Будто

мимо

прошел он —

таинственный

гость

не сосед

и не друг

словно ангел

из бездны

и ушел,

оставляя лишь дым

фотографий

да ложечку

пепла,

стакан молока

и перо

у стены —

на полу

в полутьме.

* * *

Утро подобно

улитке

рождается

в пене

прибоя,

на битом
стекле,

папиллярных

узорах

при встрече Сатурна

и Ночи

в лакунах

уснувшего

севера,

шорохе

мыши

и криках

старухи-

совы.

* * *

Вечером

сны

отступили

за череп

Луны…

Навсегда

выпал снег —

словно глянец

с обложки.

Пунктиром

прочерчены

судьбы

живущих на дне забытья,

на краю горизонта,

у неба.

* * *

Уткнувшись в перья снега

онемели:

наличники, заборы и сугробы,

дрова и стайки,

кладбище и лес.

Байкал закован.

Сердце голомянки

остановилось

в невесомом небе,

где нет ни звезд,

ни слепка пустоты.

* * *

Из правого

кармана

вынимаю:

месяц,

лодочку

и волну.

Вынимаю

из левого:

якорь,

тонкий лоскут

пергамента

и скелет

проржавевших

часов — это все.

Пьяный компас

укажет нам путь

в облаках.

* * *

Красный песок

скрывает

все очертанья.

Вдруг прорастают

крылья,

шипы,

чешуя.

Некогда ждать —

это время

рассыпалось

ртутью.

* * *

Истосковавшихся

за зиму

вам не согреть

удушливым

маленьким

солнцем

апреля…

Вдруг

снова метель

запоет

и заплачет

кикиморой

в ступе?

* * *

Прошу:

пространства

призраков

и одиночества

у грязных улиц,

переулков,

фонарей

и тупиков

подлунных.

Голец Подлунный…

За окном —

светает.

* * *

Здесь

бревна

в камине

байкальских

глубин

будто

руны

из памяти

снов

на бархане

извечном.

* * *

Месяц

в небе

смотрел

на меня

с укоризною —

не понимая того,

как же можно

забыть

телефонный

свой

номер

в обшарпанном

чреве

подъезда

под размытыми

пятнами

окон?

* * *

Перелистываю

этот город

как излюбленный

гроссбух

сдувая песчинки

с крылышек

стрекозы

Пью из горлышка

мутное небо.

* * *

Словно

вернулись

заново

холод,

сырость

и осень

той неразумной

долгою

и перезрелой

весной.