издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Ольга Андреева: «В журналистику я пришла через чёрную дверь»

Корреспонденту журнала «Русский репортёр» Ольге Андреевой давно объяснили, что «журналист – это продажная проститутка буржуазии», «негодяй, неграмотный и невежественный дурак». У самой Андреевой точка зрения на свою профессию менялась не единожды. Работая в прессе, она пыталась и «лечь под текст», и завязать с журналистикой насовсем, уйдя в литературу. Но вернулась, потому что «журналистика честнее». О своих непростых отношениях с любимой профессией Ольга Андреева рассказала Ксении ДОКУКИНОЙ и Наталье БОЖЕНОВОЙ.

«Нельзя лечь под текст»

С Ольгой Андреевой мы встретились в летнем образовательном лагере «Русского репортёра». Мы приехали учиться, а она учить. Провела там три лекции-семинара на профессиональные темы, а потом вышла из учебного кабинета и уснула в кресле. Очень устала: это мы были на отдыхе, а она на работе. Пришлось сидеть поблизости, ожидая, пока она проснётся. Андреева проснулась, извинилась и ушла поспать ещё. Однако позже ей всё-таки удалось задать несколько вопросов.  

– Работая журналистом, можно иметь спокойный ритм жизни?

– Нет, у меня ужасный ритм существования, потому что журналистика – это образ жизни, а не профессия, и надо привыкнуть к этой идее. Вы просто так живёте: у вас нет выходных, нет отпуска, вообще нет такого понятия, как «свободное время». Работа избирается способом существования. 

В «Русском репортёре»  мне нужно сдавать два больших текста в месяц, плюс масса текучки из мелких материалов. Большие материалы делаются очень долго и трудно. Обычно один текст предполагает пять-шесть интервью и массу разных встреч, обчитываний темы и прочего.  

– То есть вложить в текст душу вам нужно два раза в месяц. 

– Нет. Не вкладывайте душу в работу. Если вы вкладываете душу, значит, вы проститутка. А нужно быть профессиональным человеком, нужно играть. Между вами и объектом должно быть расстояние. Я ушла из журналистики ровно в тот момент, когда обнаружила себя пишущей душераздирающий материал для районной газеты про новосозданный клуб знакомств для тех, кому за 50. Мне было 23 года, а я ощущала себя героиней текста, которая пришла в тот клуб. Тогда я осознала, что так нельзя. Нельзя лечь под текст. Ты должен выйти за границы системы, чтобы описать её. Объект и ты – это разные вещи, и всё самое интересное происходит в этом пространстве «между». И я поступила в Литинститут им. Горького, училась у профессора Владимира Орлова, автора «Альтиста Данилова». Он считал меня лучшим специалистом по стилистике за всю историю института. Я кучу работ понаписала и понапубликовала. Ну а потом всё равно решила, что журналистика честнее.

– А что стало сигналом к тому, чтобы вернуться в журналистику?

– Понимание, что уже хватает ума отстраняться. Очень хороший повод для отстранения – деньги. Когда речь заходит о профессиональных вещах, к сожалению, на первый план выходят  именно они. Это цинично, но правда. Надо зарабатывать  тем, что ты умеешь делать, хотя журналистика – это очень низкооплачиваемая профессия. А я, кроме того, как складывать слова друг с другом, ничего не могу. Если, конечно, не считать умение мыслить про русский символизм. Но этим денег особо не заработаешь, поэтому в какой-то момент  пришлось вернуться во вторую древнейшую профессию. Это было банальное возвращение, безо всяких профессиональных планов. Я внаглую послала свои материалы в дорогой и известный журнал «Cosmopolitan». И потом ещё пять лет проработала  в гламурных глянцах в свободном режиме. Признаться, эти издания начинаешь ненавидеть после первых двух строк, туда написанных. Хотя мне и говорили: «Оля, у вас такие хорошие статьи! Так интересно!». У меня же это совсем не вызывало радости. Когда в десятый раз рассказываешь про отношения супругов, которые уже много лет в браке, это сильно надоедает. 

Потом был даже чёрный пиар, к нему я тоже стала относиться как к ремеслу, а не как к пафосному творчеству, в которое ты вкладываешь кучу всего. Тогда же я начала сомневаться в журналистике как высоком творчестве. Однако именно позабивав полосы ерундой, начинаешь больше понимать мастерство. В общем, в журналистику я пришла через чёрную дверь. Но я благодарна жизни, что так всё сложилось.  Просто журналистика – это профессия. Всё остальное можно делать в порядке домашнего вышивания. А профессию надо иметь.

Что в имени тебе моём 

– Как вы считаете, возможен ли профессионализм без фанатизма?

– Только без фанатизма и возможен. Фанатизм – это стеклянные глаза. Со стеклянными глазами ты ничего не напишешь. Это работа. Чем меньше пафоса и демонстрируемых внешних страстей в ней будет, тем лучше. 

– Какое типичное поведение журналиста вы считаете неприемлемым?

– Акцентирование внимания на себе. Журналист не должен перетягивать одеяло на себя. Если хороший врач – тот, кто умеет лечить людей, то хороший журналист – это тот, кто этого не делает. Он должен быть посредником, оформителем. Хотя диапазон неприемлемого поведения очень широк. От хамства, глупости, банальности, непродуманности вопросов, стандартности до просто невоспитанности, невежливости.  Вариантов масса. 

– В «Русском репортёре» вы подписываетесь как Ольга, однако все вас называют Соней. Это псевдоним?

– По паспорту я Ольга Андреева. Зовут меня Соня, потому что в какой-то момент  мне показалось, что нужно помочь себе изменить направление.  И я изменила имя. Теперь я представляюсь как Соня.

Не в службу, а в дружбу 

Людей, у которых Ольга Андреева брала интервью, она называет «клиентами». Видимо, это тоже должно помогать ассоциировать такое общение только с работой. В то же время журналистка призналась, что с этими самыми «клиентами» она продолжает общаться и вне работы, а некоторых к тому же «очень даже любит». «Из тех, кто был обижен интервью, пожалуй, только с Ренатой Литвиновой не общаюсь, – сказала она. –  Она была конкретно задета тем, что мы оставили в тексте все её «да ладно». 

– Как вы определяете уровень искренности, который можно сохранить в интервью? Бывали ли очень личные моменты, которые  вы не решались оставлять в печатном варианте беседы?

– В момент, когда мы разговаривали с Маковецким, ему позвонил человек и сообщил о смерти его близкого друга. Маковецкий договорил с ним по телефону, отвернулся от меня, помолчал, потом повернулся и сказал: «Ну, так на чём мы остановились?». Я убрала этот кусок. Мне кажется, такие интимные вещи не имеют права быть напечатанными. 

– Вам случалось хамить во время интервью? 

– Я не иду на интервью к тем, кому хочу нахамить. Я не умею брать интервью у людей, которые мне неприятны. 

– А провоцировать на резкие высказывания? 

– Я думаю, на эти вопросы каждый журналист должен ответить самостоятельно. Готов ли он к конфронтации во время беседы? Я – нет. Я должна любить человека, с которым я разговариваю. Я это осознала, когда со свистом провалила интервью с Эльдаром Рязановым, которого терпеть не могу. Нельзя разговаривать с такими людьми, они раскусывают тебя в момент. 

– Посещало ли вас ощущение, что человек, с которым вы разговариваете, пытается манипулировать вами? 

– Это происходит очень часто, почти всегда. А ещё, честно говоря, первое, что многие делают, – это поливают тебя грязью. Это норма. «Журналист – это продажная проститутка буржуазии». Это вам сразу объяснят. Какой вы негодяй, неграмотный и невежественный дурак. Но я отношусь к этому хладнокровно.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры