На что нам китайская головоломка?

Когда в Иркутском академическом театре взялись за постановку «Принцессы Турандот», раздавались робкие голоса скептиков. Старейшая прибайкальская сцена, уверенно обжитая высокой музой Шекспира, пропитанная загадочной душой русской классики, прочно укреплённая крепкими гвоздями советской драматургии, не прочь порой пофлиртовать с острым современным материалом. Но вычурная сказка итальянца Гоцци, написанная два с половиной века назад на восточный сюжет? Как ей, этой райской вахтанговской птице, угнездиться на монолитной охлопковской тверди?

Но директор театра Анатолий Стрельцов решил, что «самой знаменитой театральной сказке» в Иркутске быть. Столичный маэстро Алексей Доронин – вахтанговец, выпускник легендарной Щуки, — стал демиургом постановки. Он взял на себя и режиссуру, и сценографию, и костюмы, и даже музыкальное оформление. Работа в Охлопковском закипела. На излёте минувшего сезона диковина расцвела. Зритель встретил её безоговорочным восторгом.

Пиршество для глаз

Львиную долю успеха принесло спектаклю великолепное визуальное решение. Каждая мизансцена в богатых декорациях решена графически непогрешимо. Все многочисленные фигуры действия взаимодействуют, движутся и замирают в строго заданных точках, с прицельной точностью, охватывая своей динамикой «двухпалубное» красочное пространство. Глаз наслаждается гармонией, смакует детали и подробности восхитительного зрелища, жаждет запечатлеть каждое летучее мгновенье. Если бы устраивались конкурсы театральных костюмов, то шедевральные облачения иркутской «Турандот» побили бы все рекорды по стандартам он-кутюр и по индивидуальным характеристикам образов. Все наряды на удивление сложны, каждый выполнен с завидной фантазией, при этом всё их разнообразие сливается в общий стройный хор мажорного звучания. Поскольку «сказка сказывается» в условном Китае, мы видим цвета «китайского дракона»: алый, золотой, ультрамариновый, изумрудный. Удивительно, как эти активные краски, встречаясь с белым, лимонным, бирюзовым, апельсиновым, умудряются не взорвать наше восприятие, а усладить невероятной радостью и свободой любования.

— Заслуга создателя постановки ещё и в том, что он настоял на тканях достойной фактуры, — рассказывает руководитель театрального пошивочного цеха Светлана Жирнова. – Всё шилось дорого-богато – из глянцевого шёлка и бархата. Это, вообще-то опасно, порой текстильный блеск со сцены смотрится вульгарно. Но грамотная технология пошива в нашем случае победила этот риск. У нас много благородных линий, причудливых драпировок, филигранных украшений. Практически все костюмы созданы с помощью аппликаций. Над этими нашивными деталями без устали трудились девочки в бутафорном цехе. Галунчики, кисточки, роскошные золотые «лепестки» на триумфальном красном платье принцессы, замысловатые головные уборы – всё это работа наших смежниц. Вместе мы взяли эту заоблачную высоту. Автор эскизов признался после генерального прогона: «Я и сам не ожидал, что так здорово получится!».

Помните, как молодой капитан Грей объездил три лавки, чтобы найти нужный оттенок шёлка для алых парусов? Для охлопковской «Принцессы Турандот» нынешней весной был скуплен практически весь пунцовый шёлк в иркутских магазинах.

Взгляните на принца Калафа в белом тюрбане и белом плаще с незабудковым подбоем, в лазоревых штанах исторического турецкого кроя, с музыкальными кисточками на манжетах, двуцветным кушаком и фасонистым кортиком. Ну, кто тут устоит? Недаром приспешница принцессы Зелима (артистка Инна Королёва), бросив на красавца взгляд, падает без чувств.

На стол – все «козыри» театра

Актёры в постановке активно используют грим, что в современном театре редкость. А зрители с восторгом встречают их непривычные облики, не вдруг угадывая, кто есть кто. Восточный колорит, усы и бороды, разлёт бровей и волны париков меняют любимые лица охлопковцев в некоторых случаях до неузнаваемости.

— Я обожаю гримироваться! – признаётся неотразимый Панталоне – Алексей Орлов (I). – Наша компания «масок» комедии дель арте над этим потрудилась в кайф. В доступе масса картинок, как выглядели Бригелла, Труффальдино и Тарталья. Насчёт меня постановщик дал «наводку»: играть как бы народного артиста Владимира Зельдина, которому уже за сто лет, а он всё ещё хорохорится, танцует и молодится.

Мы с ребятами выстроили очень интересные взаимоотношения внутри компании. Нам лихо играется. Но я каждый раз волнуюсь. Надо всё время держаться гротескового рисунка роли. Плюс —  всё время импровизировать, находить «в кармане» нужные слова. Иногда удачная шутка приходит уже после спектакля, и так досадно, что она опоздала! Был спектакль, где Женя (Евгения Гайдукова – Турандот) забыла загадать вторую, среднюю загадку, сразу озвучив финальную третью. Как мы вывернулись? «Вообще-то, загадок положено отгадывать три, но у нас сегодня акция… (в зале сразу смех) – и две считаются за три».

Итальянские комедианты — «балаганщики» внутри восточной сказки – изюминка сочинения Карло Гоцци. Этот озорной квартет всё время иронизирует по поводу разыгрывающихся событий, подтрунивает над героями и друг другом, отпускает остроты из жизни зрителей. Словом, постоянно напоминает нам, что мы – свидетели представления. Это задаёт всему действию необыкновенную театральную свободу. У каждого из фигляров свой облик, свой костюм, свой норов, а вместе они – этакий коллективный трикстер пьесы. Проказники и плуты меняют если не сам ход событий, то наше к ним отношение. С самого начала у публики нет сомнений: зло будет повержено — и всё кончится ликованием.

Фейерверк актёрского бурлеска

В постановке  есть два персонажа – евнухи (Арсений Яковлев и Максим Наумов). Текста у них – кот наплакал, какие-то точечные междометия. В сюжете они – самые мелкие звенья. А публике именно эта парочка запомнилась, что называется, «нарисовались – не сотрёшь».

– Есть персонажи, на которых держится сюжет, а есть персонажи атмосферные, которые задают настроение, — делится Максим. — Вот мы атмосферные. Нам режиссёр поставил задачу стать этакими «болванчиками», вот мы и насочиняли походочку, жесты, приседания, тембры голосов. Знаете, когда слов почти нет, все остальные актёрские инструменты работают в полную силу. Мы — два карикатурных «дурачка» — уводим всю историю от буквального бытовизма в игру, в буффонаду, в бурлеск.

Алексей Доронин собрал артистов в монолитный ансамбль, где все без исключения участники, большие и маленькие, важные и вспомогательные, выпукло видны до самой галёрки. Все успевают обратить на себя внимание, потешить зрительский аппетит. Охлопковцы предстают перед нами в образах неожиданных и колоритных, такими, какими мы не видели их, пожалуй, никогда. Заслуженный артист России Степан Догадин, например, накрепко запечатлённый в нашем сознании как Хлудов и Тевье-молочник, — изумляет в образе свергнутого султана Тимура. Как идёт ему благородная красота и величественная скорбь, карминная чалма с «сапфиром» во лбу и шелковистая седая борода! Многие зрители узнали театрального премьера исключительно по голосу, когда он произнёс первую реплику. А вот Наталью Родину и по звуку узнать было нелегко. Виртуозная характерная актриса постаралась изрядно истончить и завысить свой богатый тембр, чтобы заговорить визгливым и болтливым язычком суетливой китайской трактирщицы Скирины.

Королевский триплет  

Но пора добраться и до центральных фигур полюбившейся нам постановки. Их три. Отточенный любовный треугольник: Турандот, Калаф и невольница Адельма – в прошлом также принцесса, давно влюблённая в Калафа.

Две исполнительницы – Евгения Гайдукова и Екатерина Константинова-Венцкене — составляют яркий дуэт незаурядных женщин. В каждой из них совершается напряжённая внутренняя борьба. Адельма, одержимая любовной жаждой, совершает вероломные поступки, готова пойти на всё, чтобы добиться возлюбленного. Екатерина врывается на сцену порывисто, стремительно, в патетике движений. Вокруг неё мятежным облаком взлетает пламенный шифон. Она и сама – вся пламя, вся – натянутая тетива. Её грудной виолончельный голос — совсем не тот, что в иных ролях. Горящие глаза турчанки, грациозные хищные прыжки, змеящиеся косы – чистый «Бахчисарай», настоящий накал «Тысячи и одной ночи». «О, как я страдаю!» — восклицает отвергнутая красавица, простёршись ниц, – и зал взрывается восторженным смехом, настолько это безоговорочно, преувеличенно и аффективно.

Иные грани вулканического темперамента раскрывает Евгения Гайдукова в титульной роли. В её движениях царственность и аристократизм обнаруживают неуловимый подтекст неотразимой сексуальности. В повелительном голосе вдруг просыпаются взволнованные нотки. Гнев, агрессия, суровая решимость сражаются с нежностью, смущением, сомнением и грустью. Евгения, которой всегда прекрасно удаются образы «фам фаталь», в этой роли обогащает сочные краски своего дарования мерцающим перламутром полутонов.

«Яблоко раздора» принц Калаф – воплощение идеального героя. Это рыцарь в сверкающих доспехах, сочетание прекрасного облика и возвышенной души. Одним словом, образ, который практически не содержит узнаваемых человеческих черт. И в этом смысле, он представляет собой почти «подставу» для артиста. В нём просто не за что «зацепиться». Николай Стрельченко откровенно признаётся, что о Калафе не мечтал. В начале работы испытывал сомнения. Смущал и «лакированный» герой, и общий высокий строй стихотворной драмы «на котурнах», в которой нужно было найти верную тональность актёрского существования.

— Но страхи и тревоги мои оказались ложными, — говорит Николай. – Как только началась репетиционная работа с режиссёром, пришёл азарт, пришло удовольствие от процесса. Нас всех объединяло какое-то воодушевление, каждый «скакал на своём актёрском коньке». Оказалось, что Калаф во мне отыскался, и не так уж глубоко прятался.

Принц обрёл плоть и кровь, безусловно, голубую, но горячую, пульсирующую, солнечную. Он отважно встречает вызовы суровой жизни, во всех ситуациях сохраняя чистоту сердца. Мы верим этому юному высокородному красавцу и всей душой ему сопереживаем. Поразительно, что, всё время в струнку вытянутый, вертикально устремлённый, поэтически заряженный герой у артиста получается одновременно и трогательно-комичным.

Вообще, комизм, озорство, шаловливая радость превалируют в этом щедром театральном  творении. Радость погружения в магию театра, в несокрушимое торжество сценического вымысла над объёктивной реальностью. Устремляясь к охлопковской «Принцессе Турандот», как пчёлы в цветущий сад, мы попадаем в сказку, где страх посрамлён смехом, злоба – упрямой верой в добро, упорствующая ненависть – обезоруживающей любовью. Этот спектакль – абсолютный, безоговорочный праздник, ради которого и затевался когда-то на заре времён потешный ярмарочный балаганчик.