издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Недвижимые богатства

На перроне мелькнуло знакомое лицо, но имя этого господина не всплыло в памяти – и Давид Хаимович Кузнец, чуть помедлив, прошёл в вагон, где его уже поджидал компаньон, Пётр Карпович Щелкунов. Это был коммерсант другого, более молодого поколения, но и с ним оказалось много общего: оба далеко заглядывали в будущее, обоим везло в рискованных предприятиях, наконец, у обоих было лишь домашнее образование и «жадность» до всего неизвестного.

«И чтоб вровень с западом»

Вот и сейчас, даже и не сняв ещё шляпу, Щелкунов уже разложил технические журналы – верно, всю дорогу будет рассказывать об электрических машинах, паровых котлах, вагонетках для доставки угля на поверх-ности. И о том, как бы здесь, под Иркутском, запустить производство всего, что требуется для рудников. «Да так, чтобы вровень с западом!» (любимое Щелкуновское выражение). Та же устремлённость читается и между строк его книжки, недавно изданной («Каменноугольные рудники П.К. Щелкунова»), и в ещё вынашиваемом проекте Черемховского коммерческого училища.

«И ведь будет, будет это училище! Как не быть, когда торговый дом «Щелкунов и Метелёв» шагает с таким размахом от Иркутска до Нижнеудинска, от Нижнеудинска до Киренска…» – ход мыслей Давида Хаимовича неожиданно прервал Пётр Карпович, представляя вошедшего к ним «знакомого незнакомца», мелькнувшего на перроне: 

— Вахрушин Константин Капитонович, коллежский советник. Да, должно быть, встречались на Амуре. Он и теперь оттуда. Между прочим, посетил недавно Амчунские прииски – наследие покойного Бутина. 

Минутою позже гость уже отвечал на посыпавшиеся вопросы. Оказалось, на захиревшем месторождении Бутина под слоем почвы обнаружился новый пласт золотоносных песков. Но всё, что будет добыто, достанется уже американцам из Чикаго и Сан-Франциско – продажа Амчунских  участков окончательно решена. И все прииски Левашёва, Ельцова и Першина отходят англичанам – за такую же символическую цену. 

Пришлые хозяева наших сундуков

Засилие привозных товаров было столь велико, что местным производителям нужно было проявлять чудеса изобретательности

– Не управляемся со своими богатствами, –  со спокойною грустью заключил Вахрушин. – У вас тоже, слышно, обнаружились богатые золотосодержащие площади?

– Да, совсем рядом со станцией Кутулик, –  отозвался Кузнец. – А в Тунке обнаружены залежи руды с таким количеством меди, что буряты отливают всё, что нужно им для обихода. И на летних кочевьях Гарганы льют серебряно-свинцовые пули и рассказывают о неизвестном металле…

– Неужто платина?

– Да, по описаниям очень похоже на платину. Но при нашей всеобщей косности можно угадать наперёд, что богатства Тунки попадут в руки дельных иностранцев. 

– Ни для кого не секрет, что и золотопромышленность, и металлургия переходят более энергичным и образованным джон-булям, янкам, французам и немцам, – подхватил Метелёв. – Вот, газеты пишут, что полномочный агент германского правительства едет в  Бодайбо, а летом будущего, 1908 года начнёт примеряться и к Забайкалью. В Иркутск иностранные инженеры вообще прибывают ежедневно, причём снабжённые превосходными картами. Они многое могут, потому что не в пример нам действуют сообща. Взять, к примеру, созданное недавно в Лондоне акционерное общество «Сибирские пустоши» (характерное, согласитесь, название): его уставный капитал вполне позволяет участвовать в распродаже Сибири. 

– А центром, где это всё происходит, Temps прямо называет Москву, – подхватил Вахрушев. – Готов держать пари, что и вы, почтенные господа, ляжете под  Москву, – ещё проговаривая эту фразу, гость уже сожалел, что не сдержался. Повисла неловкая пауза. Метелёв стал разглядывать что-то за окном, и тогда Кузнец на правах старшего заключил:

– К тому оно всё и идёт, как бы нам не хотелось этого признавать.

С московским пошибом, но всё же…

Дело, по которому Метелёв с Кузнецом ехали в Петербург, было крайне важным для них и напрямую связанным с созданием горно-промышленного акционерного общества. Собирался кулак, способный противостоять иностранным вливаниям, но в самой Сибири для этакого кулака не достало сил, пришлось укрепляться москвичами. Их численное преимущество предрекало, между прочим, и то, что новоявленное  общество будет московско-сибирским. Конечно, Кузнеца с Щелкуновым двинут в директора, но в правлении они будут в явном меньшинстве. То есть представительская организация горняков изначально станет промосковской.

В Сибири нужда в представительских учреждениях ещё только начинает осознаваться, и это ещё раз показывает неразвитость местной промышленности. Правда, и Щелкунов, и Кузнец ещё очень надеются на отраслевые съезды как  на эффективную, но при этом простую и не требующую никаких капиталов форму объединения. Они и в рабочей среде настойчиво распространяют мысль о возможности съездов выходить непосредственно на правительство. 

В 1903 году черемховские углепромышленники собрались в Иркутске на большое совещание с участием и губернских, и краевых властей. И несмотря на сумбурность происходившего, чиновники ощутили всю энергию этой, черемховской волны, возникшей совсем недавно и исключительно по причине прокладки Транссиба и начала войны с Японией. Правда, представление об учреждении съездов черемховских углепромышленников в Совет Министров внесли только в прошлом, 1906 году, но всё равно это было победой, и в нынешнем, 1907 году первый съезд углепромышленников должен был наконец состояться.

Неумеренные домогательства

Давид Хаимович Кузнец (1861–1912) – промышленник, благотворитель. Начинал мелким подрядчиком на строительстве Транссиба. 
В Иркутске поселился в середине 90-х годов XIX в. 
В 1900 году учредил товарищество паровой спичечной фабрики в с. Усолье. 
В 1904-м для разработки черемховских угольных копей основал товарищество на вере «Кузнец и Кo». 
В годы русско-японской войны осуществил проект железнодорожного пути по льду Байкала от ст. Байкалдо ст. Танхой. В 1907 году приобрёл каменноугольные копи около станции Харанор в Забайкальской области. Для выполнения подрядов на строительстве Амурской железной дороги запустил завод по сборке мостовых ферм, а для подвозки груза собрал целую флотилию судов.

– А вам бы (для опыта) на всероссийском съезде золотопромышленников побывать… – предложил, расставаясь, Вахрушин. – В этом, кстати, я мог бы помочь, и с большим удовольствием!

Слово он сдержал, но сам съезд произвёл на  Щелкунова и Кузнеца крайне удручающее впечатление. Две трети отведённого времени делегаты ломились в открытую дверь, доказывая отсутствие господдержки и завышенное налогообложение. Они требовали экстренных мер, незамедлительных и объёмных дотаций, забывая, что казна ещё не оправилась от недавней войны. Сетуя на «распродажу России иностранцам», ораторы раз за разом подводили к необходимости ежегодных дотаций в 10 млн. руб. В ответ на это представители государственного казначейства шипели про «неумеренные домогательства» и так бурно комментировали каждое выступление, что иркутские коммерсанты, не дожидаясь перерыва, уехали на вокзал. 

– Коротко говоря, господа золотопромышленники полностью расписались в своей неспособности к развитию отрасли, — выставил окончательную оценку Пётр Карпович Щелкунов. Он сошёл в Черемхове (не терпелось самому посмотреть, как дела), а Давид Хаимович проехал дальше, в Иркутск, наедине с собой осмысляя долгие дорожные разговоры.

Дома, на Графо-Кутайсовской, он просмотрел накопившиеся газеты и понял, что главною темой в его отсутствие стала травля иркутского коммерсанта Камова. Давид Хаимович и не удивился: с той самой поры, как предприниматель решительно отказался  уступить конкурентам выгоднейший участок напротив здания вокзала, следовало ожидать уже и «сюрпризов». 

Камов страстно отводил от себя нелепые обвинения, кажется, он искренне недоумевал, обижался, но при этом надеялся, что «туман рассеется». «Будто дело в тумане, а не в нашей ежеминутной готовности проглотить другого ради сомнительной выгоды!» – раздражался  Кузнец.

Несколько дней спустя он засобирался в Читу. Давид Хаимович ездил туда достаточно часто, но исключительно в силу необходимости, возможно предчувствуя, что скончается именно в этом городе, всего лишь на 51-м году. А Пётр Карпович Щелкунов проживёт почти до семидесяти, но последние 27 лет, увы, в вынужденной харбинской эмиграции. Собравшиеся к концу жизни средства он, по старинной иркутской привычке, завещает не семье, а на нужды образования – распорядится построить в Маньчжурии школу для русских детей.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры