– Михаил Николаевич, вы являетесь самым молодым министром в региональном правительстве. Конечно, молодость – тот недостаток, который у всех быстро проходит. Но всё-таки возраст вам не мешает?

– Мне никогда возраст не мешал. В моём понимании, он вообще не может быть пре-пятствием, если ты настроен на работу. С другой стороны, я привык к такому положению. Я начал работать ещё со студенческой скамьи. Сначала вёл спортивные группы, потому что сам достаточно серьёзно занимался спортом, в основном карате. В 1998 году начал работать уже официально, с трудовой книжкой. Моё первое место работы – Центр санитарно-эпидемиологического нормирования и гигиенической сертификации экспертизы Минздрава РФ. Одновременно учился и окончил МГУ с красным дипломом. Меня всегда интересовала госслужба. На мой диплом были очень хорошие отзывы, и мой рецензент, который работал в администрации президента, предложил «не губить себя» в коммерции, а идти прямиком в госслужбу, и помог с трудоустройством. 

Проработав год в московской мэрии, я попал в правовое  управление, которое впоследствии стало правовым аппаратом правительства. Начал, естественно, с низших позиций. Учитывая, что мне на тот момент было всего 22 года и я был самым молодым сотрудником аппарата правительства за всю историю, это было очень неплохое начало. В советское время существовал негласный ценз, согласно которому человек моложе 35 лет вообще не мог попасть в Совет Министров. Считалось, что к 35 годам уже сформировался некий кругозор, наработан определённый опыт. Но время диктовало «курс на обновление», молодёжь пошла в органы госвласти, и так уж получилось, что «первой ласточкой» стал я. Когда я туда попал, средний возраст и в самом деле был очень высоким,  – многим  работникам было 70–74 года. 

Не могу сказать при этом, что я себя некомфортно чувствовал. Людей старше себя всегда расценивал как учителей, но при этом у меня была своя позиция. Поэтому и сейчас считаю, что мне выпала редкая возможность соприкоснуться с очень высоким уровнем знаний, профессионализма и так называемой «штабной культурой», которые были у «старой гвардии». Я был удивлён исключительно доброжелательным отношением к молодёжи, которое нашёл в аппарате правительства РФ. Честно говоря, готовился к худшему. Но оказалось, что обстановка очень рабочая, уважительная и даже отеческая, в хорошем смысле слова. Ну а параллельно с работой я преподавал в разных вузах столицы, преимущественно вечерами и в выходные дни. Одновременно был научным сотрудником в Высшей школе экономики. 

Москва – Иркутск

По работе постоянно приходилось взаимодействовать и с Госдумой, и с Советом Федерации. Однако когда мне поступило предложение приехать сюда и поработать, я долго не раздумывал, собрался и приехал. 

– Почему? У нас все в Москву стремятся уехать, а вы – наоборот.

– Очень хотелось перемен. Может быть, и возраст наступил такой, когда нужны кардинальные решения. Мне исполнилось 30 лет. У меня на тот момент было 9 лет стажа в «Белом доме», что, по нынешним меркам, достаточно хороший опыт. Появились предложения выходить на руководящие позиции в федеральные органы власти. Я защитил кандидатскую диссертацию, был советником в правовом департаменте, что по нашим, чиновничьим, понятиям очень неплохо. Выше – это уже политические должности, а советник – это вершина экспертной иерархии, серьёзная и самостоятельная работа. Но я убеждён, что на одном месте слишком долго работать нельзя, потому что начинаешь рано или поздно прикипать и если не деградировать, то уж точно останавливаться в своём развитии. 

Меня всегда слегка угнетало, что не удаётся поездить по стране. Съездить можно было только на какое-то совещание или мероприятие. Честно говоря, к нам трепетно относились, мы были той высококвалифицированной прослойкой, которую старались максимально закрыть от внешних контактов, чтоб «не увели». Интерес к сотрудникам органов госвласти очень высок, это не секрет. Они обладают многими качествами, которые при приёме на работу расцениваются как явные конкурентные преимущества. 

Конечно, можно и 40 лет провести в таких тепличных условиях, но жизни ты не увидишь. Навсегда останешься в неком аквариуме и будешь смотреть на мир из-за стекла. И мир всегда будет другим, нежели ты его себе представляешь. 

– Вы не пожалели, что ушли?

– Я считаю, что жалеть – это вообще неправильно. Жалеть можно, если ситуация раскрылась не так, как ты ожидал. Но когда ты чего-либо ждёшь, всегда проигрываешь. Поэтому я стараюсь ничего не ждать, а думать о том, что должен сделать. Мой внутренний принцип – будь готов ко всему. 

Совершенно точно могу сказать, что не ждал, что здесь всё будет просто, особенно учитывая, в каком тяжёлом экономическом положении находится область. Имущественный комплекс, который сам по себе является крайне конфликтной сферой, также в тяжёлой ситуации. Всё это я понимал изначально и потому особенных иллюзий не строил.

Но могу сказать, что многие вещи для меня оказались приятной неожиданностью. Например, высокий профессионализм коллектива, достаточно неплохой уровень подготовки специалистов. Есть и проблемы, но они не настолько велики. Просто система требует настройки, как хороший музыкальный инструмент. Кардинальных кадровых перестановок я не делал. Думаю, хороший руководитель должен, прежде всего, «лепить из того, что есть». Изменения я делаю по принципу эффективности, но стараюсь никогда не руководствоваться критерием «свой – чужой». Если работают профессионалы, они найдут общий язык. Мне кажется, что он найден и эффективность не заставит себя ждать. 

– Есть такой популярный тезис, который постоянно озвучивается на федеральном уровне: государство – неэффективный собственник. 

– Это аргумент, которому можно противопоставить другой: государство – эффективный собственник. Да, мы имеем негативный опыт. Но ведь надо понимать, из чего он сложился. Происходило первоначальное накопление капитала, был слом эпох и так далее. Но опыт показывает, что и частный собственник далеко не всегда эффективен. Мировой кризис только лишний раз напомнил об этом. Поэтому всегда должен быть баланс между государственным участием в экономике и участием частных субъектов. Залог успеха – в умении поддерживать этот баланс. 

Государство не должно заниматься предпринимательской деятельностью ради простого извлечения прибыли. Оно должно заниматься бизнесом настолько, насколько есть в этом общественная, социальная необходимость. Только тогда мы можем говорить об эффективности государства как собственника. 

Эффективность социальной направленности

В конкурентной среде государство, наверное, в самом деле бывает неэффективным собственником. Но у нас очень много задач социальных, не решать которые мы не можем. Более того, кроме государства, их вообще никто не решит. Например, есть у нас Дорожная служба, которая является коммерческой структурой и должна приносить прибыль. Но случилось ЧП, завалило снегом отдалённые поселения. У муниципалитета нет денег и нет техники, чтобы расчистить завалы самостоятельно. Значит, мы, как государство и как акционеры, вынуждены просить Дорожную службу выполнить некую социальную задачу за свой счёт. Мы понимаем, что это прямая потеря, но не можем ведь бросить людей на произвол судьбы. Поэтому мы всё время балансируем. Обычно, когда говорят об эффективности, подразумевают прибыльность, но для государства эффективность – это ещё и решение социальных задач. Например, если у нас нет крупных сбоев в коммунальной сфере, значит, мы уже можем говорить о том, что государственная собственность работает эффективно.

– Думаю, немногие рискнули бы на вашем месте именно ЖКХ привести как пример эффективности…

– Система ЖКХ, которую мы имеем, – это наследие прошлой эпохи, и выбирать не приходится. У нас очень сложное положение: не допустить сбоев сейчас, это наша важнейшая социальная задача, и одновременно перенастроить систему и сделать её более прозрачной, гибкой, управляемой. Для этого мы начинаем применять методы государственно-частного партнёрства. Это попытка освободить областной и муниципальный бюджеты за счёт привлечения частного инвестора. Мы берём объект коммунальной инфраструктуры, проводим конкурс и отдаём объект в пользование частному предприятию, оставляя право собственности за государством. Частнику ставятся чёткие задачи: реконструировать, улучшить, оснастить. Его расходы включаются в инвестпрограмму, через тариф в течение определённого времени он может их возместить. Мы провели четыре конкурса в Усольском районе и увидели, что у инвесторов есть заинтересованность. Это очень интересный механизм, просто его побаивались оттого, что он новый. Сейчас механизм начинает работать и наша задача – максимально довести его до людей. Он должен помочь нам разобраться с бюджетными проблемами и выйти наконец из режима бесконечного латания дыр. Концессия предполагает, что придёт инвестор, мы ему отдадим объект в пользование, и он станет им заниматься, получая прибыль через тариф. Нормальная экономическая ситуация. Задача муниципалитетов – проследить, чтобы всё было в порядке, инвестор исполнил все обязательства в полном объёме. 

– Какие самые насущные задачи у минимущества Иркутской области?

– Прежде всего, это земельный вопрос. В области, которая обладает огромным земельным ресурсом, складывается парадоксальная ситуация, при которой земли постоянно не хватает. Мы не можем исполнить областной закон о бесплатном предоставлении земельных участков, ряд других законов. Политика федерального центра по решению жилищного вопроса, в том числе по строительству малоэтажного жилья, может просто захлебнуться, если не предпринять сверхусилий.

 Мы в этом, конечно не заинтересованы, поэтому совместно с министерством строительства разработали программу, которая позволяет стимулировать развитие комплексной и малоэтажной застройки. Формируется перечень земельных участков, на которые будут заходить инвесторы для массового строительства. Программа принесёт определённые плоды, но системно проблему не решит. Сейчас главная задача – это инвентаризация. Первые результаты уже появились. За прошлый год мы провели 32 проверки и выявили огромное количество нарушений на суммы, исчисляемые миллиардами. Причём это не прямые хищения. Где-то имущество не оформлено или им распоряжаются с превышением полномочий. Например, на землях учреждений осуществляется незаконное жилищное строительство. Конечно, мы пытаемся отрабатывать ситуацию. Государство должно получить то, что ему причитается, от этих действий. В Гражданском кодексе это называется «упущенная выгода». Если раньше государство этим не занималось, то теперь наша задача – установить здесь порядок. 

Мы просим граждан, которые покупают жильё, очень внимательно относиться к документации. Если потом возникнет скандальная ситуация, разводить руками будет поздно. Приобретение квартиры – это не поход в магазин. Люди квартиру покупают порой раз в жизни. Нужно не полениться и проверить, куда ты несёшь свои деньги. К сожалению, у нас зачастую пренебрегают этой элементарной мерой, а потом возникает проблема обманутых дольщиков. 

– Хотите заставить всех застройщиков играть по правилам?

– Берите шире. Наша задача – максимально вывести из тени все отношения, связанные с управлением собственностью. Все привыкли к тому, что управление имуществом – это, мягко говоря, «серая» сфера. Отчасти причиной такой репутации служат те недоработки, о которых я говорил. Кроме того, имущественный комплекс – очень конфликтная сфера. Здесь сталкиваются разные интересы, и как только ты переводишь проблему в публичную плоскость, становишься очень уязвимым. Нельзя остаться хорошим для всех. Принимая решение, ты всегда невольно удовлетворяешь одни интересы и мешаешь другим, вызывая скрытое или явное противодействие. Всё это понятно, и даже в определённом смысле хорошо, потому что позволяет вычислить, кто за этим стоит. 

С другой стороны, накопилось много проблем и многие претензии справедливы. В России есть субъекты, где государственное влияние в бизнесе велико, а есть такие, где оно практически сведено к нулю. В Иркутской области очень сложная ситуация. Как министр имущественных отношений, я бы даже сказал, что положение бедственное, потому что в области осталось совсем немного активов. Сохранить их и хоть как-то приумножить – наша главная задача. 

Бедственная ситуация, которая сложилась в имущественном комплексе, во многом связана с тем, что существовало много интересов и они удовлетворялись порой не вполне законными методами. Думаю, поэтому опасения обоснованны. Однако не может быть, чтобы целая отрасль постоянно находилась в упадке. Нужно её поднимать всеми силами и средствами. При этом нередко приходится совершать откровенно непопулярные действия, попадая под критику. Однако не критикуют, как известно, только того, кто ничего не делает. Судить нужно по результатам. «Делай, что должен, и будь что будет».

– Можно сказать, что это ваш жизненный принцип?

– Наверное. Только не надо воспринимать выражение «будь что будет» как готовность к неуправляемым последствиям. Скорее уж это готовность к субъективной оценке твоих действий заинтересованными и незаинтересованными лицами. Если ты видишь объективную пользу, которую могут принести твои действия, нужно делать, чётко прогнозируя последствия. Если уж принимаешь какое-то решение, принимай его с открытыми глазами. 

Например, любое эмоциональное отношение к собственности должно быть подкреплено экономическими расчётами. Будет значительно хуже, если мы получим объект и потеряем его только потому, что не смогли обеспечить его содержание. Такие прецеденты, к сожалению, имеются. Например, получили здание, средств на его восстановление нет, денег на охрану тоже. Налетели вандалы, подожгли, испортили. Возбудили уголовное дело, поймали, они понесли наказание. Эффективность органов власти налицо, объект потерян, все недовольны. Возникает вопрос: за что боролись? Любое управление предполагает очень гибкий и динамичный подход. От какого-то имущества нужно освобождаться, какое-то, наоборот, приобретать. 

– Кстати, об эмоциональном отношении к собственности. Что будет с ТЮЗом?

– Больной вопрос. Откровенно скажу, мы очень много спорили по этому поводу. С одной стороны, есть эмоциональное желание сохранить театр за областью. Оговорюсь, я тоже хочу его сохранить. Но есть ещё и сухой экономический остаток: на какие средства мы сделаем ремонт и будем его содержать? Будем искать, конечно, и найдём, раз губернатором поставлена такая задача. В данном случае это вопрос политической воли, потому что здание – культовое для города, да и для области. Но в общем и целом мы должны ставить эти вопросы. «Живи по средствам» – это не нами придумано и в полной мере относится и к областному имущественному комплексу. 

Кто в доме хозяин

Ещё одна черепаха, на которой базируются наши подходы, – повышение управляемости акционерных обществ, в которых имеется областная доля. Конечно, если она ниже 50%, то всё сложно, и это понятно. Но если уж она выше, мы хотим наладить порядок, чтобы все очень чётко понимали, кто в доме хозяин. К сожалению, сложилась такая ситуация, когда о собственнике вспоминают в последнюю очередь. Вроде как предприятие само по себе, а собственник сам по себе. Мы против такого подхода. Несмотря на то что на директоров компаний не распространяется закон о госслужащих, тем не менее мы их предупреждаем, что они не имеют права использовать полулегальные схемы, документация должна быть чистая, чёткая и прозрачная. Более того, задачи, поставленные собственником, должны быть выполнены. Именно для этого создан механизм балансовых комиссий. Теперь мы собираем директоров предприятий не реже чем раз в два месяца, а порой и чаще. То есть минимущество, как прилежный акционер, занимается управлением предприятиями, выполняет свои прямые обязанности. На самом деле есть два подхода к управлению – принцип рантье и принцип менеджера. В первом случае ты вкладываешь деньги и потом получаешь доход, не вмешиваясь в сам процесс. Во втором ты активно участвуешь в управлении, действуя по ситуации. Мы предпочитаем именно второй вариант.

– Он уже даёт результаты? Если можно, в цифрах.

– Если в цифрах, можно сказать о том, что наши предприятия начали выигрывать конкурсы, которые они раньше не выигрывали. Соответственно, мы ждём от них очень большой прибыли. Возьмём «Облкоммунэнерго», у которого пару лет назад инвестпрограмма была около 20 млн. рублей. Совместными усилиями со службой по тарифам, министерством ЖКХ мы подняли её до 1 млрд. Это означает, что ситуация с крайне изношенными сетями, которые валятся от одного прикосновения, будет потихоньку исправляться. Значит, не будет перебоев с электричеством там, где они могли возникнуть, а государственное унитарное предприятие принесёт области прибыль. 

– Не слишком корректный вопрос. Когда Александр Битаров подал в отставку с поста первого зампреда правительства, этот шаг связывали с вашим именем…

– Видимо, Александр Семёнович решил, что я придерживаюсь других взглядов на управление имуществом. Просто разные подходы разных профессионалов. Но разные подходы, разные мнения – это не повод для конфликтов. Более того, я даже не очень понимаю, почему этот вопрос возник. Думаю, об этом лучше спросить у самого Александра Семёновича. Я совершенно серьёзно заявляю, что у меня никакого конфликта не было и нет. 

«Дочка у нас – настоящая сибирячка»

– Жена, ребёнок тоже переехали в Иркутск?

– Переехали – не то слово. В сентябре у нас здесь, в Иркутске, родилась первая дочка. Рожали во втором Иркутске, так что дочка у нас – настоящая сибирячка. Жена, кстати, с удовольствием сюда перебралась. Она у меня с Урала, в Москве в последние годы не очень комфортно себя чувствовала. Столица стала очень тяжёлым для жизни городом. Ту Москву, в которой я родился и вырос, я люблю и сейчас. Но сегодняшняя вызывает у меня много болезненных переживаний. У каждого из нас есть чувство Родины. Так вот, моё чувство Родины никак не может вместить в себя многих вещей. Например, строительство сити в историческом центре города я не могу принять и считаю, что это потеря для города и его архитектуры. 

– Иркутск в этом плане поспокойнее?

– В Иркутске есть какая-то тонкая, даже нежная атмосфера, несмотря ни на что. Конечно, проблемы старого города видны невооружённым глазом, но есть в нём настоящая русская прелесть, неповторимое лицо. Его можно любить или не любить, но равнодушным остаться нельзя. Я приехал сюда и сразу почувствовал, что это мой город. 

– Хотите сказать, что вы надолго?

– У меня нет внутреннего ощущения, что надо всё бросить и уехать. Честно скажу, мне до сих пор поступают предложения вернуться на какие-то должности. Но я не считаю нужным их принимать и скакать с места на место. Я к своей работе отношусь всерьёз. Если бы считал иначе, я бы, наверно, и в госслужбу не пошёл, а пошёл бы в коммерцию. Везде интересно, особенно там, где нас нет. Но я сейчас здесь и чувствую, что могу принести пользу. По-моему, это основная задача госслужбы. Ведь если ты хочешь просто зарабатывать, для этого есть масса возможностей. Я всегда считал, что госслужба – это романтика духа. Здесь в основе всегда должен быть чистый мотив, потому она и называется «служба», от слова «служение».