«Таню выбрали»

В детях дома малютки нет ничего сиротского, что молва обычно приписывает детдомовцам – забитость, агрессивность, неуверенность. Они беззаботно играют на цветных коврах в группах. Доброжелательно относятся к незнакомцам. Веселы и контактны. Они ярко и добротно одеты. Всё это похоже на обычный детский сад. Единственное отличие совершенно умозрительное: когда новый человек заходит в группу, глаза детей следуют за ним неотрывно, постоянно, с непонятным ожиданием. Головы поворачиваются, как одуванчики за солнцем. 

Девочка, сидящая в бассейне с цветными шариками, смотрит на окружающее с какой-то несокрушимой уверенностью в завтрашнем дне, спокойно и прямо. Главный врач дома ребёнка Светлана Харчук объясняет:

– Это Таня. Её выбрали…

Это значит, что скоро Таня уедет жить к новым родителям. Зато девочка, одиноко сидящая в манеже, имеет обречённый вид узника замка Иф. Воспитательницы объясняют, что она простыла, носик течёт, и, чтобы не заражать остальных, её посадили в карантин, наедине со всеми. 

В третьей группе, где возятся детишки в возрасте до года, пахнет молоком и мокрыми пелёнками. Груднички вповалку лежат в манежах, ползают по тёплым коврам, воспитательницам, игрушкам, гулят, хныкают, пытаются ходить… Девочка в синеньком платьице сидит отдельно.

А со стороны кажется – обычный детский сад

– Это Наташа. А отдельно, потому что обижают – бьют, отбирают игрушки, – рассказывают нянечки, не прерывая кормления очередного бутуза из бутылочки с соской.

– Почему обижают?

– Особенность брошенных детей, – философски поясняют «Иркутскому репортёру». – Они очень точно чувствуют даже в таком возрасте, кто слабее, кто не может дать сдачи…

– Это правда, – вздыхает Светлана Харчук. – У нас одну девочку удочерила пара из Питера. Потом позвонили, смеются, рассказывают: «Как вы их там воспитываете? Мы отдали её в детский сад – она через неделю всю группу выстроила по своим правилам, воспитатели ничего поделать не могут, не хватает у них авторитета против нашей девочки!».

– У вас уютно…

– Спасибо спонсорам, – облегчённо вздыхает Светлана Евгеньевна. – От государства в достатке поступают питание и лекарства. Остальное – от спонсоров. Здание построено по южному проекту, хорошо, в этом году сделали ремонт, поставили новые пластиковые окна, теперь тепло, даже когда не включаем обогреватели. Нашему дому пятнадцать лет, а детскому садику, который здесь был до нас, все двадцать пять. Это – вторая группа, всего их у нас шесть. 

В областном специализированном доме ребёнка №3 (всего в области восемь таких домов, из них три – в областном центре. – Авт.) для детей с органическим поражением центральной нервной системы с нарушением психики содержатся 83 маленьких человечка в возрасте до четырёх лет. Из них только тридцать – дети-инвалиды с поражением ЦНС, с синдромом Дауна, детским церебральным параличом, врождёнными аномалиями головного мозга. Их никогда не усыновляют. В отличие от остальных – главный врач Харчук с гордостью сообщает, что за последние три года нормальные детишки почти не передаются из дома ребёнка в детские дома области: «Все уходят в семьи». Но это уже конец истории, хеппи-энд. А начинается всё с роддома и с отказа. Или с бегства…

Классические подкидыши сейчас редкость

В дома ребёнка подавляющее большинство детей попадает из роддомов, где матери либо пишут официальный отказ от ребёнка, либо попросту сбегают. «Попросту сбегают» две трети от общего количества бросивших своих новорождённых биологических матерей. Незначительная часть детей поступает из ИДН – это дети, изъятые из неблагополучных семей, где их жизни и здоровью угрожает опасность. И только два случая было на памяти работников дома ребёнка, чтобы детей им подкидывали.

Второй случай был трагичным. Весной 2005 года в двери дома ребёнка вошла женщина, которая вела за руку ребёнка. Она посадила его на стул перед кабинетом главного врача и, рыдая, убежала. Потом её нашли через органы опеки. Оказалось, она не могла обеспечивать умственно отсталого ребёнка лекарствами, к тому же её выгнала из дома собственная мать – именно из-за ребёнка-инвалида. 

Таню выбрали, поэтому на мир она смотрит уверенно. А остальные малыши настроены не столь радужно

– Таких матерей трудно осуждать, – печально комментирует Светлана Евгеньевна. – У нас были реанимационные дети-инвалиды, которые должны находиться под постоянным медицинским наблюдением. Есть дети с анэнцефалией (отсутствием больших долей головного мозга), есть ребёнок с анофтальмией (отсутствием обоих глаз), четыре даунёнка. Я могу понять молодые семейные пары, у которых жизнь только начинается, и вдруг на шею падает такое ярмо, а ведь это на всю жизнь! 

Сотрудники дома ребёнка припомнили только один хеппи-энд для ребёнка-инвалида. У пары 20-летних иркутян, красивой и совсем молодой семьи, родился ребёнок с синдромом Дауна. Он чем-то болел ещё с родильного дома, мама лежала с ним в отделении патологии новорождённых, они очень тяжело переживали горе и только спустя месяц решились отдать свою кроху в дом ребёнка. В доме ребёнка он провёл меньше недели – через четыре дня они приехали, сказали, что долго совещались и решили всё-таки его забрать домой. Но это – редчайший случай. 

А первый раз это случилось ещё в ноябре 2003 года, ранним вечером. В двери дома ребёнка позвонили. Поскольку двери и так никогда не закрываются, на звонок обратили внимание не сразу. А когда подошли и открыли, оказалось, что на крыльце лежит маленький свёрток. В чудовищно грязное одеяло был завёрнут грудной ребёнок, мальчик. Когда его распеленали, из тряпья выпал засаленный мятый листочек в клеточку, на котором было написано только одно слово: «Ваня».

Когда чуть позже стали расспрашивать персонал, оказалось, что несостоявшуюся мамашу случайно видели – она спокойно, не торопясь, ушла. Выглядела «как бичиха» – грязные лохмотья одежды и пропитое рано постаревшее лицо с неопределимым возрастом. Она не стала дожидаться, пока дверь откроют, даже несмотря на то, что был морозный ноябрьский вечер. Мальчику повезло – Ваня оказался здоровеньким, вырос общительным и контактным, и в два года его забрали в семью. 

– Говорить так жестоко, но лучше уж дом ребёнка, чем жизнь с такой матерью, – убеждена главный врач. – У нас есть дети, рождённые от матерей, которые всю беременность пили или кололись. Есть «постоянные клиентки», которые рожают каждый год и их с такой же периодичностью лишают родительских прав. 

Это очень странные женщины. Они жизнеспособны и выносливы, как крысы. Несмотря на образ жизни, они рожают здоровых детей. Но возраст и жизнь с диагнозом «полинаркомания» (когда алкоголь не мешает употреблять наркотики) в не-

благоприятных условиях всё равно быстро начинают сказываться, и с какого-то момента каждый следующий ребёнок всё более ослаблен, всё сильнее болен – они рождаются со всё большим количеством нарушений, проявляются генетические заболевания.  

Скорбные дела несовершеннолетних

Та небольшая часть «поступлений» в дом малютки, которая приходит от инспекции по делам несовершеннолетних, выявляется в результате рейдов милиции. Классический «путь домой» выглядит так. Новорождённый первые месяцы жизни находится под наблюдением участкового педиатра. Если маман не соизволит регулярно отмечаться в поликлинике и не пускает домой медсестру, информация об этом уходит в ИДН, и уже инспектора вместе с сотрудниками милиции идут незваными гостями в дом к несознательной роженице. 

Светлана Харченко: «В последние годы мы почти не отдаём детей в детские дома – большинство уходят в семью»

В прошлом году был случай, когда таким образом в Смоленщине выявили семью, где трёхмесячный грудничок сидел с дедушкой. Еды в доме во время рейда не обнаружили. Дед объяснил, что мамочка находится в многодневном творческом запое, а папаша вообще грабитель-рецидивист и сейчас где-то промышляет неизвестно чем. Этот малыш – седьмой ребёнок в семье, а в отношении шестерых его братьев и сестёр мама уже лишена родительских прав. 

Самое удивительное в этой истории, что, пропив исподнее, честь и последнее, мамаша нарисовалась в доме малютки с категорическим требованием вернуть ребёнка в семью. Когда ей не менее категорически отказали, она в следующий раз пришла с папашей-рецидивистом, который немедленно принялся угрожать работникам дома ребёнка ужасными криминальными разборками, обещал подтянуть братву на джипах во двор с песочницами и качелями и научить всех жить по понятиям. Но когда услышал, что на разборки от дома ребёнка приедет обычный патруль милиции, как-то быстро сдулся и ушёл не попрощавшись. Как истинный английский джентльмен. 

Хотя бывают и среди неблагополучных семей настолько чадолюбивые, что после изъятия ребёнка в них просыпается чувство запоздалой родительской ответственности. Довольно часто бывает так: мама оставляет ребёнка случайному знакомому и подаётся на заработки. Знакомому быстро надоедает подкидыш, и он сдаёт его в ближайшее отделение милиции. Малыша оформляют через ИДН в дом ребёнка, а через некоторое время появляется непутёвая мамаша и требует вернуть дитя. 

Но в этом случае ей приходится доказывать свою состоятельность в качестве родителя – она должна убедить суровых инспекторов по делам несовершеннолетних, что у неё есть где жить и чем питаться – то, что называется «приемлемые социобытовые условия проживания». Она должна иметь постоянное место работы. И обязательно навещать ребёнка в доме малютки. К сожалению, эту проверку на материнство выдерживают очень немногие. Чаще мамаши снова теряются, их лишают родительских прав, а ребёнок готовится на усыновление. 

Настоящие «кукушки»

«Кукушками» обычно называют тех горе-мамаш, которые бросают своих детей родне и отправляются кочевать – «лето красное пропела, оглянуться не успела»… Это неверно по определению, ведь кукушки подкладывают птенцов в чужие гнёзда. Но Светлана Харчук рассказала про двух настоящих «кукушек». Как уже говорилось, подавляющее большинство жителей дома малютки пришли в него из роддомов, где биологическая мать либо написала отказ, либо попросту сбежала. Всем живётся проще, включая новорождённого, если женщина написала добровольный отказ. Не теряя времени, на малыша оформляют документы, вносят в базу данных на усыновление органов опеки. Чем ребёнок меньше, тем больше шансов на скорое усыновление. 

«Иркутскому репортёру» пришлось вспомнить навыки переодевания мокрых карапузов

Если мать сбегает из отделения, то составляется «акт об оставлении» и в течение месяца все причастные социальные службы ищут мать или любых родственников – бабушек, тёток, дядьёв. Как правило, женщина поступает в роддом с паспортом и полисом, по которым можно легко найти если не её, то хотя бы какую-то родню. Если документов при ней не было и установочные данные записаны с её слов, то информацию проверяют через паспортный стол. В это время новорождённого обследуют, если нужно – лечат и передают эстафетой в дом ребёнка. Там на малыша заводят социальное дело, в котором находятся все сведения о жизни, здоровье, характере и внешних и особых приметах. 

Из дома ребёнка в адрес матери направляют типовое письмо: «Сообщаем вам, что ваш сын находится в нашем учреждении с такого-то года. Для определения дальнейшей судьбы ребёнка просим сообщить о ваших намерениях. Для этого вам необходимо явиться в органы опеки по адресу такому-то и написать заявление о возврате вам ребёнка или заявление об отказе от ребёнка. В случае вашего отказа мы будем вынуждены подать иск о лишении вас родительских прав и взыскании алиментов. Вы можете навестить вашего сына в доме ребёнка». 

Если мать молчит в эти первые полгода жизни своего сына или дочки, то её лишают родительских прав через суд по месту жительства, а ребёнка ставят в базу данных на усыновление. Но бывают мамаши с выдумкой…

Год назад в одном из роддомов Иркутска остался брошенная девочка. От сбежавшей на третий день после родов матери имелись только данные, записанные с её слов, – паспорта при поступлении у неё не было. На основании этих данных девочке выписали свидетельство о рождении на фамилию матери. Новорождённую обследовали и в три месяца перевели в дом ребёнка. И принялись искать родительницу – она указала адрес проживания в Усолье-Сибирском. Вот тут-то специалиста по социальной работе ждала детская неожиданность: в ответ на типовое письмо в дом малютки явилась 22-летняя девушка и с раздражением спросила, что за дурацкие шутки позволяют себе его работники?  

Когда в ситуации разобрались, она оказалась настолько комичной, что всем стало совершенно не до веселья. Эта девушка учится в одном из вузов Иркутска, замужем, воспитывает двухлетнюю дочку. В прошлом году она потеряла паспорт. Конечно, никого она не рожала, кто-то очень умело воспользовался её установочными данными из потерянного документа – сам паспорт в роддоме не предъявили, чтобы не обнаружилось несходство фотографии и реальной физиономии «кукушки». 

– Но ситуация совсем не смешная! Свидетельство о рождении выписано на её имя и фамилию. Сейчас она должна доказывать, что не является матерью: подать в суд исковое заявление на исключение её из актовой записи, взять справку у гинеколога, что она в это время не была беременна, собрать свидетельские показания соседей, с работы или учёбы, что никто её не видел с предательским пузиком, – объясняет Светлана Евгеньевна. – А девушка явно не понимает, насколько это всё серьёзно. Она приходила второй раз в начале мая, никаких документов ещё не собрала, возмущается: «Да почему я вообще должна доказывать, что не рожала?!». Да потому, что формально, по документам, она является матерью и, если она ничего не предпримет, мы вынуждены будем идти обычным путём – подавать в суд на лишение именно её родительских прав и оформление алиментов. 

Примечательно, что это второй подобный случай: весной прошлого года похожее проделали с иркутянкой, живущей в Юбилейном. Правда, тогда всё закончилось проще – она пришла на суд со своим 6-месячным ребёнком, которого ещё кормила грудью. Понятно, что с разницей в полгода она не могла родить двух разных детей. Но этот случай был последним – теперь запрещено выписывать свидетельства о рождении со слов матери, а не по данным паспорта. Если у роженицы нет документов, то в графе «мать» ставится прочерк. И если мать пропадает из роддома, то ребёнок сразу готов для передачи на семейные формы воспитания – усыновление, опеку, в приёмную семью.

Как в детский сад, и немного хеппи-эндов

История очень банальная: в 2008 году 18-летняя девочка из Усть-Ордынского округа приехала учиться в Иркутск, поступила в ИГУ, пьяный воздух свободы ударил в голову, и однажды она проснулась в состоянии тяжёлого головокружения от успехов и тестом на беременность с двумя полосками в кулачке. Девочка из глухой бурятской деревеньки не придумала ничего умнее, как скрыть беременность от семьи, а самого малыша сдать в дом малютки. 

«Пусть мама услышит, пусть мама придёт, пусть мама меня непременно найдёт». 182 первых дня жизни у грудничков сохраняется надежда, что мама одумается и заберёт домой.

К счастью для неё и для малыша, её увидел в состоянии глубокого токсикоза кто-то из земляков, о беременности стало известно в деревне, и скоро в Иркутск, в общагу приехала вся деревня. Сначала дурочке долго и вдумчиво вкладывали в мозг прописные истины, а также всей деревней приехали в дом ребёнка и забрали малыша домой. Он прожил в учреждении меньше года. Отчасти всё обошлось так легко потому, что девочка догадалась не писать отказ от ребёнка, а заключила с домом малютки временное соглашение на содержание ребёнка – такое иногда допускается для молодых матерей, попавших в сложную жизненную ситуацию, когда она не может прямо сейчас забрать новорождённого домой. Если нет дома, например. 

– Некоторые воспринимают это как ясли-интернат, приходят сюда, требуют особого отношения, скандалят: «Почему ребёнок плачет?» – улыбается Светлана Евгеньевна. – Сейчас, правда, у нас нет никого по временному соглашению – не хватает мест для отказничков, в дома ребёнка стоит очередь. Из всех временных детишек не забрали только одного – мама была беспутная, всё обещала забрать, а сама ни разу к нему не приехала. Два года нас мурыжила, потом её лишили родительских прав, да что толку – время ушло, мальчик подрос, теперь вряд ли попадёт в семью. Знаете, как говорят: «Все любят щенков»; в смысле – больше любят маленьких и усыновляют их охотнее.

Процедура усыновления очень простая, с минимумом бюрократии. В органах опеки паре, доказавшей свою способность усыновить ребёнка, предлагают порыться в базе данных. Там содержатся только фотография и общие данные о характере и здоровье. Когда пара выберет кандидата на усыновление, ей выдаётся «направление на посещение ребёнка» – в течение десяти дней они могут ходить к своему избраннику, знакомиться и общаться. На эти десять дней данные ребёнка в базе данных временно блокируются, чтобы не получилось, что на одного ребёнка претендуют две семьи. 

Тогда же претендентам на родительство дают ознакомиться с социальным делом, где о ребёнке находится полная информация: о семье, из которой он пришёл, о матери, о её заболеваниях, о всём багаже прошлого. И тогда следует окончательное решение, причём его принимают не только новые родители, но и коллегия дома ребёнка во главе с главным врачом, – отдавать ли ребёнка этим людям. 

За прошлый год в семью ушли 33 малыша. В 2006-м их было всего десять. Некоторые усыновители поддерживают с домом ребёнка постоянную связь, приходят с фотографиями, приводят малютку в его первый дом. Некоторые, наоборот, стараются полностью вычеркнуть из памяти всё, что связано с актом усыновления, – «это только наш ребёнок». Некоторые усыновители уезжают из дома и имитируют беременность, чтобы все, включая самых близких родственников, были уверены – это действительно ребёнок, рождённый в их браке. Была одна семья, которая усыновила мальчика, а когда ему исполнился год, пришли с ним за руку – ещё и за девочкой.

Но груднички ждут свою маму. На усыновление ребёнка ставят только через полгода поисков родни. Эти 182 дня младенцы лежат в кроватках, пускают пузыри и терпеливо ждут, что мамы одумаются и заберут их домой. Ещё не поздно.