Авторы со своим читателем принципиально не заигрывают и популярную литературу, надо думать, презирают, и, чтобы оценить их рафинированный академический язык, нужно иметь определённую привычку к чтению подобной литературы. Случайному читателю для усвоения этого труда потребуется приложить усилия, но, поверьте, результат того стоит.

Как правило, наши познания о взаимоотношениях Российской империи и Сибири ограничены усвоенными за школьной партой представлениями, что Сибирь была аграрно-сырьевым придатком, а также местом каторги и ссылки. Иркутянин, пожалуй, вспомнит о декабристах, а может быть, и упомянет имена генерал-губернаторов Сперанского и Муравьёва-Амурского. Между тем имперская модель управления сибирской окраиной была сложна, архаична и по-своему интересна. Авторы монографии скрупулёзно её исследуют, проводят параллели и указывают на различия в управлении Сибирью от управления Польшей, Финляндией или Кавказом, которые в глазах Петербурга тоже были окраинами, пусть и менее глухими и отдалёнными, чем азиатская Сибирь. В книге подробно разбирается региональный компонент управления: компетенции губернской администрации, механизм взаимоотношений центральных и местных органов власти, особенности управления народами Сибири.

Согласитесь, для людей, которые чувствуют себя сибиряками, небесполезно узнать, например, о том, что генерал-губернатор Сибири, как правило, принадлежал к верхушке правящей бюрократии и обычно был военным человеком в чине генерал-лейтенанта или полного генерала. Губернаторская должность была несравненно ниже, чем должность генерал-губернатора. Власть генерал-губернатора носила политический характер, его назначение являлось личным выбором монарха, а кандидатов на губернаторский пост, как правило, представлял министр внутренних дел из числа провинциальных чиновников или армейских генералов, расставшихся с надеждами на дальнейшую военную карьеру.

Анализируя имперскую региональную политику на примере деятельности особых комитетов по управлению регионом, авторы признают, что конечная цель этих высших территориальных комитетов заключалась в том, чтобы увязать Сибирь с Россией: «Призрак потенциального сепаратизма неотступно преследовал сановный Петербург на всех этапах и уровнях взаимоотношений центра и периферии», – признают авторы. Во второй половине 19 века на восточных окраинах России сепаратистский кошмар начал обрастать плотью и кровью: зародилось областничество, новое общественное движение, лидеры которого сначала выдвинули тезис о Сибири как о специфической территории в составе Российского государства, а впоследствии пришли к осознанию колониального положения Сибири в составе Российской империи. Однако первые же попытки областников довести своё видение положения региона до широких слоёв общественности быстро закончились «Делом сибирского сепаратизма» 1865–1868 гг.

Да, книга «Сибирь в системе имперского регионализма (1822–1917 гг.)» отнюдь не популярное чтиво. Тем не менее этот коричнево-золотистый том, вышедший, кстати, в серии «Россия Азиатская» при участии Межрегионального института общественных наук при Иркутском государственном университете, займёт своё место на полках историков, преподавателей и краеведов и, кстати, будет отнюдь не лишним в библиотечке, например, регионального политика или чиновника. Ибо исторические сюжеты порой повторяются, а умным людям лучше учиться на ошибках и достижениях предшественников.