». Шурика так называют за его готовность в любое время дня и ночи, что очень актуально по причине отсутствия поблизости магазинов, сгонять напрямик, через кладбище, за водкой. За свой небольшой процент. Проще говоря, за сто грамм.

Шурика в «Дубах» приютил его племянник. Теперь в дачном посёлке его дом

Шурик быстро приходит в себя и присоединяется к разговору. О нравах на кладбище он рассуждает с уверенностью сильного профессионала:

– Что на могилах оставляют? В родительский день обычно яйца, конфеты, куличи пасхальные. И писят грамм водки, – выделяет он интонационно. – А если в обычные дни приезжают помянуть, то оставляют конфеты, блины, сигареты, иногда колбаски ломтик. И писят грамм водки, – снова выделяет. 

– А что самое необычное тебе на могилах попадалось? Ну, не знаю, бутерброд с чёрной икрой?

[width=»40%»]
Шурик, скажем прямо, на роль героя репортажа о светлом родительском дне не подходит совсем. Родился он 27 января 1957 года в селе Бухун под Иркутском и всю жизнь так и прожил бухуном и бродягой – формально прописанный в Свирске, он кочевал по всей стране, сначала по Союзу советских, а потом и по матушке-России, и даже развал СССР застал его в пути из ниоткуда в никуда. Последние несколько лет он прибился к Радищевскому кладбищу. Здесь, в садоводстве имени пионера-героя Володи Дубинина, которое сами его обитатели непочтительно называют «Дубы», есть домик у его племянника Алексея.

– Нет, такого не было, – Шурик важно думает. – Помню, был случай – на столике в оградке оставили тридцать пять стопок водки. Все – по писят грамм, – весомо подчёркивает он. 

– Это, кстати, не редкость, я сам видел – до пятидесяти стопок с водкой оставляют. Видимо, когда много людей приезжает, но напиваться не собираются, приличные же люди ездят – пьянь на кладбище не поедет поминать, дома помянут. Ну вот, приедут, капнут на могилу для приличия, водка ещё осталась, а домой забирать с кладбища – грех. Её и разливают до конца по всем стопкам. Типа новая традиция, – вспоминает Алексей, потому улыбается своей ускользающей улыбкой и добавляет: – А из необычного я один раз видел ограду на могиле – высотой два метра, как клетка, её на замок можно было запирать, как обычный амбар.

– Скажи, Шурик, а если меня жена из дома выгонит, смогу я каждый день на кладбище есть? Пропитаюсь, не умру с голода? – любопытствую я, а Шурик вскидывается:

– Нет! 

– Почему?

– Ты же не один! – возмущается Шурик. – Тут знаешь, сколько народа поесть приходит – местные, из Топкинского, из города приезжают! Некоторых я по нескольку раз видел, уже знаю. И обычные люди приезжают, не бомжи какие-нибудь! Здесь не едят, прячут в сумку и домой везут.

Некоторые обитатели дачного посёлка работают через дорогу – на кладбище

– Это правда, – поддерживает беспутного дядьку Алексей. – Я один раз видел приличного вида женщину с девочкой лет двенадцати. У них явно был актёрский талант – со стороны казалось, что они просто пришли своих помянуть. А сами улучали момент, чтобы никто не видел, и собирали продукты с могил в сумку. А уж для бомжей этот день более важный праздник, чем Новый год! Вообще, с кладбища кормятся все, включая домашних животных. Я вчера, в родительский день, собаку из нашего садоводства видел – она возвращалась с кладбища, брюхо набито, уже есть не может, тащит в пасти блин, и по ней, как по человеку, видно, что и не лезет уже, и бросить жалко.

Аборигены «Дубков» рассказали, что в прошлом году на кладбище летом приезжала какая-то большая компания молодёжи. Вели они себя вполне прилично, а удивили местных тем, что привезли с собой большие эмалированные чашки, в которые собирали и сортировали продукты с могил. Всё увезли с собой. А ещё вспомнили, что когда были маленькими, девчонки собирали с могил варёные яйца и делали из них салат. 

Никакой мистики 

Шурик рассказал, что технология съёма продуктов с могил простая, в одно правило: никогда не стоять и не караулить, пока уедут поминающие люди. 

– Здесь нет такого, что могилы поделены между «съёмщиками», – говорит он. – Кладбище большое, всем хватит. А над душой у людей стоять нельзя, караулить «свои» продукты. Некрасиво это. Да и опасно – кому понравится, что какой-то бомж у твоей могилы пасётся и косится на продукты. Могут потрогать за лицо. Расказывают,  иногда сами поминающие подзывают, наливают стопку, говорят: «Помолитесь за усопшего», просят присмотреть за могилой. Но я с таким отношением никогда не сталкивался. Так что даже в родительский день «съёмщики» появляются только к темноте, когда все уже давно разъехались. 

– Сейчас молодёжи в садоводствах осталось мало, а раньше ходили и гоняли таких с кладбища, – добавляет Алексей. 

Шурика в «Дубах» называют просто – «бегунок»

Забавно, как стихийно организована охрана кладбища жителями садоводств. Радищевское кладбище расположено ровно между Топкинским и линией из восьми садоводств. Дачники ходят в микрорайон каждый своей тропой, и получается, что вся территория кладбища нарезана тропинками на ровные поперечные полоски – и житель каждого садоводства гоняет непрошеных пришельцев со своего «подведомственного» сектора.

– Неужели всё так прагматично-бытово? – не удержался я в конце разговора от глупого вопроса. – А где же мистика? Неужели ни светящихся призраков, ни бродячих мертвяков, ни голосов из могил?

– Сколько раз я на кладбище спал по этому делу, – Шурик звонко щёлкает себя по кадыку, – а ничего подобного не видел.

– Хотя всё равно бывает жутковато, – признаётся Алексей. – Если ночь тёмная, на кладбище даже местному легко заблудиться. Рассказывают, что один тип из садоводства ночью пошёл в Топкинский за водкой, решил срезать дорогу и заблудился – до утра между могил слонялся. А если ночь лунная, то кладбище светится собственным отражённым светом, очень необычно. На прошлый Хэллоуин была такая ночь. Никто не рискнул через кладбище идти. Ну, оказалось, что никому и не нужно……У меня сосед есть, приятель, Виталик – здоровенный мужик, а когда идёт через кладбище, всегда включает музыку на мобильном, страшно, говорит, не могу в тишине ходить.

Опасности на кладбище совершенно реальные. Как говорил капитан Флинт, «мёртвые не кусаются», а все опасности исходят от живых. Алексей рассказал, что года три назад у них убили соседа – он шёл через кладбище ночью, а там таксиста душили. Ну, соседа и застрелили, как нежеланного свидетеля. Между тем землю купить в садоводствах по соседству с этим мрачным местом практически нереально. Местные объясняют, что оно находится в черте города. Цены на землю в Иркутске растут из года в год. А мёртвые живым не мешают.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры