Временем
мобилизованные и призванные

Через сколько приблизительно
лет человечество впадает в безумие
войн? У историков, социологов,
политологов на этот счет мнения
расходятся. Одни считают—через
сорок пять лет; другие—через
семьдесят. Но наше сумасшед шее
время, скользящее в третье
тысячелетие по людской крови,
ломает устоявшиеся представления.
Понятие мира становится все более
условным, уносящие тысячи жертв
конфликты становятся нашим бытом.
Как существовать в этой страшной
реальности и что противопоставить
очередному приступу массового
сумасшествия? Появление почти во
всех странах совершенно новой
отрасли практической
медицины—медицины
катастроф,призванной облегчать
физические страдания в самые
первые часы после трагедий,— один
из ответов на этот поставленный
временем вопрос.
В более спокойные
годы, когда еще не взлетали по ночам
в воздух жилые дома, когда редко
падали самолеты на жилые кварталы и
террористы еще не брали в плен
заложников в этих самолетах; когда
вообще само слово—терроризм—еще не
прописалось в нашем лексиконе, а
просто существовало как бы само по
себе,—в эти идиллические годы
имелись так называемые медицинские
отряды Гражданской обороны. Их
готовность к реальным действиям
измерялась несколькими сутками .
Скажите, сегодня, когда первая
догоспитальная помощь может
оказаться остро необходимой
внезапно, кому нужна карета скорой
помощи, прибывающая уже на остывшее
пепелище?
Появление, вернее, создание
экстренной медицинской помощи с
логически необходимым уточнением
"и медицины катастроф" было
вызвано реалиями нашего
существования. В Приангарье
областной центр экстренной
медицинской помощи и медицины
катастроф появился совсем недавно,
в начале января двухтысячного года.
Его руководитель Виктор
Станиславович Бучинский
возглавлял раньше службу
санитарной авиации, которая
сегодня вошла составной и
необходимой частью в этот центр. А
сам Виктор Станиславович — хирург
высшей категории, так что можно
считать: его профессиональные и
должностные обязанности счастливо
совпали. Он, встретившись с вашим
корреспондентом, согласился дать
эксклюзивное интервью
"Восточно-Сибирской правде".
Наша беседа началась с моего
вопроса: судя по задачам, которые
стоят перед областным центром
экстренной медицинской помощи и
медицины катастроф, это новое
подразделение связано с
Министерством по чрезвычайным
ситуациям?

— Нет, это
совершенно неправильное
представление. Как и в других
регионах России, наш областной
центр экстренной медицинской
помощи и медицины катастроф создан
на базе практического
здравоохранения. Мы — одно из
подразделений, входящих в систему
лечебных учреждений областного
комитета по здравоохранению.
Просто наши бригады существуют в
круглосуточном режиме готовности.
Поступил вызов -_ через пять минут
все в сборе.

— Кто эти
все?

— Хирург,
травматолог, анестезиолог,
нейрохирург, гинеколог. На базе
взрослой областной клинической
больницы — две такие бригады; есть и
педиатрическая бригада,
развернутая на базе областной
детской клинической больницы.
Конечно, это врачи высокого
профессионализма, и они не сидят
сложа руки, ожидая сигнал тревоги.
Между вызовами работают в
отделениях больниц, чаще в
отделениях интенсивной терапии.

— Когда
случилась в Иркутске трагедия с
"Русланом", упавшим на жилой
массив, к нам приезжали
врачи-психиатры из Москвы. Теперь в
таких визитах отпала
необходимость, в случае беды,
наряду с хирургами, будут оказывать
необходимую помощь врачи и этой
специальности?

— Как
показывает практика, острая
потребность в психиатрах и
медицинских психологах возникает
не в момент аварии, катастрофы, а
лишь спустя определенное время
после случившегося. Но это совсем
не означает, что в службе
экстренной медицины и медицины
катастроф не должно быть
специалистов-психиатров. Даже в
самые первые мгновения требуется
их помощь самим спасателям, да и
врачам других профилей, работающим
в чрезвычайных ситуациях. У нас
есть психоневрологическая бригада,
пока внештатная, мы в случае
необходимости можем прибегнуть и к
ее помощи.

— Но ведь
предугадать невозможно, кто из
специалистов может оказаться
востребованным в трудный час.
Возможно, кроме хирурга или,
предположим, гинеколога,
понадобится специалист более узкой
профессиональной ориентации. А
штат вашего центра не очень-то и
велик. По-моему, вы как-то сказали,
что на сегодняшний день в состоянии
полной готовности находится не
более двадцати врачей…

— Да, у нас
есть специалисты и более узкие,
скажем, невропатолог, гематолог. У
них несколько иной график, мы
называем его "полудежурным".
Это значит, что, даже находясь дома,
они все равно "привязаны" к
телефону. Их готовность—полтора
часа и ни на минуту больше.

— Виктор
Станиславович, но я все не могу себе
представить, что ваша служба никак
не связана ни с подразделениями
МЧС, ни с другими столь же
серьезными организациями. Вы ведь
все завязаны на одних бедах.

— Я и не
говорю о том, что мы никак не
связаны между собою. Я лишь
подчеркиваю, что мы созданы на базе
гражданского практического
здравоохранения, являемся его
составной частью. А связь между МЧС,
МВД, Гражданской обороной и
медициной катастроф самая тесная. И
оперативная: ежесуточно к восьми
утра в штаб Гражданской обороны
поступает сводка о происшествиях и
информация о действиях всех, кто
призван ликвидировать последствия
возможных трагедий. Конечно, врачи
службы медицинских катастроф—люди
штатские. Но разве сама профессия
медика не обязывает любого из нас к
исполнению своего
профессионального долга в
экстремальных ситуациях?

—
Наверное, вам всем было бы легче
работать, если бы мы научились
прогнозировать чрезвычайные
ситуации, тогда бы фактор
внезапности был бы не таким грозным?

— Смею
думать, что обладай человечество
способностью предвидеть
обрушивающиеся на его голову беды,
экстренная медицинская помощь
носила бы другой характер. Но кто
сейчас строит такие прогнозы? Мы
живем в мире непредсказуемости и
соответственно должны быть к ней
готовы. У нас, на основании практики
разработаны критерии всего того,
что входит в понятие чрезвычайной
ситуации, и того, что мы определяем
уже как катастрофу. Скажем,
катастрофа—это всегда
происшествие со смертельным
исходом хотя бы одного участника
события. Вот представьте, ЧП
случилось в самолете: погиб,
предположим, только один член
экипажа—все остальные, и пассажиры
в том числе, живы. Но для нас это уже
катастрофа. Но вот вам модель
другого несчастья: самолет еле
дотянул до посадочной полосы, на
его борту пожар, есть пострадавшие.
Но никто не погиб—и это уже
классифицируется как чрезвычайное
происшествие, а никакая не
катастрофа.

—
Достаточно все условно…

— Да, в жизни
границы размыты, но это вовсе не
значит, что мы, простые смертные,
когда-то страдаем больше, а когда-то
меньше. Стресс всегда губителен. Я
вам скажу еще об одном признаке
чрезвычайной ситуации. Это когда
медики на месте не могут сами
справиться с обстоятельствами. Вот
вам пример. Скажем, в Иркутске
случилось дорожно-транспортное
происшествие, в котором пострадали,
предположим, десять человек. Но
областной центр есть областной
центр. Его лечебная база позволила
всех оперативно госпитализировать.
А вот, к примеру, в Баяндае, где в
районной больнице один хирург,
пострадали в аварии всего три
человека. Но своими силами там
медики справиться не смогли. Для
нас это уже чрезвычайная ситуации.
И мы по первому сигналу вылетаем в
Баяндай.

— Из
всего этого следует, что служба
экстренной медицинской помощи
должна быть организована и
непосредственно на периферии. Но
где же взять кадры, как
"утрясти" штатное расписание?

— Тут вы
попали в точку. Штатов таких нет. Но
зато есть отрабатывающаяся система
связей между медиками областного
центра медицины катастроф и
коллегами нашими на местах. Между
прочим, каждый руководитель
территориального здравоохранения
согласно этой системе считается
возглавляющим экстренную
медицинскую службу в своем районе
или крупном городе, например, в
Братске или в Усть-Илимске. И каждый
врач, возглавляющий в районной или
городской больнице хирургическое
отделение, обязан знать, как ему
действовать в случае грозной
необходимости. Медики областного
центра, даже имея для экстренных
вылетов вертолет МИ-8 или машины
"скорой помощи", даже при
пятиминутной готовности к вызову,
раньше чем через пару часов на
месте быть не могут. Значит,
определенная нагрузка ложится на
плечи наших коллег. Скажу
откровенно: такая взаимосвязь
только налаживается. И в задачи
областного центра экстренной
медицинской помощи и медицинских
катастроф входит оказание
методической консультации в
создании наших опорных пунктов во
всех районах Приангарья.

— В
Америке существует служба под
кодовым символом 911. В ней не только
и, по-моему, не столько врачи,
сколько полицейские, пожарные,
умеющие оказывать неотложную
медицинскую помощь. У нас это как-то
не принято?

— Было не
принято. Сейчас ситуация такова,
что без таких помощников не
обойтись. Мы планируем организацию
школы первой медицинской помощи,
создание своего тренажерного зала,
чтобы те, кто по роду своих
профессий первыми оказываются на
месте событий, а это как раз и есть
пожарные, работники
дорожно-патрульной службы, могли бы
оказывать самую первую помощь.
Вообще же, если вернуться к
создаваемой сейчас в области
службе экстренной медицинской
помощи и медицинских катастроф,
можно сказать и о том, что каждая
крупная больница и в Иркутске, и в
промышленных центрах имеет на
случай чрезвычайных ситуаций свой
план-задание. Это строго
определенное число коек, которые
можно оперативно
перепрофилировать по назначению.
Должна иметь больница и как минимум
двухдневный запас перевязочного
материала и лекарств.

— Ну,
например, в Иркутске?

— А что в
Иркутске? О взрослой и детской
областных клинических больницах мы
уже говорили. Можно уточнить.
Областная клиническая взрослая
больница в случае необходимости
сможет развернуть двести пятьдесят
хирургических коек. Третья
городская клиническая больница, та,
что возле Центрального рынка, в
чрезвычайной ситуации примет
пострадавших в свои ожоговое,
травматологическое и
нейрохирургическое отделения. И
так—на каждой лечебной базе. Такая
система должна точно, оперативно
срабатывать, чтобы количество
жертв свести до минимума.

— Виктор
Станиславович, позвольте один
трудный вопрос. Вот вы сказали, что
каждая больница должна иметь
двухдневный запас всего самого
необходимого. Но ведь кто не знает,
что сегодня в больницах как раз
самого необходимого и недостает. У
вас в областном центре экстренной
медицинской помощи и медицинских
катастроф со снабжением лучше? Или
должно быть лучше?

— Видите ли,
принятая программа развития
экстренной медицинской помощи и
медицины катастроф предполагает,
что в особых обстоятельствах мы
должны будем оказать оперативную
помощь оптимально пятистам
пострадавшим. Чтобы спасти эти пять
сотен жизней, у нас должен быть
резерв лекарств и всего прочего на
сумму, никак не меньше двух
миллионов рублей. Но эта программа
рассчитана до 2002 года. И пока таких
денег у нас в областном центре, увы,
нет. Сегодня мы имеем материальное
обеспечение, достаточное для того,
чтобы оказать промощь одновременно
пятидесяти—семидесяти
пострадавшим.

— Это как
раз та самая драматическая
ситуация, когда человеческая жизнь
полностью зависит от копейки.
Позвольте спросить, а вообще, чтобы
областной центр экстренной
медицинской помощи и медицины
катастроф имел бы все, что ему
нужно, ну хотя бы к двухтысячи
второму году, сколько нужно денег?

—
Законодательное собрание области и
администрация определили такую
сумму: 21 миллион 680 тысяч рублей. На
нынешний год, год нашего рождения,
мы просим всего два миллиона. И они
нам обещаны, хотя еще и не получены
Об этом следует говорить
откровенно, ибо одной нашей
мобилизационной готовности и
профессионализма мало для того,
чтобы справиться с нагрянувшей
бедой.

— И
все-таки как-то выкручиваетесь?
Много ли было за последние годы
экстраординарных ситуаций, в
которых медики областного центра
экстренной медицинской помощи и
медицинских катастроф доказали
свою готовность и, конечно,
необходимость?

— Было
достаточно. Наша статистика
свидетельствует:
семьсот—восемьсот экстренных
вылетов и поездок на машинах в год
как норма. В сутки нередко
приходится по два-три экстренных
вызова. Бывает и так, что к нам
обращаются за промощью из соседних
регионов. Так было летом девяносто
восьмого года, когда в Саянах, но на
территории Бурятии, упал и разбился
вертолет. Место падения оказалось
ближе к Иркутску, чем к Улан-Удэ, и
коллеги из Бурятии попросили нас
вылететь на место трагедии. Там
было трое погибших и одиннадцать
тяжело пострадавших. Мы вывезли в
Иркутск всех, но самую первую
неотложную помощь оказали прямо на
месте падения вертолета. А
катастрофа с "Русланом"! У
иркутян до сих пор на памяти. А что
готовит нам грядущий день —
неведомо никому. Поэтому разговор о
деньгах для нашего обустройства
/кстати, мы пока не имеем
пневмомодуля— оперативно
разворачиваемого на месте
помещения для оказания помощи; пока
не организована и необходимая нам
психофизиологическая лаборатория/
крайне важен. Но столь же важно и то,
что в случае необходимости
областной центр экстренной
медицинской помощи и медицины
катастроф сделает все возможное,
чтобы спасти как можно больше
пострадавших. Ведь мы не одиноки:
два года тому назад, как я сказал,
помогли коллегам из Бурятии.
Случится такая необходимость, и нам
на помощь придут мобилизованные
временем коллеги из близлежащих
регионов. Телефоны нашей
диспетчерской работают
круглосуточно. Их номера должны
быть у всех всегда на слуху:

(3952)38-53-71;
38-53-72; 38-53-76.

С
начальником областного центра
экстренной медицинской помощи и
медицинских катастроф Виктором
Станиславовичем Бучинским
беседовала корреспондент газеты
Элла Климова.