Где-то на середине
реки мощно всплеснуло, затем ближе, еще ближе, и вот
я вижу, как по поверхности, отчаянно работая плавниками
и всем телом, к берегу, прямо ко мне, так и кажется —
с визгом, стремительно несется сорожка, небольшая рыбка.
А за нею метра через два несколько раз круто поднимается
бугор воды, разрываемый на поверхности широким красным
боком. Таймень! На сей раз у него неудача, сорожка подлетела
на самую мель мне под ноги и, распустив перышки, остановилась,
«запыхалась». А владыка нашего омута
гонится уже за следующей, эта к берегу не успела. Ниже
по течению второй таймень «играет» — он просто чуть
высовывается над поверхностью и, негромко плеснув, уходит
в свои владения.

Поймать такого тайменя в те поры можно было разве только
неводом, что мужики и делали. Да еще осенью ночами по
светлой воде острогою с плота или лодки. В носу такого
«плавсредства» укреплялась железная «коза», на нее клали
смоляные чурочки, которые ярко горели. С таким светом
плыли вниз по течению и кололи рыбу. Отец рассказывал, что
раньше в Курбе бывали такие тайменищи, один Куприяна
с плота сбросил, когда тот ударил его острогою!

Дед Дементиян, сосед, первым освоил «блестушку» — прообраз
будущего спиннинга — и однажды поймал, помню, небольшого
тайменя.

Таймень в неводе — это зрелище! Подтягивают мужики
к мелководью невод. Все молча, напряженно смотрят на
воду, двое-трое придерживают тетиву. Вот у одного из
них тетива резко, сильно дернулась, второй ту же вскрикнул
от удара по ноге. И все враз закричали: таймень! Кто
кинулся надежнее прижимать ко дну нижнюю тетиву, кто
быстро сводить концы невода. И все с криком — советами
всем и каждому. За километр услышишь: тайменя подтянули!
У невода есть «мотня» — ловушка для рыбы. Но таймень
соображает и, ткнувшись в нее, стремительно кидается
к берегу. Вода взболомучена, ничего не видно, кроме
темного буруна, поднятого рыбищей, бросающейся то в
невод, то к берегу. Случалось тайменю прорвать мотню,
либо поднырнуть под нижнюю тетиву. Упреков взаимных
у мужиков тогда — не высказать! Я, увязавшись с отцом
на такую рыбалку, бывал свидетелем и ловли больших тайменей,
и неудач рыбацких.

Первый мой таймень, стыдно признаться, потянул
бы от силы граммов на сто. Добывал я его на сорожку,
увидел сквозь тонкий лед на мелководье и ударил чуркой.
Батя пожурил: «Зачем уж такого-то…» Не видел,
говорю, а самому жалко и стыдно.

… Тропа на Горячие ключи в одном месте особенно близко
подходит к реке, и с высокого берега отлично — до дна
— видно огромное Синее улово. Всякий раз, проходя мимо,
я присматривался: сколько там нынче стоит тайменей?
Как-то само собою получилось, что я истово заинтересовался
учетом численности этой рыбы в реках северо-восточного
побережья Байкала — Большой и Томпуде. Наверное, почувствовал
нависающую над этой рыбой опасность: повсюду стал появляться
спиннинг, и у меня самого в том числе. Как вскоре стало
ясно, это явилось серьезной угрозой всему тайменьему
сообществу во всех реках, где он водился. И даже в Байкале.
Спиннинг оказался столь уловистой снастью, что впору
его было объявить браконьерской.

В те поры при работе в Баргузинском заповеднике полевым
довольствием у нас была разве что только баклажанная
и кабачковая икра да сухари. Вот и ловили на полевых
работах (а я уходил из поселка на два-три месяца в
пеший одиночный маршрут) ленков и тайменей, их было
много.

… Сегодня, поднявшись на яр над Синим омутом, я не
верю глазам: на песчаном дне, где обычно видел три-четыре
темных тени, стоит их шестнадцать! Впереди самые большие,
самый маленький — последним. «Маленький» килограммов
на восемь-десять. Но самый первый — о-о-о! — на пятьдесят,
не меньше! Он не самый длинный, но самый толстый. Безусловно,
владыка. Стоит он один, остальные позади метрах в трех
и тоже по размерам, иерархия соблюдается неукоснительно,
растянулись по всему улову. Многие — чувствуется —
парами. Я и раньше замечал: по крайней мере летом таймени
держатся парами, похоже — с нерестового периода, а
может, это у них на всю жизнь.

Сотрудничая с профессором Иркутского университета К.
И. Мишариным, я от всех пойманных в те поры тайменей
посылал ему весь доступный мне научный материал: от
размеров тела, массы, содержимого желудка до чешуи,
по слоистой структуре которой ихтиологи узнают возраст
рыбы. Такого материала за три года набралось более
чем от десятка тайменей. Но такого тайменища я еще не
видывал. Загоревшись поймать Хозяина Синего улова, через
час, слетав по тропе до зимовья — моей базы, я заявился
сюда со спиннингом. Стоят, как стояли. Забросил, хорошо
вижу саму блесну, заманчиво провилявшую перед самым
носом Хозяина, но ни он, ни его свита даже не пошевелились.
Зато вылетел сзади «маленький» и у самого берега, наверное,
видя, что никому больше эта добыча не нужна, зайдя чуть
сбоку, схватил ее. Сидя на блесне, он начал носиться
взад-вперед по улову, невзирая на субординацию. Я надеялся,
что таймешек сорвется и попытаюсь еще раз подсунуть
блесну Хозяину, но он сел крепко и начал уставать. Ничего
не оставалось, как вытащить его на берег.

А в это время
Хозяин и его свита (каждый приблизительно от пятнадцати
до тридцати кило) забеспокоились и кто по одиночке,
другие парами ушли кто вверх, кто вниз по течению. Что
это было за тайменье собрание, я не знаю; если бы
шел сентябрь, можно было бы подумать, что они готовились
выйти в Байкал на зимовку. Многие таймени из рек —
притоков Байкала — уходят в него на зимовку, это известно.
И там их ловят либо сетями, либо на блесну из продолбленных
лунок. Такого тайменя на 32 кило (на фото) поймал сетью
зимою 1959 года работник Баргузинского заподведника Толя
Татаринов.

Профессора М.М. Кожов и К.И. Мишарин в 1958 году писали:
«… таймень широко распространен в реках Сибири. Часто
встречается вдоль берегов открытого Байкала. Половозрелость
наступает к 6 годам, количество икринок — до 40 тысяч.
Вес к пяти годам — полтора килограмма, к десяти —
десять (при длине в один метр). Встречаются до 60 килограммов».
Я же знаю случай, когда зимою 1948 года на севере
Байкала поймали гиганта в 80 кило!

В начале 70-х я прошелся по моей Курбе со спиннингом.
Многие прошел улова, от которых, впрочем, остались едва
ли не одни только отмели. Мне необычайно повезло —
я поймал таймешка на два кило…

Где теперь это богатство? Как непростительно запоздало
наше природоохранной просвещение… Ну, хоть теперь-то
надо перестать ловить тайменя, последние ведь остались.
Так нет, иностранцев вот возим. Они, говорят, отпускают
пойманного, а я знаю: таймень столь упорно борется за
жизнь, что, исчерпав силы, случается, умирает прямо
на блесне.

Иногда я вспоминаю того владыку Синего омута. Тогда
горевал, что не поймал, теперь — радуюсь; может, он
оставил после себя нового Хозяина, и дай Бог, чтобы
его никто не поймал. Пришли новые времена, ничто в природе
не стало неисчерпаемым. С исчезновением же из рек тайменя
потеряют они главное свое богатство.