издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Переломный момент

В первых числах июля 1890 года в Иркутск прибыли новые представители надзора: губернский прокурор Харизоменов и товарищ губернского прокурора Власов. Ночи стояли душные, и оба взяли номера на втором этаже гостиницы, чтобы окна можно было оставить открытыми. Но уснуть оказалось решительно невозможно: ближе к полуночи, словно бы по сигналу, стало ухать со всех сторон.

Вынуждены тратиться на оружие

– Это наши сторожа вместо колотушек бьют по заборам и стенам дубинами.

– Но зачем?!

– От страха, должно быть. У нас ведь ночью теперь как в тропиках: и кричат, и рычат, и стреляют без предупреждения.

«Пальба на улицах не прекращается, но, напротив, всё увеличивается, – подтвердили в свежем номере «Восточного обозрения». – Так, например, на прошлой неделе на Амурской улице напротив воспитательного дома раздался громкий выстрел из револьвера весьма большого калибра или даже, может быть, из ружья. Это было часов около десяти вечера. В соседнем двухэтажном каменном доме, стоящем во дворе, в квартире г. Самсонова, собралась за ужином большая семья. Выстрел произвёл здесь страшный переполох: пуля пробила два окна (одно на галерее, а другое в комнате) и ударилась о противоположную стену, по счастливой случайности не задев никого из бывших в комнате».

– Отчего же вы не берёте мер против столь очевидного беззакония? – поинтересовался Харизоменов в первую же встречу с иркутским полицмейстером.

– Пресекаем, но… дерзят. – Полицмейстер достал из кипы повесток одну, с исписанной оборотной стороной. – Вот, пожалуйста: «Если бы полиция умела обезопасить нас от краж и грабежей, мы не стали бы тратиться на револьверы». А как можно гарантировать безопасность, если мы, позволю напомнить, в самом центре уголовной ссылки? У нас и состав населения, и нравы соответствующие. Обыватели даже и на гулянии в городском саду устраивают кулачные разбирательства. Недавно опять поколотили двух ходатаев по делам. 

– На бытовой почве конфликт?

– Да нет. Просто очень нелюбимы у нас господа адвокаты. Да и то сказать: столько кляуз разводят на пустом месте, так запутывают простые дела, что порядочному, но без средств человеку и не выпутаться. У нас ведь в ходатаях самый отпетый элемент, из ссыльных. Конечно, и против них не следует с кулаками идти, но, говоря откровенно, они и сами дерутся. На прошлой неделе у Троицкого перевоза пьяный ходатай побил своего кучера и прилюдно выругал его площадною бранью. Публика решительно встала на сторону кучера и помогла ему скрыться. А обидчику советовали застраховаться на случай инвалидности. 

Эффект Каминского

До конца 80-х годов девятнадцатого века в иркутском адвокатском корпусе
было много случайных людей, что заставляло некоторых профи дистанцироваться от коллег

Из центральной прессы в «Восточном обозрении» выделяли «Судебную газету»: никакое другое издание не писало о Сибири так много и так заинтересованно. «Конечно, если бы корреспонденции готовились непосредственно на местах, они были бы адреснее, точнее и ярче, – замечал Николай Михайлович Ядринцев, издатель ещё в бытность редакции в Петербурге. – Но в Сибири покуда мало серьёзных, глубоких авторов, и вряд ли они появятся в скором времени». Однако в 1889-м («Восточное обозрение» второй год как переехало в Сибирь) «Судебная газета» напечатала большую статью иркутского адвоката Каминского. Причём в конце её значилось многообещающее «Продолжение будет».

– Вы обратили внимание: не окончание, а продолжение, – у судебного хроникёра «Восточного обозрения» просто дух захватило. – Может, наборщик чего напутал, а корректор пропустил? 

– Не думаю, что ошибка, но дальше трёх номеров всё равно не пойдёт: не роман ведь это и не мемуары, – со спокойною убеждённостью возразил секретарь. 

Однако размышлениям провинциального адвоката отдали семь номеров! И Каминский очень неспешно и очень обстоятельно проанализировал работу сибирских судов, подробно описал её многочисленные изъяны и всю степень зависимости от местной администрации. Отдельную главу посвятил он крайне незавидному положению местной адвокатуры, состоящей из малообразованных и морально нечистоплотных господ.

– Чувствуется, что господина Каминского оскорбляет принадлежность к сообществу примитивных ходатаев и не окончивших университеты студентов, – с усмешкой заключил Ядринцев. – Но в целом-то опус вполне удался, и вот ведь что ещё любопытно: защитник выступил в роли обвинителя, и довольно успешно. Признаемся, что его продолжительный монолог мы читали как роман с продолжением. Правда, концовка оказалась смазанной…

– Вы имеете в виду жалобы на «гонителей», будто бы не дающих Каминскому ходу? – рассмеялся судебный хроникёр. – Образы, в самом деле, нарисованы непривлекательные, и совершенно незаслуженно, видит Бог. Я допускаю, конечно, что кто-то когда-то действи­-

тельно огорчил господина Каминского, возможно, невольно, но давно уж и думать об этом забыл, а тот сердится до сих пор. Думаю, и не может не сердиться. Потому что это такой тип характера, господа, по-своему и несчастный. 

– Характер характером, а только редактору «Судебной газеты» следовало вымарать у Каминского из статьи несколько последних страниц. – Ядринцев энергично перечеркнул воздух вокруг себя. – Для общей же пользы! – Помолчал и другим уже тоном добавил: – Но в главном-то, повторюсь, автор прав.

– Я тоже разделяю его жёсткий взгляд на коллег, – строго заключил хроникёр. И с таким настроем отправился на заседание губернского суда.

«Безграмотные адвокаты в Сибири не редкость»

Сегодня там слушалось дело ссыльного Маголита Навруз-Оглы, обвинявшегося в намеренном убийстве. Защищал его некто Андрушкевич, сразу не понравившийся корреспонденту. «Тоже, видимо, из случайных, – подумал он, – чувствуется, что не знает и азов, чего уж там говорить о вершинах юриспруденции!» Коротко говоря, в репортаже, вышедшем в номере от 13 августа 1889 года, он откровенно посмеялся над адвокатом. И был чрезвычайно удивлён, когда выяснилось, что Андрушкевич – кандидат права с двадцатилетним послужным списком, ничем решительно не замутнённым. 

– Дадите опровержение? – виновато спросил он у секретаря.

– Напечатаем возражения адвоката, но со своими комментариями. А прокомментировать есть что: оскорблённый наш так разгневался, что допустил несколько опечаток – этим мы и воспользуемся.

Действительно, к письму Андрушкевича был добавлен постскриптум: «Сожалеем, что наш хроникёр не вполне точно передал защитительную речь, если это действительно так. Но ещё более сожалеем мы г. Андрушкевича, которого двадцатилетняя адвокатская практика не подружила с русской грамматикой, как видно из его письма, орфография которого строго сохранена нами. В утешение г. Андрушкевичу можем, впрочем, сказать, что безграмотные адвокаты в Сибири не редкость». 

Каминский такого бы не спустил, уж верно, составил бы полный перечень опечаток самого «Восточного обозрения» да и разместил бы его где-нибудь в солидном издании. Андрушкевич же был вспыльчив, но отходчив и, рванувшись сначала «негодяев прибить», был остановлен старшим приятелем из судейских. И часом позже уже размышлял с философской задумчивостью:

– Все мы склонны винить… товарища по несчастью. Вот и мой коллега Берков, составляя недавно апелляционную жалобу, допустил столь неприличные выражения в адрес окружного суда, что и повторить неудобно. А ведь Берков весьма воспитанный господин, всегда добивается удаления из судебного зала дам, если знает, что какие-то факты и выражения могут быть неприятны для их нежного слуха. 

– Так же и Каминский срывается на первом встречном и не хочет замечать перемен, – с готовностью подхватил старший товарищ. – А ведь перемены идут, хоть и медленно. 

– Порой кажется, что слишком медленно. Нехватка квалифицированных юристов видна даже и по судебным репортажам: Митрохина корреспонденты записывают от первого до последнего слова, а у Бланкова возьмут одну фразочку, да тем и ограничатся. У Митрохина раз за разом оправдательный приговор, а Бланков то и дело проигрывает. Собокарёв добивается оправдательных приговоров лишь в простейших делах, на большее его просто не хватит…

– У Собокарёва весьма практический ум, он тяготеет к хозяйственной работе и, вот увидите, проскочит если не в управу, то в гласные. В адвокатах он только волею случая, так же как и Садовников и ещё с десяток других. Но едва лишь появятся профессионалы, как все эти деятели сметутся со сцены: их время кончится.

Средство под названием «Сударь, выйдите вон!»

В начале февраля 1890 года телеграф принёс сообщение о дополнительном содержании чинам судебного ведомства Иркутской губернии и Якутской области. Для председателя Иркутского губернского суда Клопова это было давно ожидаемое известие. Потому что почти весь прошлый год он провёл в Петербурге, вычерчивая проекты посадки на сибирские территории судебных норм, давно уже прописавшихся в Центральной России. 

– Вот она, первая мера, способная вызвать приток в губернию молодых, просвещённых сил, – поделился он радостью с редактором «Восточного обозрения». 

– Да, положим, образованных молодых людей мы заполучим, и достаточно скоро, но никто ведь не сможет гарантировать их порядочности. В этом, то есть, собственно, в человеческой природе, и гнездится источник зла…

– …хотя в вашей газете и пишут то и дело о «молодых, просвещённых господах, горящих идеей служения родине на отдалённых окраинах», – подхватил председатель суда, и оба рассмеялись. 

Николай Михайлович хотел что-то добавить ещё, но передумал: видно было, что Клопову хочется выговориться. И действительно, он продолжил с чувством:

– Помните ведь наверняка, как Иркутско-Верхоленский окружной суд отстранил за злоупотребления весь состав конкурсного управления Липаева? Так вот, среди этих отстранённых значится и печально знаменитый наш адвокат, сосланный в Сибирь за подлоги и мошенничества. Догадываетесь кто? И это неудивительно: сколько раз писало о нём ваше издание! 

– Мы никогда не поддерживали его! – резко вскинулся Ядринцев.

В этой манере Николая Михайловича вдруг рассердиться было что-то ребяческое, и Клопов с улыбкой поднял руки:

– Разве ж я спорю? Ничуть. Напротив, кланяюсь в пояс и готов дать очередную наводку: много лет уже тянется в Иркутске дело одного проворовавшегося почтосодержателя. Казна хочет взыскать с него ни много ни мало 200 тысяч рублей, ан никак не выходит: у мошенника то одна зацепка найдётся, то другая, то третья. Потому что пособник есть – опытный крючкотвор. Да-да, вы правильно подумали, он самый и есть! Так вот, этому кудеснику никакого законного обвинения не предъявить: действует-то неофициально! Хоть и за большой гонорар. И, надо сказать, открыто посмеивается над судейскими. Недавно мой младший коллега, завидев его в канцелярии, потребовал выйти вон. Так этот прохиндей, представьте, явился ко мне с жалобой. 

– Не без искусства составленной, я полагаю?

– Ну разумеется, этим ведь и силён этот чёрт! Очень, очень рассчитывает подвести «обидчика» под наказание – чтобы другим было неповадно.

– Вот если бы и все другие чины решились указать «адвокату» на дверь, тогда бы уж не до жалоб ему стало!

– Признаться, на это у меня и расчёт, – пошёл Клопов в открытую, – и расчёт этот, скажу прямо, связан с вашей газетой. 

В следующем номере редакция «Восточного обозрения» поместила фельетон, посвящённый «банкротных дел мастеру». И призвала к бойкоту его все присутственные места. От своего, разумеется, имени.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения иркутской области библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры