Монгольский фактор в стратегии региона
Монгольский
фактор в стратегии региона
Суждения,
излагаемые нами, не являются, за
исключением, быть может, некоторых,
чем-то новым в теоретических
моделях развития России XXI века.
Дело не в новизне, дело в
исторических реалиях,
игнорирование которых обрекает
огромную страну по-прежнему
находиться в состоянии, заметим, не
десятилетнего, а многовекового
перманентного кризиса. Подобного
рода констатация заставляет вновь
и вновь "поднимать на щит" идею
о крайней необходимости решения
"сибирского вопроса". В свое
время Российское государство
стремительным рывком на восток
окончательно заполнило
предназначенный ему "вмещающий
ландшафт". Данный период можно
сравнить с мощным вихрем, который
подняла Россия, взмахивая своим
огромным восточным крылом. В этот
"вихрь" были вовлечены не
только коренные народы Сибири и
Дальнего Востока. Он увлек за собой
Монголию, Китай и Японию. Но вот
"вихрь" утих, и колоссальная
сибирская территория на века
замерла в своей неподвижности. А на
самом деле произошло очевидное
смещение российского центра, что
уже тогда надо было принять во
внимание. Кстати, некоторые и
сегодня, наследуя в значительной
мере идеи евразийцев, склонны
видеть все беды азиатской России в
"немецкой крови"
послепетровских Романовых. В этом
взгляде, безусловно, есть
определенный резон, но выдавать его
за главную причину сибирской
отсталости по крайней мере
несерьезно. Здесь вроде бы обвинять
царственную фамилию в невнимании к
восточным окраинам нельзя.
Должного
внимания и не могло быть, ибо
длительное время, толкая друг
друга, устраивались в своих
границах европейские государства,
и России надо было зорко следить за
этим международным спором. Правда,
уже на исходе романовского
правления Япония напомнила России,
и весьма больно, о забвении ею своих
восточных интересов. Но это все в
прошлом. Каков механизм решения
"сибирского вопроса" сегодня?
Скорее всего, здесь уместно
говорить о двух путях. Первый, более
длительный и видимый только в
перспективе, состоит в активизации
региональных внешнеэкономических
связей лишь при условии и после
достижения так называемой общей
внутренней стабилизации в стране.
Второй, может быть экономически
неправильный, а потому опасный и
непривычный, заключается в
относительно самостоятельном
региональном рывке по направлению
к соседним странам, не дожидаясь
"общего" экономического
подъема, что, кстати, и создаст
условия для выравнивания
российской экономической ситуации
в целом. Как говорится, третьего не
дано. Ибо третий путь есть путь
превращения Сибири в сырьевой
придаток стран АТР.
В этом случае
мы придерживаемся той точки зрения,
что Сибирь с Дальним Востоком
являются экономической системой
макрорегионального уровня, а
страны АТР — окружающая ее среда.
Как считают специалисты, с этих
позиций возможны два типа
сотрудничества: пассивная
адаптация — изменение системы под
воздействием окружающей среды и
активная адаптация — изменение
окружающей среды и системы по
инициативе самой системы. Первый
тип, как отмечалось выше, приведет
огромный регион в сырьевой тупик.
Второй, возможно, выведет Сибирь из
длительного хозяйственного и
социального кризиса.
Но реалии
развития Сибири последних
десятилетий ХХ века таковы, что
возникает закономерный вопрос о
способности системы к активной
адаптации в принципе. Ведь пока
налицо проявление первого типа
взаимодействия с явным
превалированием активного
импульса, идущего от окружающей
среды и приводящею в итоге центр
системы в угнетенное состояние. То,
что центром системы азиатской
территории России является
континентальная Сибирь, а еще
точнее — Восточная Сибирь, вряд ли
может быть подвергнуто сомнению.
Но, как видим, запустить механизм
активной адаптации нам в течение
длительного времени не удается.
В чем же
причина? Целый ряд лет твердим мы о
неразрешенности проблемы
"регион — центр", главным
образом сводящуюся к
экономико-финансовой несвободе
региона. Все это, безусловно,
правильно. Но существует, на наш
взгляд, еще одна причина
"нерабочего" состояния
определенного нами системного
центра. И заключается она в
значительной неточности
воспринимаемых территориальных
рамок самого центра. Они должны
быть существенно скорректированы в
сторону Монголии. Можно предвидеть
скепсис оппонентов в смысле
"мало нам своих проблем".
Уверяем, в данном случае
монгольские проблемы — это совсем
не "лишняя головная боль", а то,
что в значительной степени будет
способствовать формированию
восточной стратегии России.
Ведь сама по
себе прямая восточная линия
сотрудничества неэффективна. Она
заканчивается безусловно
процветающей, но все-таки островной
и "периферийной" Японией.
Ни Ковыкта,
на БАМ, ни "железнодорожные
сны" господина Ямагучи не
придадут Сибири должного уровня
развития. Не отбрасывая этот путь
сотрудничества, более того — на его
основе, следует детально заняться
проработкой южного, т.е.
монголо-китайского, пути. Именно
наш регион призван сформировать —
географически он существует как
данность — сильный
восточно-сибирско-монгольский
экономический центр.
В этой связи
нелишне напомнить о тех активах,
которыми обладает Монголия и
которые должна воспринять и
использовать Россия. К ним
относятся:
— богатые
минеральные ресурсы;
— широкие
возможности использовать энергию
солнца и ветра;
— экономика,
располагающая 30 млн. голов скота;
—
сельхозплощади в 130 млн.га;
—
географическое положение между
Центральной и Северо-Восточной
Азией;
—
расположение между двумя
крупнейшими рынками России и Китая;
— молодая
нация, 75 % населения моложе 35 лет;
— 85 %
населения грамотны;
— сильное
движение в сторону рыночной
экономики;
—
относительно стабильная
внутриполитическая ситуация.
Исторически
уже доказано, что наиболее
оптимальным вариантом для Монголии
в целях оживления ее экономической
сферы является использование
имеющегося промышленного и
научного потенциала Восточной
Сибири. Но каков уровень
российско-монгольских отношений
сегодня? Поразительно, но он
примерно соответствует оценке,
данной в начале века известным
монголоведом, академиком Б.Я.
Владимирцовым: "Наше
правительство, с одной стороны, как
будто и хочет что-то сделать в
Монголии, но… с другой стороны,
ничего, решительно ничего не знает
о Монголии, никто ею не
интересуется и не понимает, как она
важна и нужна для России и для
Сибири в особенности. У нас и не
поймут, что Монголия — не
Маньчжурия. Постепенно, кажется,
все-таки в обществе начинают
появляться трезвые мысли".
Последние 2-3
года свидетельствуют, что интерес
Монголии становится заметной
тенденцией в нашем регионе. В
экономической стратегии областной
администрации все отчетливей
начинает вырисовываться
монгольское направление. Наступил
этап придания этому направлению
вполне определенных очертаний, что
потребует значительных усилий как
со стороны
организационно-управленческих
структур, так и со стороны
региональных
научно-исследовательских
учреждений.
Нет сомнений,
что Монголия по-прежнему крайне
заинтересована в экономическом
присутствии северного соседа. При
условии активной экономической
политики на монгольском
направлении. Через сто лет, т.е. в
начале ХХI в., возможно
"повторение" исторического
цикла, и вновь, как и в начале ХХ в.,
сибирский регион окажется в
наиболее выгодных условиях. Фактор
географической близости будет
работать на опережение японских,
корейских и, тем более, европейских
интересов в Монголии.
В этой связи
уже сегодня обучающим структурам
Восточной Сибири следует
задуматься и быть готовым к
подготовке специалистов,
ориентированных на монгольский
рынок, о котором почти совсем
забыли, может быть, думая, что его не
существует вообще. До недавнего
времени считалось, что наиболее
перспективными направлениями в
плане подготовки регионоведов,
экономистов, переводчиков и т.п.
будут китайское, корейское и
японское. Именно под эти
направления открывались в вузах
новомодные восточные факультеты.
Сегодня вполне очевидно, что
предполагавшаяся востребованность
в такого рода специалистах
оказалась, мягко говоря,
проблематичной.
Возникает
закономерный вопрос о
квалифицированном кадровом
обеспечении наметившегося
монгольского направления. Ведь в
том же Иркутском госуниверситете в
первые годы его существования
сложился довольно сильный
коллектив ученых-востоковедов. Так,
еще в 1917 г. Б.Я. Владимирцов в письме
к А.В. Бурдукову в Монголию отмечал:
"В Иркутске собирались открыть
университет с монгольской и
другими восточными кафедрами. Если
это осуществится, обязательно
перейду в Иркутск, который, думаю,
должен сделаться центром научного
и практического изучения
Монголии".
В
современных условиях в
университете не только сумели
сохранить научный монголоведный
потенциал, но и придать ему
заметную прикладную
направленность. Подтверждением
того понимания, с которым подходят
областная администрация и
руководство старейшего вуза
Восточной Сибири к вышеизложенным
проблемам, стало создание при
университете Центра изучения
Монголии. Являясь прежде всего
научно-информационной и
координирующей структурой, центр,
тем не менее, готов оказывать
практическую помощь
государственным и коммерческим
организациям региона в реализации
их совместных проектов с
монгольской стороной. В сферу
деятельности центра входят
оказание консультационных и
образовательных услуг, научная
экспертиза широкомасштабных
проектов и программ, разработка
новых форм сотрудничества в
гуманитарной и культурной сферах.
Надеемся, что
новый импульс
российско-монгольским связям в их
региональном варианте придаст
запланированная на середину
декабря с.г. международная
научно-практическая конференция
"Россия и Монголия в
многополярном мире: итоги и
перспективы сотрудничества на
рубеже тысячелетий", проведение
которой готовит Иркутский
университет совместно с областной
и городской администрациями.
Что касается
гуманитарной области, Монголия
по-прежнему представляет интерес
для России, несмотря на то, что
количество контактов по этому
направлению уменьшилось почти в 50
раз. Прежде всего Монголия —
государство, основная часть
интеллигенции которого прошла
обучение в бывшем СССР. Поэтому
надо рассматривать наших соседей
как сферу активного применения
русского языка. Без особых
капиталовложений мы имеем
возможность сохранить свое
культурное присутствие. Например, в
условиях финансового и
экономического упадка России и
Монголии наименее затратным, но
наиболее действенным путем в
области подготовки монгольских
специалистов вновь видится
"путь" через Восточную Сибирь.
Напомним, что
с разницей почти в сто лет Монголия
дважды выходила из ситуации
"имперского краха". В начале XX
в. страна, находившаяся в системе
Цинской империи, сумела, не без
помощи России (царской, а затем
советской), выйти из-под китайского
влияния. Со временем Монголия была
включена в социалистическую
систему и попала под
непосредственное влияние "новой
империи" — СССР.
В конце века
терпит крах и это имперское
образование, происходит вновь
"освобождение" Монголии. Что
дальше? Не случится ли очередной
обратный исход страны к давнему
южному патрону? Сама Монголия,
провозгласив диверсификацию
внешнеполитических и
внешнеэкономических связей,
естественным образом стремится к
соблюдению золотой середины. В свою
очередь Китай и Россия, как и сто
лет назад, будут рассматривать
Монголию в качестве важнейшей
составляющей по укреплению своих
позиций в Азии. Потеря Монголии
будет означать для России не просто
потерю одной из сфер своего
влияния. Произойдет искажение
экономического и геополитического
фона, что нежелательно, особенно
для сибирской территории.
В целом,
возвращаясь к российским
проблемам, следует сказать, что
восточное крыло страны огромно. И
если сравнивать Россию с
гигантской птицей, то общий ее вид
явно вызывает недоумение. При
попытке сделать взмах ее левое
крыло совершает неестественные
движения, складываясь самым
нежелательным образом. И
исправление такого
"врожденного" изъяна
заключается в активной
внешнеэкономической, научной,
образовательной и другой
деятельности при определенной
поддержке центра и с обязательным
учетом монгольского фактора.
Е.
ЛИШТОВАННЫЙ, доктор исторических
наук, зам. директора Центра
изучения Монголии при ИГУ.
Ю. ПАРХОМЕНКО, историк, заслуженный
профессор Иркутского
государственного университета.