издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Нелёгкая атлетика

  • Записала : Елена КОРКИНА

Пробираюсь в манеж «Байкал-Арены», чтобы поговорить с иркутским тренером Юрием Коноваловым. Его фигура возвышается в центре зала, он машет мне рукой: «Подходите!» Тренировочная жизнь кипит, так что Юрий Алексеевич разговаривает со мной без отрыва от производства. Спустя час я ухожу, а его окружает стайка девчонок с капризными просьбами больше их не оставлять. Поводом для нашей встречи стала победа супруги и одновременно подопечной Коновалова Марии в Нагойском марафоне, но вскоре речь заходит о специфике женских тренировок и попадания в российскую сборную, спортивных деньгах и семейных успехах легкоатлетического семейства, талантах и достижениях.

– Юрий Алексеевич, начнём, как и договаривались, с марафона. Есть у него какая-то специфика? 

– Это первый в мире чисто женский марафон. Прекрасный марафон, очень хорошая организация. 

– Он престижен, но не входит в число топовых?

– Есть ещё «золотая» серия World Marathon Majors. Это марафоны в Берлине, Лондоне, Бостоне, Нью-Йорке и Чикаго. Мария участвовала два или три раза в лондонском и четыре в чикагском. В Лондоне у нас не получалось: пока манежа не было, тренироваться и выходить зимой на высокий уровень было тяжело. А в чикагском она три раза занимала третье место, в том числе в прошлом году.

– Правда, что в Нагойском марафоне порядка 15 тысяч участниц?

– Это финишировало 15 700, а стартовало около 30 тысяч. Почти все из них – любители бега, которые платят взнос пять тысяч йен (50 долларов). Элитных, приглашённых спортсменов не так много – человек 16. Из России Мария была одна.

– Вы ставили цель победить?

– Перед поездкой она показала определённый результат, и я сказал: «Ты готова очень хорошо, лучше, чем в Чикаго, должна выиграть». У неё появился опыт, мы отработали тактику. В марафоне ведь, если бежишь вторую половину быстрее, чем первую, будешь в выигрыше. Я всегда говорю: «Маша, марафон начинается с 35-го километра. 35 пробежала и забудь про это. У тебя остаётся семь, их ты и должна бежать». И она с 35-го по 42-й убежала от латвийки Прокопчук, которая на этой дистанции была второй. Там вообще была сильная компания, но у нас всё получилось и в тактическом, и в психологическом смысле.

– Среди соперниц была и прошлогодняя победительница Риока Кизаки, которая стала третьей. Все эти имена имели значение или спортсмен ориентируется только на собственные ощущения, бежит в своём темпе?

– Марафон – длинная дистанция, за 2,5 часа обо всём успеваешь по-думать. В этот раз Маша говорила, что на 18-м километре была длинная горка, на которой Прокопчук решила всех проверить, ушла вперёд. Маше казалось, слишком тяжело, устала, а потом перетерпела – и стало легче. 

– После 42 с лишним километров спортсменки в состоянии ощутить радость от победы?

– Конечно, если выиграла – эйфория, а если плохо прошла – слёзы. 

– А какая в целом атмосфера на марафонах?

– Вы не представляете, что это такое, когда стартуют, например, 50 тысяч человек: последний бегун пересекает линию через час после старта элитных спортсменов. За границей участвовать в марафоне очень престижно. Если ты пришёл на работу с медалью участника марафона, к тебе относятся с большим уважением, чем к простым смертным. 

– У нас отношение к марафонам более прохладное?

– Давайте организуем. Выйдет максимум человек сто, потому что у нас люди не готовы, бегать у нас негде. За рубежом, в том же Лос-Анджелесе, бегает масса народу, потому что вдоль берега специальные дорожки для бегунов шириной три-четыре метра, все стадионы открыты, не нужно платить аренду. А у нас придёшь – и тебя пинками выкинут. Как Машу в 2008 году из «Труда». 

– Не пустили, потому что…

 – Не знаю. Директор стадиона распорядился. И такое было. Конечно, обидно: готовимся к Олимпиаде, а нас выталкивают, чуть не до драки дело доходит. В Барселоне мы пришли на Камп Ноу, тренируемся. Потом к нам подходят служащие, говорят: «Вы извините, у «Барселоны» через час тренировка, вы не могли бы закончить пораньше?» А в России человеку, мужчине особенно, легче выпить бутылку пива или водки, чем себя истязать физически. Тем более что это абсолютно негде делать.

– Тем не менее с момента подготовки к пекинской Олимпиаде с местами для тренировок стало полегче? 

– Во-первых, у нас построили стадион на политехе. Дорожка там хорошая, условия более-менее. Всё-таки «Труд» износился: последний раз дорожку в 1979 году меняли, бегать по ней тяжело. Во-вторых, манеж открыли (лёгкоатлетический манеж в «Байкал-Арене». – Прим. авт.), это большое облегчение. На «Труде» пыль страшная висит, масса народу. Здесь условия гораздо лучше. 

– Если условия лучше, то и успехов у спортсменов должно быть больше?

– У нас только в прошлом году 182 медали с чемпионатов и первенств России.

– А если сравнить с тем, что было, скажем, 10 лет назад?

– Давайте ещё 20 возьмём, когда у нас была очень сильная лёгкая атлетика…

– Это не одно и то же, тогда всё работало на советских дрожжах. И потом, с чем-то же нужно сопоставлять результаты.

– Да, но важно учитывать, что в начале 1990-х рождаемость детей была низкая, поэтому сейчас приток спортсменов меньше. Население в Союзе было 200 с чем-то миллионов, а теперь 140. Появилось много видов единоборств – то же каратэ или айкидо, – куда люди тоже идут, то есть дети растекаются по разным видам спорта. И голодные годы повлияли: дети по физическим характеристикам теперь слабее, талантов меньше.

– Ситуация может измениться в лучшую сторону?

– Пока у нас не создадут хорошие условия, нет. Вот чем отличается наш спорт от американского? У них нет уроков физкультуры, там сразу распределяют: ты лёгкой атлетикой занимаешься, ты регби, ты футболом. То есть спортивный принцип подготовки присутствует изначально, и дети с удовольствием занимаются. У нас физкультура – один из способов наказания, ребятишки на неё идут неохотно.

– Справка, освобождение, раздевалка…

– Именно. У каждого человека есть свои предпочтения, но их не учитывают. Студенческий спорт там тоже очень развит, способных спортсменов в университеты даже из-за рубежа привлекают. У нас студенческий спорт – это нуль. Вообще никакого спорта нет.

– Когда смотришь чемпионаты мира и Олимпийские игры, кажется, что в Иркутске большого спорта не многим больше, чем студенческого: если и выступают за область, то тренируются и живут всё равно не здесь. 

– Я не скажу, что у нас всё совсем плохо, потому что знаю другие регионы, где вообще…

– Где хуже, чем у нас?

– Мы никого не знаем с Чукотки, Сахалин раньше был спортивный, теперь нет, от Еврейской автономной области ничего не слышно и не видно. И таких много. А есть регионы бедные, но тратящие деньги на спорт. Вот Мордовия – небогатая республика, но прославилась на весь мир. Чувашия такая же. В том же Питере деньги есть, но вкладывают их в политически выгодные футбол и хоккей. А наши хоккеисты как на Олимпиаде выступили? Вот. Медали-то завоёвывают трудовые люди из регионов.

– Иначе говоря, всё упирается в финансы.

– Конечно. Любой регион зависит прежде всего от губернатора. Если он даст достаточно денег на развитие спорта, то спорт живёт, если нет, спорт начинает гаснуть. Вот у нас большая беда: нет молодых тренеров, остались одни старики. Потому что ДЮСШ стало меньше, ставок меньше, молодые ребята не могут найти себе работу, а если нашли, получают 10–12 тысяч. Это мизер. Поэтому человек закончил институт и ушёл куда? Менеджером, в продажи каких-нибудь конфет. И получает 40–60 тысяч в месяц. Многие уходят в фитнес-клубы, там тоже больше платят.

– Продолжим тему денег. Как вы относитесь к выступлению спортсменов за разные регионы?

– Перезачёт сейчас модное направление. Да, это деньги, но если нет денег, ты и не выступаешь. Спортсмены – они же не вечные, им нужно зарабатывать, чтобы потом нормально жить. И если те же футболисты могут заработать на контракте, то у нас пахать приходится всё время: если хорошо готов и хорошо выступишь, ты получаешь деньги. Нет – нет.

– Коммерческие марафоны, в которых участвует Мария, – это тоже во многом способ заработать на жизнь. А почему она закончила выступать в сборной, ведь результаты она показывает примерно те же, что и 10 лет назад?

– В 2010-м нас вызвали в сборную и сказали: «Маша уже в возрасте, надо, чтобы она молодым не мешала». Мы подумали: «Прекрасно, будем тогда деньги зарабатывать на марафонах». А сейчас нас обратно позвали, потому что молодёжи нет, а она бегает на том же уровне, на котором была. Сказали «до свидания», а теперь уговаривают.

– Вы планируете уговориться?

– Я хочу, чтобы она что-нибудь выиграла, подтвердила свой высокий уровень. Например, чемпионат Европы на десятке. Но всё зависит от того, как поведут себя руководители спорта.

– Отсутствие Марии на лондонской Олимпиаде – это тоже вопрос к руководителям спорта или вы не участвовали в отборе?

– Её просто не взяли, хотя нормативы она выполнила. 

– Такие своеобразные схемы отбора используются нередко?

– Очень часто. Мы же в такой стране живём, где всё не по законам, а по понятиям. Смотришь спринт – спортсмен восьмой на России, а потом попадает в сборную. Могут и вовсе без отбора взять. Ещё есть определённые тренеры, которым доверяют, элита. Если он скажет: «Мой завоюет такую-то медаль», спортсмена возьмут. Вот Сильнов в 2008-м не отобрался, а потом выиграл золотую медаль (прыгун в высоту Андрей Сильнов занял только четвёртое место на чемпионате России, однако победил на Олимпиаде в Пекине. – Прим. авт.).

– То есть, грубо говоря, сильнейший через любое сито пройдёт?

– Конечно. Сильнейший есть сильнейший, он всегда себя покажет. Если не сейчас, то в другой период.

– Вы тренируете супругу довольно давно…

– Она пришла ко мне в 1993 году. Представляете, сколько лет! Мы начали с ней работать, и она уже в 1994 году показала довольно высокий результат в беге на три тысячи метров. В 1995-м заняла 6-е место на чемпионате мира, это был её первый успех. 

– Сложно быть тренером собственной жены?

– Сложнее работать с детьми. С Марией мы начинали ещё в молодости, я знаю её характер. Ей говоришь: надо сделать это, тогда покажешь такой-то результат, получишь такие-то деньги. А ребёнок – это твой ребёнок. Он взбрыкнёт, и ты ничего не можешь ему сказать. «Не буду» – и всё. Вот у меня две дочери и один сын. Обе дочери курят, и я не могу никак побороть эту привычку.

– К спорту пытались привлекать?

– Пытался, но у девчонок другие интересы.

– Вы не в восторге от организации спорта в России, тем не менее из своего сына сделали  спортсмена.

– Я отвлёк его от улицы. Он закурил, я его вовремя остановил, начали вместе бегать, ему понравилось. Лёгкая атлетика человека воспитывает и физически и духовно, чтобы тренироваться, надо иметь какие-то бойцовские качества, терпение, силу духа. Это было своего рода воспитанием. Сейчас Юрию 22, он мастер спорта, чемпион России среди юниоров, квалифицированный спортсмен.

С появлением «Байкал-Арены» тренироваться и тренировать стало комфортнее

– Вам бы хотелось каких-то конкретных достижений в дальнейшем?

– Я хочу, чтобы он просто стал хорошим человеком, специалистом. Спорт – это не вечно.

– Тем не менее вы всю жизнь в спорте, в спорте ваши жена, сын, брат.

– И племянник Алексей. Он тоже чемпион России. Брат – многократный чемпион СССР.

– Чем объясняется семейная страсть к лёгкой атлетике?

– Наверное, многое зависело от меня. Я начал заниматься, понравилось, привлёк брата, иногда даже заставлял его тренироваться. 

– Родители спортом не увлекались?

– Никогда. Мы жили в деревне, у нас были хорошие школьные преподаватели, которые были увлечены своим делом. Уроки физкультуры проходили хорошо, бегали кроссы, на лыжах ходили. Мы с братом проявили себя – отличиться же всем хочется, были лучшими в школе и пошли дальше.

– Между вами ведь была конкуренция, соревновательный момент присутствовал?

– Иван сильнее меня.

– Неприятно это осознавать?

– Не сказал бы. У мужиков это легче. Болезненно воспринимают девчонки.

 – Но ведь считается, что мужчины более нацелены на результат, на победу.

– Девчонки более стервозные. Они не терпят конкуренции, им тяжело тренироваться в группе. Допустим, собрались четыре-пять спортсменок равного класса, они начинают между собой конкурировать, и рано или поздно группа распадается. У мужиков такого нет, они могут тренироваться вместе, а сильные девчонки всегда тренируются поодиночке, очень ревностно относятся к успехам других. Если кто-то лучше пробежал, начинаются капризы, «я не буду»… Но если спортсменка хорошая, приходится подстраиваться под неё.

– В случае с вами и вашей супругой кто больше подстраивался?

– Тут дело другое, у нас совместные задачи. Но всё-таки больше я, потому что я в одном лице и тренер, и массажист, и медсестра, и повар, и психолог. И во всей России так: нет специалистов. Спортивных врачей с 1991 года не выпускают: был один институт в Тарту, а сейчас он за границей. Да и отношение у нас такое… На это машут рукой. Мы, конечно, можем прийти к врачу, но такого контакта, как, например, в Германии, нет. Там специальный физиолог, он всё проверяет, обсчитывает, даёт информацию… Нам же приходится прилаживаться к нашей жизни. 

– За счёт чего тогда можно конкурировать с теми странами, где подготовка спортсменов на совершенно ином уровне?

– Сила духа. Характер русский. Мы же побеждаем, войны выигрываем. Мы не избалованы хорошей жизнью, более непритязательны, поэтому и физических и духовных качеств у нас больше.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры