– Новогодние праздники – самые любимые для россиян. Как ни странно, именно в это время происходит много жестоких преступлений в семье. Как это можно объяснить?

– Зима. На улице холодно. В квартире на ограниченном пространстве на десять дней собирается вся семья. Нет культуры семейного досуга, зато много алкоголя. Вот и рождаются взаимные обиды, приступы агрессии.

– Если вернуться к историям Ирины Кабановой и Юлии Корчугановой, по вашему мнению, существуют общие причины, которые привели две эти совершенно разные семьи к одному финалу? 

– Да, конечно. Общее то, что ни одна из женщин не обратилась за помощью. Печально, что зачастую жертвы насилия даже не знают, у кого можно попросить поддержки. Я убеждена: многие трагедии можно было предотвратить, если бы работали специальные социальные службы защиты. В деле профилактики семейного насилия, государственной защиты жертв насилия зияет большая дыра. Государство обязано нам помогать. В европейских странах и в Америке существуют законы, согласно которым насилие в семье считается преступлением, организована сеть кризисных центров для женщин и мужчин, созданы «убежища», где жертва насилия может скрыться от своего мучителя и получить юридическую, психологическую и социальную помощь. 

– А есть необходимость вмешиваться в семью? Можно ли обойтись без специальных инструментов?

– Неблагополучие семейное уже достигло крайних точек, количество перешло в «качество». Сообщения о жестоких преступлениях в семье для нас стали обыденностью, не воспринимаются чем-то исключительным. Причины этого мне видятся, в том числе, в дефиците гендерного просвещения. Власти страны активно предпринимают меры по улучшению демографической ситуации, но ведь демография – это часть гендерной политики. Современные отцы и матери должны знать гендерные портреты мужчины и женщины в России, знать также, чем они отличаются от стереотипов, полученных ими от родителей, получить навыки уважения к красоте мужественности и женственности, к радости отцовства и материнства.

– У нас не принято распространяться о домашнем насилии, по-этому происходящее, за исключением крайних случаев, редко выходит за пределы семьи. Тем не менее существует ли статистика о количестве семей, живущих с этим? 

– В России нет открытой, доступной статистики по насилию в семье. Если опираться на данные специалистов, работающих с жертвами жестокого обращения, насилие совершается более чем в половине российских семей. Имеются в виду все его виды: физическое и психологическое. Каждый год от рук мужей погибает около 15 тысяч женщин. Около двух миллионов детей ежегодно избивают родители. Насилию подергаются и женщины, и мужчины, но мужская агрессия отличается от женской.

«Зять забаррикадировался в квартире с моим внуком, он грудной. Матери, моей дочери, там нет. Очень беспокоимся. Дважды вызывали милицию, зять их не пустил. Что делать?» – это один из недавних звонков, который поступил в кризисный центр. По этическим причинам я не могу назвать ни имя обратившейся женщины, ни города, из которого она звонила. Как вы думаете, какой срочный совет можно дать в такой ситуации? Я порекомендовала обратиться к дежурному по городу и объяснить, что угрозе подвергается жизнь грудного ребёнка. Тогда действия будут самыми срочными.

«Не могу жить с мужем, – говорит женщина, которая пришла в центр вместе с сыном. – Мы из Киргизии. Я не работаю. Двое взрослых детей, муж мучает меня. Сил больше нет. Что делать? Куда идти? Он забрал деньги, мои вещи. Дети всё видят, говорят: уходи». Таких обращений много. Сейчас у меня в работе восемь дел о преследовании женщин мужьями, партнёрами. Полиция не может им помочь. До тех пор пока не совершится трагическое событие, женщине некуда обратиться. Дела иногда даже возбуждают, но потом закрывают за отсутствием состава преступления. Хотя за границей женщине выдают охранный ордер, в нём оговаривается даже расстояние, ближе которого мужчина не может к ней подойти, устанавливается запрет на телефонные звонки. Чтобы возобновить общение, мужчина должен пройти курс реабилитации в течение девяти месяцев. У нас такого закона нет. 

– Чем женская агрессия отличается от мужской?

– Женщина очень часто использует психологическое насилие: оскорбление, упрёки, мужчина применяет физическую силу. Агрессия женщины и мужчины равновелика. Женщина так же жестока, как и мужчина, в том числе и по отношению к детям. Посмотрите, сколь мстительны женщины и сколь мстительны мужчины, когда брак распадается. Эти истории мы можем увидеть в СМИ, когда бывшие супруги выносят свои отношения в публичное пространство. 

Мы говорим об особенностях мужской и женской агрессии, хотя в моей практике были случаи, когда мужчины говорили о том, что их истязают женщины. Обычно представители сильного пола стыдятся об этом говорить, и напрасно… Потому что их гендерные роли потом воспроизводят дети.

– Чем вы можете объяснить всплеск агрессии, который произошёл в последние годы?

– Человеку, как любому живому существу, присуща агрессия. Нас отличает то, что своей агрессией мы можем управлять – сдерживать либо направлять в другое русло, сублимировать. В прежние годы накопленная агрессия сдерживалась моралью, обществом. Вспомните собрания, на которых подробно разбирали личную жизнь семьи (кстати, замечу, что я против таких мер). Сейчас компенсационные факторы исчезли, всё, что сдерживалось, вырвалось наружу. Прибавьте к этому воздействие некоторых СМИ, которые в красках описывают сцены насилия. У зрителей и читателей появляются примеры, которыми они могут оправдать свои действия. 

– Верно ли то, что ситуация с семейным благополучием в Иркутской области невыгодно отличается от других регионов?

– Да, это так. Количество социальных сирот в Иркутской области самое большое в Сибирском округе. Это один из главных индикаторов семейного неблагополучия. Чтобы знать, почему так происходит, нужны серьёзный анализ ситуации, научные социальные исследования, известные населению. Я также считаю, что одной из причин является то, что на протяжении веков Иркутская область была местом тюрем и ссылок и остаётся такой и сейчас. Здесь есть особая наследуемая криминальная культура, сформированы маргинальные слои, у каждого своя ментальность, свой способ нападения и защиты. 

– Судя по названию «Кризисный центр для женщин», люди к вам обращаются в самых острых, безотлагательных ситуациях. Это правда? 

– Чаще всего да. Но, слава богу, появились другие обращения и запросы, когда женщина понимает, что в отношениях что-то неладно, и хочет это изменить. Люди начинают понимать, что отношения нужно строить и этому можно научиться. Хорошо, что к нам приходят супружеские пары, матери с детьми и отцы с детьми.

Появились обращения женщин в связи с дискриминацией по признаку материнства. Таких женщин достаточно много. Вот один пример. Женщина вышла из декрета раньше времени, она хотела работать на своём прежнем месте и иметь ту же зарплату, с которой она ушла в отпуск. На это ей предложили уволиться. Женщина отказалась. В итоге работнице создали такие условия, что она не могла полноценно работать, заказов для неё не было. Соответственно, не было и оплаты. Она не смогла выдержать прессинг и ушла. Сейчас она готовится к судебному процессу. 

– Чем вы можете помочь людям, которые обращаются в ваш центр?

– Первое – человек должен осознать реальность, в которой он находится. Понять, что происходит с ним и с отношениями, принять ответственность за свою судьбу на себя. Очень часто люди в своих бедах винят кого-то другого. Женщина наиболее уязвима в тот момент, когда она заявляет мужчине, что хочет уйти. Тогда мы даём ей план безопасности, спрашиваем, на кого она может опереться, рассказываем, как она должна говорить с супругом, какие аргументы может привести, учим, как правильно обращаться в полицию. Хотя полицейские неохотно реагируют на такие заявления. Потому что зачастую полицию привлекают не как защитника, а как дополнительный ресурс для устрашения партнёра, который оказывает насилие. А потом женщина просто забирает заявление обратно. 

Очень часто у женщины наблюдается синдром выученной беспомощности. Её всё время контролировали, ревновали, ругали. Она и хотела бы уйти от мужа, но не может решиться. К этому прибавляется то, что, как правило, ресурсы (квартира, машина, деньги) находятся в руках у мужчины. Женщине уйти некуда и не на что. 

В Иркутске нет ни одного убежища для женщины с детьми. Это может быть просто квартира, социальная гостиница закрытого типа. Мы обращались с предложением создать такой центр в нашем регионе к городским и областным властям, но не получили положительного ответа. Хотя в соседней Монголии убежища успешно действуют, при них есть автомобили. Женщина может позвонить и попросить о помощи, за ней и её детьми приедут и отвезут в центр, где она будет под охраной и под защитой государства. Одновременно решается вопрос о юридической помощи таким женщинам.